– Ну, в общем, спустя какое-то время Валентин снова объявился и спросил, не хочу ли я отомстить. А кто бы не хотел на моем месте? Я поверил, что у меня появился друг, и даже не поинтересовался, а на кой ему все это сдалось. К тому же ничего глобального от меня не требовалось: он дал мне левые сим-карты и сообщал, когда звонить и что говорить. Да еще обещал замолвить перед тобой словечко за меня. – Матвей надеется, что не краснеет. – Я ведь круто подделываю отцовский голос, и Валентин уверял, что типа Юлиана с ума сойдет, когда ей позвонят с того света. Ну, этим я и занимался. – Он вдруг смущается, потому что Алла не отрывает от него взгляда и жадно впитывает каждое слово.
– А ты узнал, зачем ему это было нужно? – шепчет она, но Матвей качает головой:
– Не-а. Ну, короче, мне это все быстро надоело, к тому же Юлиана оказалась не из пугливых. Я решил сказать Валентину – хватит. Поджидал его в институте, потому что он запрещал звонить. Мол, доверять телефонам нельзя. Ну, я-то не промах. – Матвей вдруг гордо расправляет плечи. – Я знаешь как следить умею! Никто не заметит. Вот и Валентин тоже меня не засек.
– Так ты его ждал в тот день, когда мы с тобой встретились?
К сожалению, Алла совершенно не обращает внимания на его хвастовство.
– Да-да. И узнал, что вы уже женаты. Это меня потрясло. Даже не так – убило.
Матвей замолкает, минуту раздумывая, выпить или нет кофейную жижу, которую сделала Алла, и решает, что пиво ничто не заменит.
– Ну, короче, все. Потом я проследил за ним и увидел, что он встречается с Юлианой. Решил предупредить тебя. А потом Валентин заявился ко мне и сказал, что разведется с тобой, если я изображу конченого психа, когда Юлиана придет меня навестить, – тараторит Матвей. Исповедь дается тяжело, поэтому он хочет поскорее ее закончить. Про стрельбу он не упоминает, чтобы Алла и правда не сочла его психом. А на самом деле он всего лишь любит ее. – Я сдержал слово. Вот только не уверен, что он сдержит свое.
– Но ты даже не представляешь, зачем ему эта Юлиана? – после длительного молчания снова спрашивает Алла.
Она устало потирает ладонями лицо, словно жалеет, что не может сорвать с себя маску обреченности.
– Не-а.
Алла вздыхает.
– Чувствую себя проституткой, которая влюбилась в постоянного клиента.
– Если бы я был твоим постоянным клиентом, то не позволил бы тебе страдать! – пылко возражает Матвей и тут же прикусывает язык. – То есть… Я не хотел сказать, что ты проститутка.
– Забей…
Алла встает и поправляет платье, набираясь уверенности.
– Спасибо за правду. Теперь хоть буду знать, кому обязана своим разводом, – хрипло смеется она.
– Но… но ведь он тебе изменяет. Теперь ты уйдешь от него?
Она задерживает на нем взгляд и вместо ответа усмехается. И ее усмешка настолько откровенная, что больше не нужно никаких слов.
Мир вокруг сжимается до больших глаз четырехлетней Зои. Будь у них с Ильей дочь, она непременно выглядела бы так же. Но вот только эта печаль в не по-детски серьезном взгляде режет сердце на куски.
До этого дня Юлиана не хотела детей, потому что боялась их возненавидеть, как ее собственная мать. Но сегодня она впервые задумалась, что отец заложил в нее больше, чем мама. Конечно, он не смог уберечь дочь от всех ошибок. Какие-то оказались роковыми, какие-то стали лишь пылью на жизненном пути. Но Юлиана не настолько слабый человек, чтобы навсегда зажать себя в тисках неуверенности и страха.
Она паркуется во дворе, правда вместо того, чтобы подняться в квартиру, перебегает через дорогу и находит подъезд Валентина. Косой дождь облепляет лицо тонкой пленкой, от него не спрятаться даже под козырьком. Наконец домофон отвечает властным голосом Валентина:
– Да?
В коротком слове раздражение заглушает усталость.
– Впустишь или продолжишь игнорировать?
Юлиана сама не знает, чего хочет больше – чтобы он прогнал ее или впустил, обнял, приласкал…
Но домофон пищит, и она поспешно заходит в подъезд. На третьем этаже в дверном проеме стоит Валентин. Он явно после душа. На плечи накинута мятая рубашка цвета лайма, небрежно застегнутая на одну пуговицу. Влажные волосы вьются мелким барашком, отчего его суровое лицо уже не кажется таким пугающим.
При виде Юлианы он лениво улыбается и тянет ее за открытую дверь.
– Ты вся промокла, – замечает он. – Откуда узнала номер квартиры?
Он помогает Юлиане снять плащ.
– Инга из центра подсказала. Администратор которая. Ты один?
Она нервно оглядывается, опасаясь увидеть, как из-за угла выходит Алла.
– Уже несколько дней как. Я же говорил, Алла уехала к родителям. А что? Меня ждет сцена ревности?
Валентин притягивает Юлиану к себе и вместо поцелуя прикусывает ее нижнюю губу, заставляя на минуту забыть все вопросы, что крутились в голове.
– Нет, я слишком устала, чтобы выяснять отношения. Но я скучала… – Юлиана прижимается головой к его груди. – Где ты был? Почему не отвечал на звонки? Ты был мне нужен…
– Возникли кое-какие дела, пришлось уехать на пару дней. – Он обхватывает ее за талию и ведет на кухню. – Я как раз собирался ужинать и заказал пиццу. А еще у меня есть красное вино, и оно тебе точно не повредит.
– Не повредит, – послушно повторяет Юлиана и садится на стул на кухне, в которой и развернуться-то негде.
Валентин так легко ответил на ее вопрос, даже не утруждая себя объяснениями, что она не решается их требовать, а вместо этого вываливает на него все, что произошло за последние два дня.
– Илья вернулся. Он в больнице, и у него амнезия, а его мать сошла с ума и твердит, что у нее больше нет сына. Еще я была в детдоме у Зои. Ее так и зовут – Зоя, представляешь? – слова вылетают из Юлианы пулеметной очередью.
Валентин внимательно слушает, одновременно наполняя бокалы, а Юлиана все говорит и говорит, и невольные слезы орошают губы солью.
– И эта девочка такая прелестная, но одинокая, как и я. А еще… – Она вдруг захлебывается словами и закрывает лицо руками, не в силах рассказать про встречу с Евгением.
Плечи сотрясаются от рыданий. Словно в тумане, она чувствует, как Валентин подхватывает ее на руки и целует в макушку.
– Все наладится, – шепчет он. – Вот увидишь. Наша жизнь в наших руках, и будущее, и даже прошлое. Стоит тебе только захотеть, и мы его перепишем.
Юлиане хочется ответить, но вместо этого она устало закрывает глаза.
Переписать прошлое. Разве это возможно?
Инга бежит по улице глубокой ночью, а ледяной воздух ласкает ее обнаженную шею, как чувственный любовник. Те же мурашки, вот только от таких поцелуев недолго и слечь с температурой.
Пришлось сказать парню, что маме стало плохо. Если он узнает, что причина ночного звонка – кошмары Марии, придется объяснить, почему взрослая Маша не может справиться с ними сама. А раскрывать секрет сестры без разрешения Инга не готова, потому что боится огрести по полной, ведь Мария вспыльчива. Да и самой слишком сложно произнести фразу: «Моя сестра побывала в плену у психопата и теперь страдает от панических атак и кошмаров».
Вот только… Неужели снова? Мария утверждала, что справилась с ними. Но полчаса назад она рыдала в трубку, умоляя Ингу срочно приехать. Благо ночью такси пруд пруди.
Инга на ходу достает ключи от подъезда сестры и забегает внутрь. Наверх, вот знакомая дверь. Не заперто…
– Маша! – окликает она и нашаривает выключатель.
Слабый пульсирующий свет озаряет прихожую. Инга закрывает двери на все замки, быстро скидывает на стул уличную одежду и проходит в спальню. Так и есть: посреди разложенного дивана дрожит на простынях худенькая фигурка Маши. Тонкие ручки-ножки, острые ключицы, торчащие колени. Вместо пижамы растянутая футболка с черепами и черные стринги.
– Маша, – ласково шепчет Инга и забирается к сестре. Накрывает их одеялом и крепко обнимает.
В окно без занавесок смотрит луна, и в мигающем свете из прихожей их мир сужается до пространства одного дивана, на территории которого живут лишь они вдвоем. Инга с содроганием вспоминает долгие дни, когда Машу не могли найти. Отчаяние, безысходность, и сумасшедшая радость, когда полиция, наконец, ее отыскала.
– Ты напугала меня. Давненько не было у тебя кошмаров.
Маша постепенно перестает всхлипывать и теснее прижимается к Инге. Еще чуть-чуть, и они одно целое. Как в детстве. Она что-то бормочет.
– Что?
Инга слегка отстраняется, и Маша повторяет:
– Мне приснился сон. Сначала та девица из института. Ну, помнишь, которая… – Ее дыхание сбивается.
– Которая покончила с собой, и все считали, что в этом виновна ты?
– Да. Сначала она кричала на меня, что я – убийца. Царапала мне кожу на голове, выдирала волосы… А затем я вдруг вспомнила…
Ее голос уже не дрожит от слез и страха. Он обретает доселе неведомую Инге жестокость.
– Знаешь, если я и правда виновата, то уже свое выстрадала, – цедит сквозь зубы Маша. – Но это не мешает мне жаждать возмездия.
– Так что ты вспомнила? – Инга нервно сглатывает.
– Вспомнила все. Вспомнила, кто меня пытал, – шипит в темноте Маша и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Ингу. – Но самое главное – я знаю, где его найти. Я знаю, кто он.
III
Четыре года назад…
– Сколько лет парню?
– Семнадцать…
– Да, в таком возрасте на год загреметь в детдом. К тому же бабка, считай, растила его в изоляции да еще на религии была помешана. Любому ребенку в детдоме будет несладко, а этому вдвойне.
– Он уже не ребенок. Смотри, какой взгляд… прям до мурашек. Но бабуля его учудила. Такая верующая, а покончила с собой, наглотавшись таблеток.
– Все они, фанатики, на своей волне…
– Кстати, в детдом он не попадет. Говорят, объявился его папаша и хочет оформить над ним опекунство.
– О как! Отец года прям. Жаль, я раньше не знал, что так тоже можно растить детей.