Именно Мигель вел очень нелегкие переговоры со своим будущим зятем и любовником своей дочери о брачном контракте, которые удалось завершить подписанием этого документа за десять дней до свадебной церемонии. Согласно условиям контракта, в качестве приданого Изабель должна была внести десять тысяч дукатов, официально передаваемых жениху ее отцом. Однако Сервантес, просивший у своего издателя всего за несколько месяцев до этого небольшую сумму аванса, не располагал подобными суммами.
Как оказалось, деньги на приданое были выделены богатым любовником дочери писателя Хуаном Урбино, на имущество которого по настоянию де Молина была наложена ипотека до полной выплаты суммы приданого. В свою очередь жених брал на себя обязательство жениться на Изабель в течение одного месяца, а в случае отказа должен был выплатить ей компенсацию в размере одной тысячи дукатов. Дом, который снимал Урбино для невесты, должен был перейти в собственность ее малолетней дочери Изабель Санс при сохранении за ее матерью и отчимом права на его пользование.
Такая жесткая борьба сторон за положения брачного контракта не обещала прочных отношений между молодоженами, но их брак продлился двадцать три года. Де Молина отказывался считать брак полноценным до получения от Изабель хотя бы половины обещанного приданого, что заставило ее из-за недоверия к мужу обратиться не к нему, а к своей тетке Магдалине за помощью в получении наследства свой матери Аны Франка для нахождения нужных денег. Довольно скоро между Урбиной и Молиной возникли конфликты по денежным делам, в которых оба наделали ошибок и осложнили расчеты.
Во всей этой запутанной истории на Сервантеса выпало немало хлопот, и он хотел как можно быстрее передать опеку над Изабель и заботу о ее поведении ее новому мужу и устраниться от бесконечных выходок своей довольно беспутной дочери, которая во многом повторяла жизненные скандальные истории своих теток и двоюродной сестры. Ее поведение очень возмущало жену Мигеля Каталину, которой приходилось нередко оказывать дочери мужа помощь и содействие по его настойчивым просьбам. С годами их напряженные отношения становились все более острыми, так что в своем завещании Каталина даже не упомянула имени Изабель, а для нанесения ей еще большего удара назначила ее мужа Луиса опекуном над своим имуществом. И опять-таки в пику своей падчерице она выделила часть своего наследства в пользу Констансы.
К этой затянувшейся семейной драме скоро добавилась и новая, но на этот раз речь шла уже об очередном раунде амурных дел дочери Андреа. Констанса опять попала в историю с одним из своих последних богатых опекунов, которая закончилась ее обращением в суд на этого ухажера по имени Франсиско Ле-аль 18 декабря 1608 года с требованием выплаты ей компенсации, которая после еще одного скандального процесса закончилась получением скромного утешения в размере всего ста десяти дукатов. Проживая вместе с Констансой и двумя сестрами под одной крышей, Сервантес постоянно был вынужден втягиваться в бесконечные дрязги амурных перипетий своего женского клана, не говоря уже о его предполагаемой дочери, и только мечтать о домашнем покое.
Некоторое время его снова начали беспокоить чиновники Казначейства все с тем же делом долгов за работу по сбору налоговых недоимок. Так, в конце декабря 1606 года он получил от них требование вернуть в казну задолженность в размере шестидесяти дукатов и явиться на встречу с ними в течение десяти дней. После представления Сервантесом еще одного отчета и письменных объяснений по данному живучему вопросу власти, видимо, остались удовлетворены полученными уточнениями и после этого больше к нему не возвращались. В свободное от скандальных и разных финансовых историй время Мигель продолжал заниматься литературной деятельностью, встречался с коллегами по перу и писал новые работы. Помимо многих моральных и материальных хлопот он все чаще испытывал проблемы со здоровьем.
Будучи сыном своего строго религиозного века с невероятным числом монастырей, служителей церкви, монахов и монахинь, различных братств и общин, посвящавших свою деятельность памяти многих апостолов и святых, Сервантес, как и тысячи его соотечественников, с возрастом начал все больше и активнее вести более праведную жизнь, заботясь о своем благочестии перед приближением конца земной жизни и переходом к жизни небесной. В соответствии с духом и практикой времени в апреле 1609 года Мигель вступает в качестве брата в «Братство рабов святейшего причастия». Эта религиозная община была основана тогда совсем недавно и набирала в свои ряды преимущественно людей из мира литературы и искусства, среди которых вместе с Сервантесом оказались некоторые его друзья и знакомые по общему занятию. Таковыми были Лопе де Вега, Кеведо, Салас Барбадильо, Висенте Эспинель, Велес де Гевара и многие другие.
Для нас осталось неизвестным, все ли братья обязывались в полной строгости соблюдать установленные общиной правила, которые должны были регулировать образ жизни ее членов. Сюда, например, относились нормы ношения монашеской одежды в виде шерстяной накидки, воздержание от еды и соблюдение поста в определенные дни, полное воздержание, каждодневное участие в церковных службах, упражнения в духовности, посещение больных в госпиталях и оказание им помощи, а также ведение скромного образа жизни. Сам Сервантес следовал всем установленным нормам и порядкам братства в полной и строгой мере. Однако в то же время он до конца оставался верен своему жизненному призванию и как писатель-реалист продолжал в своих произведениях полушутками или полунамеками показывать подлинную картину жизни и поведения служителей церкви, их нередко формальный подход к исполнению религиозных ритуалов, бытовавшую практику суеверий и предрассудков и другие стороны их бытия. Любопытно в этом отношении отметить, что его главный герой Дон Кихот в романе ни одного раза не посещает церкви и не присутствует на мессе.
Такой переход к благочестивой жизни постепенно охватил и других членов семьи Мигеля. 8 июня 1609 года, то есть около двух месяцев после вступления главы семейства в «Братство рабов святейшего причастия», Каталина и Андреа присоединяются к Третейскому ордену святого Франсиска вслед за Магдаленой, которая уже сделала это за несколько месяцев до них. Для женщин это означало расставание со светской жизнью и всей ее декоративной стороной: с этого времени они все носили монашеские одежды своего ордена. Старшая сестра Мигеля Андреа ушла из жизни вскоре после присоединения к этому ордену в возрасте шестидесяти пяти лет. Она умерла от неопределенной формы загадочной лихорадки и не успела даже приготовить свое завещание, что говорит о ее неожиданном уходе. Ей были устроены очень скромные похороны в соответствии с ее положением в ордене. Столь тесно связанная годами совместной жизни под одной крышей семья Сервантесов очень остро переживала кончину Андреа и теперь взяла на себя всю заботу об осиротевшей и беспутной Констансе.
25. Преступное изгнание целого народа
Сама Испания переживала в ту пору один из ее бесславных периодов истории. 9 апреля 1609 года в тот самый день, когда было заключено 12-летнее соглашение о перемирии с Соединенными провинциями Нидерландов, Филипп III подписал страшный по своему значению и последствиям указ о практически полном изгнании из страны всего населения морисков, которое тогда насчитывало около трехсот тысяч человек вместе с женщинами и детьми. Данная бесчеловечная операция по выдворению совершенно ни в чем не повинных жителей из их родной страны будет продолжаться целых пять лет. Она станет мрачной и важной страницей в истории Испании, ее традиций, ее культуры и всего ее народа в целом, поскольку явилась тем чудовищным тупым топором, который отрубал от нее часть ее прошлого, нанося ущерб ее настоящему и деформируя ее будущее.
Распорядившись столь бездушно изгнать из страны целый народ, который более 800 лет был ее неотъемлемой частью, Филипп III лишь приводил к завершению ту политику, которую в отношении морисков начал осуществлять еще его отец вслед за безжалостным подавлением их восстания в Альпухаррасе в ответ на введенные им же притеснения по искоренению их языка, вековых традиций, обычаев, одежды и культуры в целом. Однако политика рассредоточения морисков из Андалузии, где они представляли собой существенную часть населения, не осуществилась тогда полностью по плану властей. В других частях Испании, и прежде всего в Кастилии, Арагоне и Валенсии, по-прежнему существовали довольно крупные сосредоточения морисков, которые оставались верными своему языку, своим традициям и обычаям.
В Кастилии, например, они в основном были лавочниками и всякого рода ремесленниками, которые в своем большинстве проживали в поселениях с преобладающим числом других групп населения. В Арагоне, где они в основном занимались скотоводством, а также в Мурсии и Валенсии, где они были работниками на плантациях фруктов и овощей и составляли около трети населения, из-за разбросанности и малочисленности их мест проживания они подвергались враждебному отношению и даже дискриминации со стороны тех, кто рассматривал себя старыми, или коренными, христианами, считавшими своих соседей-морисков, принудительно недавно принявших христианство, лишь притворными выкрестами, втайне продолжавшими исповедовать мусульманство. Землевладельцы, заинтересованные в сохранении этой трудолюбивой и производительной рабочей силы, пытались защищать морисков от враждебных выходок своих религиозных собратьев, но это было очень трудно сделать.
Коренных христиан раздражало присутствие среди них людей чуждой им культуры, языка и обычаев, которые пытались их сохранить даже физическим сопротивлением применяемому против них силовому давлению в целях их полной принудительной интеграции. Они обвиняли мориеков даже в том, что те якобы были сообщниками алжирских пиратов в их разбойничьих нападениях на берега и суда испанцев, и под разными предлогами превращали в мишени своих нападок и дискриминации, что создавало постоянную напряженность в отношениях между этими общинами. Подобные непрекращающиеся инциденты порождали у старых христиан убеждение, что всю страну следовало очистить от враждебного им, по их убеждению, населения мориеков для сохранения собственной испанской христианской идентичности.