Для перевоза домов короля и герцога де Лерма потребовалось четыреста пар буйволов, которых сопровождали две тысячи человек, занимавшихся расчисткой и выравниваем дорог, которые из-за снега, дождя и грязи стали непроезжаемыми. Для обеспечения этого королевского переселения Вальядолид и ее окрестные поселения лишились почти всех своих лошадей и буйволов, так что многим высокородным особам, проглотив гордость, пришлось перебираться верхом на ослах и до самого Мадрида ехать в масках, чтобы не быть узнанными при таком позоре. Другим повезло еще меньше, и они были вынуждены шлепать по грязному и жидкому месиву дороги пешком, волоча свой скарб на собственных плечах. Картина этого многотысячного шествия для ее участников и наблюдателей представляла собой зрелище исхода, оставшегося в их памяти на долгое время.
Сервантес предположительно покинул Вальядолид в конце осени 1605 года, то есть месяца за два до официального объявления о переезде двора в Мадрид. Об этом свидетельствует отсутствие его подписи на ходатайстве того времени, которое его сестры подали властям для получения задержанного служебного жалованья их погибшего брата Родриго. Скорее всего, в те месяцы и на протяжении большей части 1606 года Мигель находился вместе со своей женой Каталиной в ее доме в Эскивиасе. В этот период семья Сервантесов снова оказалась разделенной. Его сестры Андреа и Магдалена вместе с племянницей Констансой и его дочерью Изабель поспешили вслед за своими клиентами в Мадрид, где снова организовали пошивочную мастерскую. Сам Мигель вместе с Каталиной окончательно расстались со своим жильем в Эскивиасе к концу 1606 года и воссоединились в Мадриде с уже обосновавшимися там Сервантесами после разлуки сроком около восемнадцати месяцев.
24. И снова, и окончательно Мадрид
Мадрид, в котором на этот раз поселились Сервантесы, благодаря переезду в него королевского двора стал быстро развиваться, разрастаться и преображаться. Его население уже перевалило за сто тысяч и по численности уступало только динамичной Севилье. Благодаря вниманию и стараниям короля и его фаворита возрожденная столица стала реализовывать планы широкого благоустройства. Однако, несмотря на усилия городских меценатов, ее дворцы, особняки, госпитали, монастыри и жилые здания по сравнению с другими европейскими столицами по-прежнему выглядели еще относительно скромно. Перед взглядами приезжающих иностранцев Мадрид продолжал представать нагромождением плохо мощенных и неприятных улочек с непривлекательными кирпичными и глинобитными домами. Лишь три – четыре его центральные улицы могли сравниться с их сестрами в больших столицах Европы. Именно здесь была сосредоточена активная деловая жизнь, здесь же расположились роскошные магазины и в этих же кварталах сходились толпы служителей двора, чиновников, предпринимателей, приезжих и нищих.
Несколько месяцев спустя после переезда Сервантес отметил свое шестидесятилетие. Место его проживания в возрожденной столице в первые годы после переселения осталось неизвестным, но с февраля 1608 года он был жителем квартала Аточа прямо за зданием больницы Антон Мартин совсем по соседству с книжным магазином своего издателя Роблеса и с типографией его печатника Куэста. Год спустя он переехал в том же квартале в скромную квартиру на улице Магдалена, где прожил два года. Это были места, где проводили свои дружеские и деловые встречи, обсуждения и диспуты проживавшие в столице писатели, поэты, импресарио-директора театров и актеры.
Основное занятие Сервантеса в эту пору было все больше связано с продажей авторских прав на издание его литературных трудов. Об этом свидетельствуют документы, в которых фигурируют его частые просьбы к издателю о предоставлении ему денег, что говорит об уже ставших обычными для него финансовых затруднениях. Видимо, по этим причинам он прервал работу над своими рассказами и «Назидательными новеллами», рассчитывая подзаработать на пьесах для театральных постановок. Писал он их довольно быстро, затрачивая на каждую пьесу примерно по два месяца. За каждое написанное сочинение в этом жанре он получал около пятидесяти дукатов, что было столько же, сколько получал тогда самый популярный и модный драматург в лице его соперника Лопе де Вега. Это означало, что спрос на его театральные работы оставался достойным. Сумма в пятьдесят дукатов, которую Сервантес зарабатывал за два месяца труда, удваивалась за такой же срок и равнялась примерно плате за одну им написанную новеллу. Другими словами, это было выгодное дело, позволявшее автору за шесть месяцев зарабатывать на пьесах примерно столько же, сколько бы он мог получать за около пяти лет труда над новеллами.
Однако на сей раз его расчеты поправить свое финансовое положение путем написания пьес себя не оправдывали. Так, его самая первая же тогда написанная пьеса «Застенки Алжира» была просто отклонена его старым другом и партнером Гаспаром де Порресом, а вторую под названием «Педро де Урдемалас» постигла та же участь от рук другого хорошего знакомого импресарио-постановщика. Неудача затем постигла и третью в этом ряду пьесу – «Великая султанша». Свое разочарование таким приемом его пьес-комедий Сервантес высказал несколько позже в прологе к своим «Восьми пьесам»: «Несколько лет назад я оказался незанятым и, полагая, что полученные мной в прошлом похвалы могли сохраняться столетиями, снова начал писать пьесы; однако в гнездах прошлого птиц уже не было, то есть я хочу сказать, что не оказалось постановщика, который бы согласился их взять». Эту же горькую мысль он почти повторяет в «Приложении» к «Путешествию на Парнас», отмечая, что «ни постановщики меня не ищут, ни я не выхожу на их поиски».
Особенно неудачно дело сложилось с интермедиями Сервантеса. Это был жанр коротких и, как говорил он сам, «остроумных, веселых и учтивых» реалистических картин текущей жизни или небольших эпизодов комического и необычного характера, взятых из Средневековья. Почти неизменно во всех своих работах для театра автор стремился выразить юмор, сострадание, щедрость или остроумие для удовольствия и назидания зрителей.
Тем временем, пока Сервантес пытался заработать на новых пьесах, «Дон Кихот» уже перешагивал границы Испанской империи. Так, в 1607 году вышло его издание в Брюсселе, в Англии началась работа над его переводом на английский, где он выйдет несколько позже, в 1612 г, а во Франции была опубликована новелла из романа «Бесцеремонный любопытный». В самом Мадриде уже в 1608 году на книжные полки поступило его третье издание. Однако, несмотря на успех книги у растущей читательской аудитории, сам автор не только не получал каких-либо денег от ее переизданий, но и не видел их новых экземпляров. С учетом трудностей сообщения той эпохи Сервантес имел довольно туманное представление о том, что происходило с его работами вне Испании.
Со своими финансовыми трудностями семья Сервантесов продолжала беспокойную материальную и моральную жизнь в возрожденной столице на берегах Мансанареса. Как и в Вальядолиде, Мигель и Каталина снова поселились вместе с четырьмя остальными женщинами своего клана. Теперь уже дочь самого Сервантеса Изабель де Сааведра вступила на путь, проложенный ее двумя тетями и двоюродной сестрой в амурных делах, доставляя немало хлопот всем родным, но больше всего своему отцу В конце 1606 года решительная и опрометчивая Изабель стремительно вышла замуж за некого Диего Санс дель Агила, о котором не осталось почти никаких сведений, а весной следующего 1607 года она родила дочь, получившую имя Изабель и фамилию Санс дель Агила и Сааведра. Но уже в июне 1608 г. после неожиданной кончины Диего дочь Сервантеса становится вдовой. Однако о смерти мужа она печалилась недолго, если печалилась вообще, так как буквально через десяток дней она уже нашла моральное и материальное утешение в руках богатого патрона по имени Хуан де Урбина.
Читатель познакомился с этим секретарем герцога Савойского, когда Сервантес начал встречаться с матерью Изабель Аной Франка, женой владельца таверны в Мадриде. Любвеобильная Ана до вступления в связь с Мигелем и некоторое время после нее сначала была любовницей и содержанкой этого же Хуана Урбино. Ее амурная стезя оказалась настолько запутанной, что ни она сама, ни ее муж, ни Мигель и ни Хуан Урбино не знали, кто из них был отцом ее дочери Изабель, хотя впоследствии Сервантес официально признал ее своей дочерью и дал ей свою фамилию.
Теперь, более двадцати лет спустя, став вдовой, беззастенчивая Изабель становится содержанкой у того же самого патрона, который был любовником ее матери и даже, возможно, ее отцом. Она познакомилась с ним еще в Вальядолиде, будучи замужем за Диего дель Агила и с учетом ее натуры могла быть уже тогда любовницей Урбино. А поскольку Изабель прожила в браке с Диего всего около полугода, то биографы Сервантеса не исключают, что отцом ее дочери Изабель Санс мог быть вполне все тот же Хуан Урбино. В это время пятидесятилетний Хуан тоже жил в Мадриде, но без семьи, поскольку отправил свою жену со старшей замужней дочерью и своей внучкой летом 1606 г. в Италию вместе с детьми своего патрона. Приняв под свою опеку Изабель с ребенком, он поселил ее в одном доме со своей младшей дочерью неподалеку от своего, но во избежание досужих слухов и разговоров оформил аренду помещений на имя своего слуги.
Откровенная женская предприимчивость дочери Сервантеса была столь активна, что всего через два месяца после смерти мужа и будучи под патронажем Урбино она выходит замуж за Луиса де Молина, которому тогда было уже за сорок лет. Судьба Мигеля теперь оказалась переплетенной не только с Урбино, но и с новым мужем его дочери. Луис, подобно самому Сервантесу, был в плену в Алжире, откуда вернулся в Испанию в 1598 году и стал деловым представителем крупной итальянской семьи банкиров Стратта. Его главной работой была должность королевского писаря. Хотя дополнительных фактов о знакомстве или даже деловых связях Мигеля с Луисом не было найдено, тем не менее по косвенным данным создается впечатление, что они были знакомы до брака последнего с Изабель и что даже, возможно, сам Сервантес способствовал его заключению.