смотрено там же в начале, и это должно произойти гораздо позже, но психологически требовалось разделаться с ней в конце вставки.
Некоторые аналитики (В. Крист, Э. Мейер) даже намечали точный пункт в конце XV песни (стих 590), после которого восстанавливается ситуация середины XI песни — до «Несториды». Это не так. И в конце XV песни еще продолжается вставка. В стихе 667 описано, как Афина рассеяла облако мрака перед глазами ахеян. Что за облако? Его нет нигде перед тем. И в XI песни нет. Зато оно есть в XVII песни! Там много говорится о том, как Зевс защитил ахейцев облаком мрака, а потом, когда оно стало им мешать, убрал его. Так как XV песнь создавалась после XVII, представление об облаке мрака, тяготившем героев, довлело над сознанием певца, и он послал Афину убрать облако.
Но тут обращают на себя внимание два странных обстоятельства. Во-первых, получается, что введены три параллельные мотивировки ахейских успехов вмешательством Посейдона (две простые и одна — с помощью коварства Геры), но «отбой» дан только по одной из них — третьей, исходящей от Геры. И во-вторых, третья по порядку мотивировка, самая внушительная и радикальная («Обольщение Зевса»), помещается уже после многих успехов ахейцев — за ней следует только один успех, правда важный, — контузия и вывод из строя Гектора. Но как же ахейцы безнаказанно действовали до того? Достаточно ли им было лишь того, чтобы Зевс на некоторое время загляделся вдаль?
Более-менее ясно с первыми двумя мотивировками. Они равноценны и параллельно внесены порознь, а подвиги Идоменея, более локальные, введены позже, как и рейд Азия ему навстречу. Вполне очевидно, что третья мотивировка сделана позже обеих, поскольку, если бы она существовала раньше их, в них не было бы нужды. Это подтверждается тем, что многие из уже упомянутых деталей, сближающих XV и XIII песни, связывают именно подвиги Азия и Идоменея с «Пробуждением Зевса»: в этом эпизоде повторяются второстепенные участники тех же повествований.
Были ли какие-либо специальные отмены первых двух вмешательств Посейдона, можно только гадать. Сейчас их нет. Как перед полосой успехов ахейцев, так и за ней есть несколько упоминаний о том, что Зевс сам заботится о славе Гектора, охраняет его и ведет его к победам, — возможно, что этого было достаточно для нейтрализации тех двух акций Посейдона. Но решительная отмена третьей была необходима, и она есть. А она отменяет заодно и все остальные. Почему же эта третья мотивировка ахейских успехов помещается у самого конца полосы успехов?
Есть основания полагать, что она туда сдвинута, а раньше она стояла перед их началом. Дело в том, что с «Обольщением Зевса» в тексте тесно связаны появление троих раненых в XI песни вождей и Нестора с Махаоном, призыв Агамемнона к бегству, отповедь Одиссея и добрый совет Диомеда — идти в бой, невзирая на раны. Трое вождей появляются по обе стороны «Обольщения Зевса» (перед акцией Геры и после нее). Появляется в обоих местах и Посейдон со схожими выпадами против отсутствующего Ахилла.
Так вот, не только сама акция Геры и Гипноса помещена слишком поздно, но и в гораздо большей мере — призыв Агамемнона к бегству, совершенно неуместный и непонятный в начале XIV песни. Ведь в это время как раз ахейцы одерживали успехи: хоть сражение и шло внутри укрепления у кораблей, в течение всей XIII песни Аякс, Идоменей и Менелай совершали подвиги, избивали троянцев; на левом конце их ободрял Посейдон, и «скоро бы слава ахеян полной была над троянами» (XIII, 676-677), а в середине вот-вот бы «с стыдом от судов и от кущей ахейских Трои сыны отступили под шумную ветрами Трою» (XIII, 723-724). Гектор кричал Парису:
Погибает сегодня, с высот упадает
Троя святая! Сегодня твоя неизбежна погибель!
(XIII, 772-773)
В довершение всего на небе показался орел по правую руку от ахейцев — доброе предзнаменование: «вскричали ахейские рати, все ободренные чудом» (XIII, 821-822). А предстояло впереди самое крупное достижение этой полосы успехов — вывод из строя Гектора. Ахейцы были на подъеме.
В этой обстановке сетования Нестора на «нерадостные» дела не очень уместны. Он «видит: ахейцы бегут, а бегущих преследуют с тыла гордые воины Трои» (XIV, 14—15). Как он это увидел, непонятно. Только что изображалась совсем другая картина:
Устремились трояне
С криком ужасным...
Крикнули вместе и рати данаев: они не теряли
Мужества и нажидали удара героев троянских...
(XIII, 832-835)
Напрашивается вывод: весь этот обширный эпизод — «Обольщение Зевса» вместе с появлением трех раненых вождей и Нестора с Махаоном — стоял прежде не перед контузией Гектора (XIV песнь), а гораздо раньше — перед всей полосой ахейских успехов. То есть либо сразу после XI песни, где три вождя были ранены, либо, скорее, после ХП песни, в течение которой троянцы штурмовали ахейскую стену и под конец взяли ее. Вот там действительно концовка была подходящая для горестных восклицаний Нестора и уныния Агамемнона: «Кругом побежали ахейцы к черным своим кораблям...» (XII, 470-471) Объяснимо тогда и то, почему детали Х1П песни повторяются в «Пробуждении Зевса» (XV песнь), но не в «Обольщении Зевса» (XIV песнь): прежде «Обольщение» стояло впереди повествования с этими деталями и не могло их повторять.
Почему же оно, созданное для помещения перед слабыми мотивировками ахейских успехов, перед первыми вмешательствами Посейдона, оказалось после них? Да именно потому, что, когда оно было перед ними, эти мотивировки, эти вмешательства становились излишними. А между тем они, эти красивые появления Посейдона, были уже тесно сплавлены с аристией Идоменея и подвигами Аякса, и было жалко все это терять. Певец предпочел перенести «Обольщение Зевса» подальше, к самой контузии Гектора, оторвав раненых вождей от поражения ахеян. Оставалось сгладить некоторые шероховатости, вставить несколько стихов о Посейдоне тут и там — и вставное повествование готово. Оно растянулось на две с половиной тысячи строк (а с «Патроклией» — более трех тысяч), и в эллинистическое время, когда Зенодот делил «Илиаду» на песни (или «книги»), он нарезал в этой вставке 4 песни («Патроклия» — пятая).
8. Торопись медленно. Или: спеши с прохладцей. Пословица эта известна у немцев: Eile mit Weile. Была и у древних римлян: Festina lente. Почему она помянута здесь, станет ясно из дальнейшего.
Мы рассмотрели, как скорее всего происходило расширение «Илиады». Однако певцы должны были заметить, что такое расширение сильно растянуло миссию Патрокла. Посылая в XI песни Патрокла удостовериться, не Махаона ли Нестор вывез из боя, Ахилл просил друга поспешить. На приглашение Нестора зайти посидеть Патрокл отвечает отказом. Он объясняет, что спешит, так как Ахилл рассердился бы, если б его посланец осмелился задержаться.
Выполнив поручение Ахилла и узнав много нового, Патрокл устремился вдоль кораблей к Ахиллу, но... прибыл к нему лишь в XVI песни. Конечно, все эти песни охватывают события одного дня, но событий этих очень много, и создается психологическое ощущение большого интервала времени. Нужно объяснить, где Патрокл пробыл все это время, чем вызвана задержка миссии. Выход был найден — встреча с раненым Эврипидом.
Для этого Парису пришлось его ранить в правое бедро вскоре же вслед за Махаоном, на левом конце фронта. Когда Патрокл бежал к Ахиллу (на правый конец), он пробился мимо кораблей Одиссея, расположенных на середине лагеря, «где площадь и суд был народный» (XI, 806), повстречал Эврипида, который шел, хромая, с побоища. Таким образом, они оба двигались в одну сторону, были попутчиками. Эврипид просил Патрокла вырезать из раны стрелу и помочь ему врачеванием. Патрокл отвечал, что, хоть он и спешит, но не оставит страдальца. И повел Эврипида в шатер (чей — не сказано), где и занялся врачеванием. Оно оказалось успешным: «кровь унялася, и язва иссохла» (XI, 847).
Тем не менее в XIV песни Патрокл еще сидит в шатре у Эврипида (выясняется, что это был все-таки его шатер). Доколе ахейцы бились еще перед стеной, вдали от судов, Патрокл услаждал Эврипида разговором, тяжкую рану осыпал лекарствами, утоляющими боли. Но когда он увидел троянцев, устремившихся за стену, и услышал тревожный крик ахейцев, он сказал Эврипиду, что дольше не может с ним оставаться и должен спешить к Ахиллу. «Так говорящего, ноги его уносили» (XV, 404).
Сообщая Ахиллу в XVI песни («Патроклии») о ранении вождей, Патрокл в числе раненых называет и Эврипида, хотя Махаона не упоминает. Это показывает, что Эврипид был внесен в поэму отдельно от Махаона: Махаон — с «Несторидой», при включении XVI песни, а Эврипид — после включения песен ХН-ХУ. Одна деталь помогает уяснить, что вставку всех кусков про Эврипида делал один и тот же певец. Прощаясь с Эврипидом в XV песни, Патрокл говорит: «Пусть благородный сподвижник тебя утешает, а сам я...» (XV, 400) Слушатель ни за что не может догадаться, кто этот благородный сподвижник. Очень свежей должна быть память об XI песни, чтобы вспомнить, что там Эврипида в сенях его шатра встречал сподвижник (соратник, возница, колесничий, у Гнедича переведено как «служитель»). Певец держал его в памяти. Ему это было нетрудно, если все куски про Эврипида он сочинял одновременно.
9. Эпос и политика. Итак, складывается следующая картина образования этой гигантской вставки. Сначала между XI и XVII песнями появилась «Патроклия» (XVI песнь) и для ее включения — «Несторида» (последняя часть XI песни). Затем между ними появилось повествование о штурме стены Гектором и Полидамантом (основа XII песни). Далее оно было продолжено повествованием об успешном наступлении ахейцев во главе с Аяксом на Гектора и троянцев, возможно взятое из старого эпоса (ибо не отвечает основной линии сюжета) и введенное с помощью акции Посейдона (основа XIII и XIV песен). Потом в оба повествования вошли эпизоды борьбы Идоменея с Азием и другими троянцами, и включение их было мотивировано новой акцией Посейдона. После этого было сочинено великолепное мотивирующее обрамление — «Обольщение Зевса» для начала успехов ахейцев (между XII и XIII песнями) и «Пробуждение Зевса» для конца, а за «Пробуждением» стали собираться разные (в большинстве не очень новые) куски повествования об успехах Гектора в борьбе с Аяксом (песнь XV).