Она разгибается и подбирает разбросанную по полу одежду. Натягивает на себя платье, дрожащими пальцами пытается распутать волосы. Мельком глядит в зеркало и видит бледное подобие себя. Каштановые волосы растрепаны, искусанные губы кажутся слишком красными на посеревшем лице, словно вся кровь прилила к ним или сам Дьявол этой ночью поставил на них свою печать.
В глаза бросаются ровные стопки книг на полках в книжном шкафу, стоящем в углу спальни. Она пробегает взглядом по названиям, и к горлу подступает желчь.
«Память», «Извлечение воспоминаний», «Жизнь как один миг», «Перепиши свое прошлое»…
Множество книг по психологии – и все, как на подбор, связаны с памятью.
Он похитил мою память…
У вашего мужа амнезия…
Она не помнит собственного сына…
До Юлианы долетают разрозненные отголоски прошлого, кружат вокруг нее, как коршуны. Она и правда чувствует себя живым куском мяса. Оголенные нервы потрескивают в мозгу. Юлиана готова взвыть от напряжения.
Вокруг талии скользят теплые руки, затем плечо взрывается острой болью. Юлиана даже не может дернуться и лишь успевает заметить, как Валентин выдергивает из ее руки иглу пустого шприца.
– Что ты мне вколол?! – взвизгивает она.
– Скоро узнаешь, детка, – спокойно говорит Валентин, выкидывает шприц и достает из шкафа джинсы.
Юлианой овладевает странное отупение. Губы медленно немеют, язык еле ворочается. Она почти не может пошевелиться. Только смотрит, как Валентин одевается, а на душе пусто и тихо. Сил хватает лишь на одно слово:
– Гроссмейстер…
По губам Валентина скользит полуулыбка, но в ней нет ни радости, ни удовлетворения от того, что мышка попалась в мышеловку. Скорее смирение.
– Верно. Но ты не бойся. Я тебя не обижу.
Он подходит к ней, но его черты уже расплываются перед глазами. Юлиана пошатывается, и Валентин нежно подхватывает ее на руки.
– Я тебя не обижу… – шепчет он и растворяется в тумане.
Мария заходит в провонявший носками и сигаретами подъезд. Морщится и зажимает нос рукой. В таком месте не только коронавирус подцепишь, но и бубонную чуму.
Еще никогда в жизни она не собиралась так быстро, но в итоге добралась до жилища Матвея Никольского только через час. Зато ей повезло: из подъезда как раз выходили, и она успела нырнуть внутрь, пока не закрылась дверь. Сейчас, перед его квартирой, на нее вдруг накатывает страх. Что, если она ошиблась? Что, если Матвей здесь ни при чем, и Юлиана упомянула его, лишь бы отвязаться от Марии?
– Дура! – цедит она сквозь зубы, уже не зная, как еще обозвать Юлиану.
Мария звонила ей раз десять, но ответ был неизменен: аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия Сети.
– Ай, к черту…
Мария давит на звонок, но он настолько тихий, что лучше барабанить кулаком. Вскоре внутри раздаются шаркающие шаги, и дверь открывается, а на пороге появляется болезненно худой парень с грустным, даже затравленным взглядом.
– Вы кто? – безразлично спрашивает он и чешет затылок. Сальные волосы слиплись настолько, что кажется, будто он пользуется гелем.
– Забыл?! Я – Мария, журналистка, которой ты рассказал про Юлиану. А она сейчас в опасности! – рявкает Мария и неожиданно для себя и для Матвея припирает его к стене с ободранными обоями. – Я знаю, ты, упырь, заодно с Гроссмейстером. Ты его знаешь как Валентина. Поэтому либо говори, где их искать, либо пеняй на себя!
На лице Матвея отражается легкое замешательство.
– Я неясно выразилась? Не знаю, насколько ты в курсе делишек Валентина, но поверь мне, он – страшный человек! И Юлиана сейчас с ним.
– Я… – робко начинает Матвей и снова замолкает.
– Ну же! – орет Мария и трясет его за шиворот. Заглядывает ему в глаза, пытаясь отыскать в них хоть искорку жизни. – Помоги нам… Прошу тебя…
II
Призрачная вода, даже на вид ледяная, тихо колышется возле кромки травянистого берега. На поверхности озера плавают жухлые листья, а над головой высятся голые островерхие деревья, нагоняя своим видом тоску. Лишь по-осеннему теплый ветер спасает от грусти, и можно было бы насладиться этим днем, но… нельзя.
Нельзя, потому что на плечи Юлианы накинут шерстяной плед, принадлежащий психопату, который обожает экспериментировать с памятью. Нельзя, потому что ее ноги и руки связаны кабельными стяжками, и они безжалостно впиваются в кожу на запястьях и щиколотках. Нельзя, потому что Юлиана только что очнулась от сна, и ей хочется размяться, но все, что она может, это покрутить головой и выгнуть спину.
– Надеюсь, сон был приятным?
Рядом с ней на скамью опускается Валентин и подносит к ее губам бутылку воды с трубочкой. Юлиана опасливо смотрит на нее, но жажда пересиливает. Только напившись вдоволь, она находит силы на иронию:
– В связанном виде, да еще и сидя на деревянной скамье? Ты всегда так спишь? Если нет, то попробуй, и перестанешь задавать тупые вопросы.
Юлиана оглядывается. Неподалеку стоит старый одноэтажный дом, явно сохранившийся с советских времен. Возможно, когда-то здесь была дача какого-нибудь чиновника, но сейчас это не более чем хибара, которая грозит в любой момент рухнуть под тяжестью прогнившей и замшелой крыши. Вокруг дома торчат голые деревья, такие же, как на берегу. Летом здесь должно быть хорошо.
– Чей это дом?
Она хмурится и с надеждой вглядывается в мертвые окна, но не видит ни единой живой души. Кроме Валентина. А стоит взглянуть на него, как сердце снова заходится от страха и боли.
– Мой. Мама жила здесь в детстве, прежде чем переехать на море. Знаешь, мой дед был очень обеспеченным человеком. Оставил приличное наследство, хоть и умер рано. А может, наоборот, благодаря этому не смог промотать все деньги, – размышляет Валентин.
– И зачем ты привел меня сюда? Провести романтические выходные?
– Я думал, тебя гложут вопросы, – пожимает плечами Валентин.
Черный свитер с высоким воротником оттеняет его бледную кожу. На фоне заброшенного особняка со своими небрежно лежащими волосами и темными глазищами Валентин выглядит совсем как вампир-аристократ. Вот только питается он не кровью, а чужими воспоминаниями.
– Я и так знаю, что ты – Гроссмейстер, – огрызается Юлиана. – Меня больше интересует, что за гадость ты мне вколол?
– Я догадался, что ты поверила своей подруге. Не быть тебе актрисой. А что вколол… – снисходительно добавляет Валентин, словно Юлиана спросила его о погоде. – Знаешь, чтобы быстро усыпить человека, нет лучше способа, чем сделать ему инъекцию снотворного. Хотя бы внутримышечно. Это безвредно, в отличие от того же хлороформа, который надо вдыхать некоторое время, чтобы он подействовал, – хмыкает он и, не дождавшись реакции, продолжает: – Так ты хочешь узнать всю правду?
Юлиана молчит, только втягивает носом свежий озерный воздух. И Валентин принимает ее молчание за согласие.
– Ты, наверное, удивишься, если узнаешь, что когда-то давным-давно мы с тобой уже встречались.
Фраза Валентина сбивает Юлиану с толку, и на мгновение она забывает о страхе, вновь взглянув на него как на мужчину, с которым изменяла мужу.
– Тебе было лет десять. А я еще жил в животе у матери. Ее звали Ангелина.
Память неохотно начинает работать, и в голове воскресает давний неудавшийся отпуск на море.
– Невозможно…
– Что мы встретились вновь? – усмехается Валентин и с нежностью поправляет на плечах Юлианы плед. – Я сам не поверил, когда выяснил, что твоя девичья фамилия Белозерская, а твой отец был тем юристом, который отказался потакать прихотям моей бабки. И я понял, что это знак.
– Знак?
Разговор идет по неуютному, какому-то однобокому сценарию. Валентин медленно, наслаждаясь каждым словом, рассказывает свою историю. Которая стала историей и Юлианы тоже. А она лишь изредка вставляет слово, в то время как голова гудит после той дряни, что ей вкололи. Что это?.. Кетамин? Нет, что-то помощнее.
– Да, знак, что я должен провести эксперимент. Самое главное дело моей жизни. На подготовку мне потребовался год. Но оно того стоило, пусть результат и вышел не таким, как я предполагал.
– Странное у тебя хобби – ставить опыты над людьми. Сначала Мария, потом Илья и Лидия. А я на закуску, – храбрится Юлиана.
– Пф-ф, – отмахивается он. – Мария довела до суицида однокурсницу. Родственники отравили твоего отца. Самый безобидный из всех – твой босс-извращенец. Ну и Лизавета. Пришлось припугнуть ее, чтобы она выполнила мою просьбу.
Просьба… Юлиана скрипит зубами.
– А наука всегда требует жертв, – пожимает плечами Валентин. – Наш мозг потому и не изучен до конца, что все эксперименты нарушают права человека и признаны незаконными. Я решил идти своим путем.
– Ты просто одержим идеей памяти.
– Верно. Отчасти в этом виновато наше наследственное заболевание – хорея Гентингтона. Один из симптомов – ранняя деменция. Мать не могла вспомнить, кто я такой. Смотрела на меня – и не узнавала. Отчасти – моя религиозная бабушка-сектантка, которая считала, что наша память и есть наша душа. Отчасти – мое диссоциальное расстройство личности и полное безразличие к человеческим страданиям. Видишь, как сошлись звезды, чтобы получился Я. – Последнюю фразу он произносит с тихой гордостью, и Юлиане снова становится холодно от ужаса.
– И в чем заключался твой опыт надо мной?
– О, – оживляется Валентин и придвигается ближе к Юлиане. Она чувствует, как его дыхание теплым дуновением касается ее лица, – Матвей рассказал мне свою историю. Нет нужды тебе ее пересказывать. – От иронии в его голосе Юлиану передергивает. – Я сразу понял, что хочу сделать то же самое. С тобой. Почему бы и нет? Это ведь так интересно. Изменить память профессионального психотерапевта.
– Действительно, – Юлиана отворачивается, не в силах смотреть на кривую улыбку на губах Валентина.
– А дальше я подергал за ниточки. Некоторое время следил за твоим окружением, чтобы узнать слабые места тех, кто рядом с тобой. Потом подослал к Евгению проститутку и сделал пикантные кадры. Он первым попался на крючок. С его помощью через Лидию я нашел компромат на твоего мужа. Матвей хотел отомстить, но он не знает и половины. Ему казалось забавным разыгрывать тебя, изображая собственного отца. Он же слил информацию о тебе журналистам. А Лиза была нужна мне, чтобы ты оказалась в нужное время в нужном месте и увидела там важные вещи, – загадочно говорит он.