наверняка Жун Цзиньчжэнь решил, что имеет дело с ложной простотой. Она обманула его, одурачила, запутала. Впрочем, это было неудивительно, даже неизбежно: во-первых… Как бы вам объяснить? Скажем, мы с вами боремся на ринге, вы повалили меня на землю, и на бой с вами вышел другой человек из моей команды – вы ведь сразу примете его за опытного бойца, по крайней мере, более опытного, чем вы, не так ли? Вот и Жун Цзиньчжэнь так рассудил – он взломал «Фиолетовый шифр», победил на ринге, вошел во вкус и давно приготовился к схватке с более умелым соперником. Во-вторых, если мыслить логически, только ложная простота может связать две странности воедино, а иначе они противоречат, противостоят друг другу. Жун Цзиньчжэнь допустил «ошибку гения»: он считал, что столь явное противоречие немыслимо, он взломал «Фиолетовый шифр» и хорошо знал структуру шифров высокого уровня с ее искусно переплетенными элементами. Поэтому он не стал отделять одну странность от другой, наоборот, всеми силами пытался их друг с другом связать. А связать их воедино могла только ложная простота.
Словом, гений пострадал от собственной гениальности, попал в западню ложной простоты и не смог из нее вырваться. Значит, в нем была смелость и сила для борьбы с великим противником. Его душа жаждала схватки с гигантом мысли!
Но я не такой, как Жун Цзиньчжэнь, ложная простота страшит меня, приводит в отчаяние, так что эта дорога была для меня закрыта; а когда перегорожен один путь, ногам легко нащупать второй. Как только я подумал о простоте истинной, о «замке» в портфеле, я ощутил восторг, как будто только что нашел выход из тупика, как будто меня привели к двери, которая открывается от простого пинка…
Да, да, вот и сейчас я разволновался, я всегда ужасно волнуюсь, когда обо всем этом вспоминаю, это величайший, чудеснейший момент в моей жизни, я обязан этому моменту своим нынешним спокойствием, умиротворением, даже долголетием. Колесо фортуны повернулось, и небо ниспослало мне всю удачу, какая только есть в этом мире, я был растерян и счастлив, словно вдруг стал крошечным и вернулся в материнскую утробу. Это подлинное счастье: тебе дают все, что тебе нужно, не надо ни просить, ни благодарить, растешь себе, как деревце.
Ах, я так и не смог вполне осознать, что я тогда почувствовал, силюсь вспомнить, а в голове пусто. Припоминаю, что не помчался тут же проверять свою догадку – возможно, потому, что боялся себя выдать, а еще из-за одного суеверия про три часа ночи. Я слышал, что после трех ночи помимо человеческого в тебе пробуждается демоническое, это время, когда дух и ум достигают пика формы, время глубоких раздумий и невероятных идей. Я мерил свой унылый кабинет шагами, как заключенный, прислушиваясь к яростному биению сердца, изо всех сил себя сдерживая, и так до трех ночи; после чего я бросился к вычислительной машине (той, что глава управления подарил Жун Цзиньчжэню, способной производить одновременно четыреста тысяч операций) и начал проверять самую сумасбродную из всех сумасбродных идей, самую тайную из всех тайных мыслей. Не знаю, сколько я вычислял, помню лишь, что в тот час, когда я взломал «Черный шифр», когда как безумный выскочил из пещеры (мы тогда работали в пещере), упал на колени, рыдал и кланялся небу и земле, еще не рассвело, утренняя заря только занималась.
Быстро? Конечно, быстро – «замок» «Черного шифра» все это время лежал в портфеле!
Кто бы мог подумать – «Черный шифр» вовсе и не запирали на «замок»!
«Замок» – ноль!
Ничто!
Абсолютное ничто!
Ох… ох, не знаю даже, как вам это объяснить, приведу-ка лучше пример. Положим, «Черный шифр» – это скрытый где-то в далеком, необъятном небе дом, у этого дома бессчетное, бесконечное количество дверей, все они одинаковы, все заперты, но только одна дверь – настоящая, и она прячется среди бесчисленных ложных дверей, которые невозможно открыть и которые похожи на нее как две капли воды. Чтобы попасть внутрь, сначала тебе, естественно, нужно отыскать в бескрайней Вселенной этот дом, затем найти единственную настоящую дверь среди несметного количества ложных. Когда ты нашел дверь, можно подбирать для нее ключ. Вот его-то у Жун Цзиньчжэня и не было, все остальное он отыскал еще год назад: дом, настоящую дверь, не хватало лишь ключа.
Подбор ключа происходит так: ты вставляешь один ключ за другим в замочную скважину и проверяешь, подходит он или нет. Все эти ключи мастерит сам дешифровщик, полагаясь на ум и воображение. Этот не подошел – пробуй другой, другой не подошел – пробуй третий, третий не подошел – пробуй четвертый, четвертый не подошел – пробуй пятый. И так больше года – можно себе представить, сколько Жун Цзиньчжэнь перепробовал за это время ключей. Кстати, вы, наверно, уже поняли, что хорошему дешифровщику требуется не только гениальный ум, но еще и гениальная удача. Ведь если дешифровщик талантлив, среди бессчетного множества ключей в его душе непременно кроется ключ и от этой двери. Вопрос в том, когда он его обнаружит: в начале поисков, в середине, в конце? Тут велика роль случайности.
Случайности опасной, разрушительной!
Случайности удивительной, животворной!
Однако для меня ни опасностей, ни удач, которые таит в себе подобная случайность, просто не существовало, в моей-то душе никаких ключей не было, я не мог эти ключи смастерить, а значит, не знал ни мук, ни радостей поиска одного среди миллионов. Как вы можете догадаться, если бы та дверь и правда была крепко заперта, я никогда бы в нее не вошел. Но как это ни абсурдно, дверь только казалась запертой, а на самом деле ее всего лишь затворили, толкнешь посильнее – и она откроется. Так и есть, «замок» «Черного шифра» до того абсурдный, что ты не смеешь принять правду, поверить ей, она прямо перед твоими глазами – а ты не веришь глазам, думаешь, что это обман, сон.
Дьявол, сам дьявол выдумал этот шифр!
Только у дьявола столь неистовое бесстрашие и разбойная удаль!
Только у дьявола столь дикий, злобный ум!
Дьявол увернулся от удара гения, Жун Цзиньчжэня, но угодил под лобовую атаку такого варвара, как я. Но небо знает и я знаю, что все это заслуга Жун Цзиньчжэня, это его блокнот вознес меня высоко в небеса, это его несчастье позволило мне постичь тайну «Черного шифра». Может быть, вы скажете, что это произошло случайно, но ведь разгадка любого шифра – это всегда неслучайная случайность, разве не так? Да, неслучайная случайность, а иначе почему у нас говорят, что дешифровщику нужны космическая удача, голубой дым на могиле предков?
Так и есть, расшифровка – это всегда неслучайная случайность!
Ха, что, молодой человек, разгадали вы сегодня мой шифр? Скажу честно: все, что вы услышали – это мой секрет, мой шифр, я никому еще его не раскрывал. Вам, наверно, интересно, почему я вам одному открыл свою тайну, зачем рассказал о своем бесславном прошлом? Потому что я уже стар, мне скоро восемьдесят лет, я в любой день могу умереть. Я не хочу больше жить с дутой славой… [Конец]
Напоследок старик сказал: противник создал «Черный шифр», шифр без «замка», потому что жалкая участь «Фиолетового шифра» позволила ему осознать собственное незавидное положение. Прошлая схватка отлично показала ему, насколько гениален и удивителен Жун Цзиньчжэнь; новый бой лицом к лицу сулил противнику верную гибель, поэтому он пошел против правил, дерзко проделал редчайший, диковинный, подлый трюк.
Никто и представить не мог, что Жун Цзиньчжэнь припрятал козырь покрупнее. Как сказал старик, самым удивительным из всех удивительных способов – с помощью собственного несчастья – Жун Цзиньчжэнь открыл своему соратнику причудливую тайну «Черного шифра», такого в истории криптографии еще не бывало!
Сейчас, когда я вспоминаю историю Жун Цзиньчжэня, думаю о его прошлом и настоящем, о его загадке и гениальности, меня переполняет бесконечное уважение, бесконечная печаль, я прикасаюсь к бесконечной тайне.
Блокнот Жун Цзиньчжэня
Эта часть, как понятно из названия, представляет собой выдержки из записей Жун Цзиньчжэня и дана читателю для справки. Она стоит в романе особняком и не связана, ни прямо, ни косвенно, с событиями, описанными в предыдущих главах, а потому ее можно прочесть, а можно и пропустить. Она, возможно, дополнит общую картину, но если вы решите закрыть книгу – ничего страшного, это никак не помешает вам понять, что за человек был Жун Цзиньчжэнь. Иными словами, «Блокнот» – все равно что аппендикс: есть он, нет его – разница не велика. Именно поэтому я выделил эту часть отдельно, как приложение; по сути своей она является послесловием или постскриптумом.
Итак, насколько мне известно, за время работы в 701-м отделе (1956 г. – ок. 1970 г.) Жун Цзиньчжэнь исписал двадцать пять блокнотов, все они сейчас находятся у его жены Сяо Ди. Но на правах супруги она хранит лишь один из них, остальные двадцать четыре переданы ей по службе, как цензору, и заперты в прочном железном сейфе. Замок сейфа открывается двумя разными ключами, причем вставлять их нужно одновременно. У Сяо Ди на руках только один ключ, второй – у руководителя подразделения. Так что, хотя блокноты отданы ей, ни читать, ни тем более присвоить их себе она не может.
Когда же их разрешат прочесть?
Сложно сказать наверняка: по словам Сяо Ди, к одним, возможно, откроют доступ уже через несколько лет, а в другие и через десятилетия не удастся заглянуть, ведь у каждого блокнота своя степень секретности и своя пора рассекречивания. Что и говорить, для нас те двадцать четыре блокнота словно бы не существуют, все равно что сам Жун Цзиньчжэнь в «Линшаньской здравнице»: он здесь, с нами, но форма его существования такова, что оно неотличимо от небытия, абсолютно бессмысленно, он есть, и в то же время его нет, он жив, и в то же время мертв. И потому мне особенно хотелось увидеть двадцать пятый блокнот, тот, что достался Сяо Ди как жене Жун Цзиньчжэня. Я слышал, что Сяо Ди никому и никогда его не показывала, но все знали, что он у нее. О том, что она забрала его себе, свидетельствуют и официальные записи, документы с ее подписью. Лукавить и отрицать, что именно у нее хранится блокнот, она не могла, но каждый раз, когда я просил одолжить его мне, она лишь цедила сквозь зубы: «Уходите!» Снова и снова она гнала меня, без колебаний, без объяснений, не оставляя мне ни малейшей лазейки. Несколько месяцев назад, когда все пять частей романа были уже написаны, я передал рукопись в 701-й отдел на проверку. Сяо Ди, естественно, была одной из проверяющих; высказывая свои замечания по тексту, она вдруг спросила меня, по-прежнему ли я хочу взглянуть на тот блокнот. Я ответил, что, конечно, хочу. Она велела вернуться к ней на следующий день. Но тем же вечером она сама пришла в гостиницу, где я остановился, и отдала мне блокнот – точнее, снятую с него копию.