Los Angeles Times. Коллинз полностью отрицал свою причастность к этой утечке информации. К тому времени им было недовольно его собственное руководство, поскольку вся эта история могла повредить ожидаемому двукратному увеличению финансирования НИЗ. Как отметил один из ученых государственного проекта, «участие в подобной утечке информации стало бы для НИЗ политической катастрофой»{176}.
Тим Хаббард, сотрудник Института Сенгера, 5 марта направил Салстону, Моргану и другим адресатам служебную записку, в которой объяснялись мотивы организации утечки:
Многократные заявления официальных представителей Celera о своих благородных намерениях широко освещались в прессе. Из данного письма, как и из других опубликованных документов (см. журнал «Форбс») явствует, что в реальности их подход весьма циничен [sic!] и заключается в стремлении к наибольшей прибыли независимо от последствий для мировых медицинских исследований. Существует всего один геном человека, и они, очевидно, стремятся заблокировать доступ к максимально возможному объему данных, невзирая на то, что это затормозит как научные, так и коммерческие исследования и разработки.
«Может быть, мы просто завидуем Celera после ее успехов с геном дрозофилы? – риторически спрашивалось в записке. – Разумеется, нет: сотрудники Celera необоснованно преувеличивают свои достижения».
Коллинз и члены его группы нередко снабжали информацией двух журналистов Los Angeles Times, Пола Джейкобса и Питера Госселина. В данном случае их оповестили о письме от Wellcome Trust заблаговременно, что дало возможность написать статью и опубликовать ее на первой странице{177}. Они процитировали слова Тони Уайта о нарушении доверия, которое может сорвать любые дальнейшие переговоры о совместной работе: «Публикация этого письма в печати – чистая гнусность». На следующий день, когда меня попросили дать комментарии, я выразил то же мнение, подтвердив, что публикация этого письма, в лучшем случае предвзятого, а в худшем – искажающего действительность, была организована таким образом, что лишила меня возможности ответить на него в срок.
На следующий день газета Washington Post написала: «Если публикация этого письма должна была усилить давление на Celera, то она потерпела неудачу… Исследования Celera ведутся исключительно успешно, и, пользуясь своими данными в сочетании с информацией, полученной в рамках государственного проекта, компания рассчитывает опубликовать полную последовательность человеческих генов в текущем году, то есть на три года раньше срока, установленного для проекта “Геном человека”. Это означает, что честь одного из величайших достижений современной науки выпадет на долю Celera, а не ученых, потративших годы жизни на участие в официальном проекте расшифровки генома»{178}. В тот же день я вновь подчеркнул, что Celera по-прежнему заинтересована в сотрудничестве, и что в упомянутом письме «радикально искажена» наша позиция по вопросу о защите прав интеллектуальной собственности.
Через несколько дней нас поддержал также Джерри Рубин, заявивший газете The New Times, что представители НИЗ, возможно, оказывали на нас слишком жесткое давление: «Не думаю, что директор компании, котирующейся на бирже, может позволить себе отдать всё, что у нее имеется. В ходе расшифровки генома дрозофилы Celera и лично я полностью соблюдали дух и букву заключенных соглашений». По словам Джерри, требования к Celera о публикации ее данных звучат странно, поскольку она уже обнародовала гораздо больше информации, чем ее конкуренты{179}. Один из журналистов отметил, что «проект расшифровки генома человека, предположительно одно из благороднейших начинаний человечества, все больше и больше напоминает вольную борьбу в грязи»{180}. Наконец, кое-что понял и Джон Салстон: «Многие обвиняли меня в забрасывании противника грязью, в ревностной охране своей территории… Я вступил в мир политики»{181}. Он также согласился с тем, что утечка письма была серьезной ошибкой.
А чуть позже выяснилось, что у Коллинза и Моргана имеется еще одна козырная карта, однако и она была бита. К тому времени благодаря росту цен акций, а возможно, и публикации данных о хромосоме 22, акции Celera резко подорожали. Действуя через Нила Лейна и сэра Боба Мэя (в настоящее время – лорда Мэя Оксфордского), научных советников соответственно президента Клинтона и премьер-министра Тони Блэра, Морган вел активную лоббистскую работу, добиваясь, чтобы оба главы государств выступили с совместным заявлением о правах интеллектуальной собственности на гены человека. После тщательной редактуры и нескольких отсрочек, в период, небогатый новостями, Белый дом решил организовать пресс-конференцию с участием Коллинза и Лейна. И вот на церемонии присуждения Национальных медалей в области науки и техники президент Клинтон заявил следующее:
В этом соглашении с максимальной недвусмысленностью говорится о том, что наш геном, то есть книга, в которой записана вся человеческая жизнь, принадлежит каждому представителю человечества. Проект “Геном человека”, финансируемый Соединенными Штатами и Великобританией, требует от получателей грантов, чтобы они публиковали расшифрованные последовательности в течение суток. Я призываю все остальные страны, ученых и корпорации следовать этой политике и уважать ее дух. Прибыль от исследований генома человека должна измеряться не в долларах, а в степени улучшения жизни людей.
Сэр Боб считал эти слова «обычным заявлением о принципах», которое может «повлиять на моральный климат» и «скорее укрепить, а не ослабить рынок». Лейн соглашался, что оно всего лишь подтверждает существующую политику: «Никто не размахивал флагами, никто не сказал, что это заявление – указание на неверный курс…»
Однако после встречи с представителем Белого дома Джозефом Локхартом у журналистов сложилось другое впечатление. На утреннем брифинге для прессы он сообщил, что президент намерен ограничить патентование результатов генетических исследований; об этом упоминалось и в интервью радиостанции CBS, и на неофициальной встрече с шумной компанией репортеров, набившихся в офис Локхарта. Этот шаг рассматривался как тяжелый удар по биотехнологическим компаниям, включая Celera.
Когда фондовый рынок, находившийся тогда на пике «необъяснимой активности», резко отреагировал на эту новость обвалом курса акций, Белый дом немедленно попытался загнать разрушительного джинна обратно в бутылку. В обеденное время Лейна неожиданно вызвали на брифинг для прессы. Еще не зная о драматических событиях на фондовом рынке, он заявил: «Хочу с полной однозначностью подчеркнуть, что заявление президента никак не связано с продолжающимися переговорами между государством и частным сектором»{182}. Присутствовавший на брифинге Коллинз воспользовался возможностью и сообщил представителям прессы, что государственная программа реализуется с опережением графика и в рамках выделенных ассигнований. С явным злорадством он признался: «Я счастлив находиться здесь в знаменательный день, когда руководители свободного мира выразили поддержку важнейшему принципу свободного доступа к последовательностям человеческого генома»{183}.
На пресс-конференции прозвучала тема «скандала с ребятами из Celera», и один из репортеров спросил, состояла ли цель заявления в том, чтобы «способствовать возвращению Вентера и компании Celera за стол переговоров, а также заключению формального соглашения о доступе к их информации». Лейн ответил, что совместное заявление «касается всех», а Коллинз повторил знакомое заклинание: «Речь идет не только о патентовании, но об оперативной публикации данных».
Когда какой-то другой журналист указал на «происходящее на глазах стремительное падение акций», Лейн ответил, что «не видит никаких причин» связывать это с теми или иными выступлениями. «Насколько мы понимаем, Celer a поддерживает данное заявление, – добавил он, однако через несколько секунд признал: – Я не знаю, известили ли Celera заранее о его содержании». В заключение он сказал нечто, вряд ли тогда успокоившее акционеров: «Мы стремимся к повышению жизненного уровня людей, и в заявлении изложены принципы, которые, на наш взгляд, способствуют достижению этой цели».
Заверения Лейна и Коллинза не возымели никакого действия, и на следующий день курс акций продолжал падать. Только Celera за два дня потеряла почти 6 миллиардов долларов оценочной стоимости, а весь рынок биотехнологических компаний – около половины триллиона долларов. Сегодня сэр Боб утверждает, что в заявлении «говорились разумные вещи», а рынок отреагировал на него «извращенным способом… [он] давно искал предлога для корректировки». Нил Лейн назвал реакцию рынка примером того, как «сравнительно мелкие события, происходящие в Белом доме, могут иметь серьезнейшие последствия».
Я находился на пути к тому, чтобы стать первым миллиардером от биотехнологии, однако стоимость моих акций уже в первые часы падения сократилась более чем на 300 миллионов долларов. Год назад я продал свою яхту, поскольку был слишком занят исследованием генома и она была мне не нужна, однако вел переговоры о покупке прекрасной сорокаметровой шхуны на юге Франции, предвкушая возможность вскоре выйти в море под парусом. Я даже организовал покраску мачт. Судно требовало наличия команды в 12 человек, само оно стоило около 15 миллионов долларов, а его эксплуатация обошлась бы мне еще в 2–3 миллиона в год. Владелец шхуны, родом из Германии, следил за рынком и повел себя порядочно, когда я сообщил, что вряд ли смогу позволить себе эту покупку. За нарушение контракта мне пришлось заплатить 30 тысяч долларов.