Было четыре пополудни, когда Сангулов, распаренный, словно после бани, вылез из палатки. Он тут же сбросил майку и побежал в синих, до колен, трусах, которые называют «семейными», к озеру. И там с разлету плюхнулся в воду и стал ворочаться, как морж, крякая от наслаждения.
— Коля, иди! — закричал он шоферу. — Не вода, а бархат.
Николай все это время гулял по берегу. Он ушел далеко, пристально разглядывая выброшенный волной всякий мусор, и теперь возвращался, неся в кармане несколько мелких ракушек и кусок пенопласта, оторванный от рыбачьей сети. Увидя Сангулова, он быстро сбросил техасы и побежал к нему, стройный, еще младенчески чистый, в красивых плавках, туго охватывавших его узкий таз.
Вышел из палатки и Елагин, схватил Лили за руку и тоже побежал купаться. Смеясь и крича, они влетели в воду, разбрызгивая ее во все стороны, и когда достигли глубины, поплыли в открытый простор.
— Ничего живет, красиво, — сказал Сангулов и подумал о том, что он в молодости воевал, был дважды ранен. И потом, после войны, было трудно. — Так бы и тебе, Коля, жить, как он, а? Не возражаешь?
Но Коли уже не было. Он шел к дюнам поваляться в песке.
Через полчаса сидели, пили чай. И вдруг Сангулов вскочил.
— Какого дьявола время зря теряем. Поехали рыбалить! Не может быть, чтобы в такой вечер не брала рыба. Ну, а если не будет, мотанем обратно. Великое дело — бензин. Я отдам.
— Да разве в этом дело, — сказал Елагин. — Хватит, порыбалили. Мы же сюда приехали отдыхать.
— А рыбалка не отдых? Можешь сидеть в середке, Коля сядет на мотор. Так, Коля?
Коля застенчиво улыбнулся.
— Давайте, давайте!
Елагин посмотрел на небо. Далеко на севере, у самого горизонта, темнела растянутая тучка.
— А он туча идет, — сказал он.
— А, ерунда. Она там как приклеенная. Давайте, давайте! Не верю, чтобы на вечерней зорьке не клевало. — И, не дожидаясь, когда встанут остальные, направился к лодке.
Елагин взглянул на Лили, передернул плечом, как бы говоря: ну что тут поделаешь, — и пошел за удочками. Коля стал наполнять бензином бачок.
— Все же, может, ты не поедешь? — сказала Лили, входя в палатку. — Пусть едут одни.
— Да нет, мало ли что может случиться. Съезжу. А завтра они уедут. Так что ничего… Ладно…
На озере было тихо. Растянутая туча по-прежнему лежала у края северной воды. Ничто не предвещало перемены погоды. Только чайки сидели на отмелях, поджав под себя ноги. Да изредка одна-другая переходила, меняя место.
— Наелись, вот и погуливают, — сказал про них Сангулов. — Днем-то их не было.
Верно, днем их не было.
Через полчаса они уже стояли на утреннем месте и ловили. Клевало, и ничуть не хуже, чем утром.
Сергей ВоронинПриём джиу-джитсу
Я уже собирался уходить, когда на пороге избы показался высокий парень в линялой гимнастерке, с длинными, плоскими волосами, доходившими до плеч.
— Здоровеньки булы, тетка Степанида и приезжий товарищ, которого не знаю! — сказал он еще у дверей, одним взглядом вобрав все: и пустой стол (отметив движением бровей, что это его не устраивает), и меня, допивавшего густое молоко, которого не попробуешь в городе (открытая улыбка на полный оскал крепких белых зубов — дескать, приветствую, рад вашему появлению в наших краях), и саму хозяйку, рослую старуху с большим животом и широкой грудью, словно на ней лежали две ковриги пышного хлеба (ей особую улыбку, с подмигиваньем, — вроде того что живи, тетка, не тужи!). — С праздничком вас!
— Здравствуй, — усмешливо протянула хозяйка, — да ведь праздник еще вчера кончился.
— А для меня персонально еще продолжается, тем более что я не поздравлял тебя.
— Ну-к что ж, поздравляй.
— Вот, поздравляю! Здоровья тебе и так далее, всего лучшего!
Хозяйка потянула руку в буфет за графином.
— Чего матка-то делает?
— Наладилась дрова с Нюркой пилить.
— А ты чего ж не поможешь? — наливая большую стопку из графина и ставя перед гостем, спросила хозяйка.
— Так ведь говорю — праздник у меня. К тому же — кто не работает, то не ест. А они поесть любят.
— Да и ты мимо рта не пронесешь, — накладывая из чугунной латки в тарелку тушеное мясо с картошкой, улыбнулась хозяйка.
— Точно! — засмеялся парень.
— Ну, выпей, коли праздник у тебя.
— Тогда, значит, с Днем Победы! — Парень широко раскрыл рот, запрокинул голову и влил в себя большую стопку. Потряс головой, понюхал хлеб. — Крепка!
— С чистого сахару, не то что кака химия… Да ты ешь, ешь горячее-то.
— А чего я в обед буду делать дома?
— А брюхо как резина. Влезет.
— Точно! — засмеялся парень и стал есть. Но, пожевав, отложил вилку и подмигнул мне, давая понять, что еда куда как не ахти. И тут же, неожиданно для меня, сказал: — Вот это да! Вот это жаркое! Только ты одна, теть Степанида, и можешь так сготовить.
— Чего уж такого вкусного нашел! — смущенная похвалой, заулыбалась старуха. — И твоя матка, моя сестрица, не хуже готовит.
— Ой, не скажи! Ой, не скажи! Не хуже — не знаю, а вот уж что не лучше — это точно! Налей-ка, теть Степанида, еще рюмашку, а то все съем и не замечу.
Хозяйка налила еще стопку.
— А вы чего же, приезжий товарищ, не выпиваете? Теть Степанида, не узнаю тебя!
— Ой, да я с удовольствием, только постеснялась… Ведь у меня самогонка. Может, непривычные вы…
— Нет-нет, — отказался я. — Не пью.
— Только самогонку или вообще? — деловито спросил парень.
— Вообще…
— Врачи запретили или как?
— Да нет, вообще не пью…
— И не тянет?
— Так если не пью, почему же должно тянуть?
— Мало ли… — уклончиво ответил парень и с улыбкой поглядел на хозяйку. — А теперь, теть Степанида, разреши мне выпить за твое драгоценное здоровье, которому не должно быть износу, как моему трактору. — Он посмотрел графин на свет, на окно — много ли там осталось — и наполнил свою стопку. Выпил. Поклевал вилкой жаркое. Оглянулся. — Чистенько у тебя, теть Степанида, уютненько. Вот мне бы такую дал бог аккуратную жену, как ты…
— А ты женись на Танюшке, как раз такая и будет.
— Это еще как погода покажет. До замужества все девки хороши. Потом брак выявляется. Недаром и называется супружество браком.
— Мучаешь ты девку зря.
— Это называется испытанием чувств… А у тебя хорошо. Аккуратность, чистота. Одним словом — гигиена. — Он выпил и отстранил опустевший графин. — Может, у тебя капустка или соленый огурчик есть?
— Есть, да уж они мяклые.
— Ничего, пойдут. Мне важен скус.
Хозяйка вышла.
— Вы думаете, чего я нахваливаю старуху? Чтоб с вином не жадничала, вот чего. Мне сегодня обязательно надо хорошо выпить. Настрой такой. А завтра на трудовую вахту. А на вахте надо стоять крепко. Тут давай-давай… А что касается ее кушаньев, то в ее еде настоящего скусу нет. Это я точно определяю. В армии на повара выучился. Кашеварил там. Лихо. Солдаты всегда добавки требовали. Так до того дошло, что начальство в панику вдарилось. Все лимиты исчерпаны, а кормить кажный день надо. Так? Видят такое дело, решили от меня избавиться. Сказали моему старлею… Дисциплина, сам знаешь, отец, кака в армии. Это тут можно придумать ремонт и полдня дуру валять, а там не забалуешь…
Вернулась хозяйка с миской квашеной капусты и пятком огурцов в руке. Парень тут же взял щепоть капусты. И закрыл глаза от удовольствия.
— Нет, теть Степанида, тебя надо в Москву на ВДНХ, чтоб знали, как надо капусту квасить. Это ж надо так!
— Да ну тебя, — опять застеснялась старуха, — чего уж такого нашел… Капуста как капуста.
— Нет, не скажи… Ну-ка плесни для разговору, под капустку-то.
— А матка-то заругает меня. Зачем, скажет, Кольку напоила! — доставая из буфета бутылку зеленого стекла, заткнутую тряпицей, сказала хозяйка.
— А мы ей не скажем, что это ты меня! — повеселел еще больше парень и вдруг деловито спросил, кивая на бутылку: — Того же завода?
— А как же, все с сахару…
— А то я не люблю, когда смешивают, хотя бы я самогонку. Смешивать вообще ничего не надо. Гибрид получается. Помесь… Так на чем я остановился? А, на шофера послали. Ну, кончил я с отличием. Мне это мало чего стоило. Я толковый. На лету все схватывал. Учитель только еще рот разевает, а я уж знаю, чего он сказать хочет. Другой раз даже не стерпит. Веселков, говорит, замолчи! Или продолжай урок за меня. Котелок у меня, в отличие от других, плотно набит мозгом. Вернулся я в часть и сразу же в передовики вышел. С доски Почета не слезаю. Сижу, как прибитый гвоздями. Такого, как я, в части еще не бывало. Мой старлей гусаком ходит, гордится, а другим не нравится, что я самый наилучший. Контры пошли. Ну, старлей видит такое дело, вызывает меня и говорит: давай учись на электрика. Году не прошло, вот он я — высоковольтник. Ну, тут опять та же картина. Я весь на виду, а другие в хвосте. Отсюда… Теть, плесни еще.
— Да будет…
— А вот еще выпью, тогда, может, и будет. — Он взял из ее руки бутылку и налил в стопку. Выпил. Откусил пол-огурца.
— Да ты чего мясо-то не ешь? Простынет.
— Все будет сделано… В свое время. Да, так о чем… А, вот, значит, я самый лучший. Ну, ясно дело, мне дают самые ответственные задания. А мне что? Раз-два, и рапортую: ваше приказанье выполнено! Только так. Иначе никак! Но однажды промашку дал. Пренебрег техникой безопасности. И тряхнуло меня на все имевшиеся вольты. Пять ден пробыл в бессознательном состоянии. На шестой слышу — возле уха что-то жужжит. Открываю глаза, вижу — молоденькая такая стригальную машинку тянет к моей голове. А у меня чуб. Во какой был! — Парень махнул руками, показывая, какой у него был чуб. — Красота! Я его на левую сторону клал. Второй год службы. Ясно? А она машинку к чубу. Тут я внезапно речь обрел. Заявил, чтоб не стригла. А машинка жужжит. Электрическая. Вот тут, возле…
— Господи! — ахнула старуха.
— Ага… Тогда я кулаком по тумбочке. А она тут же с лица сошла, но руку все равно ко мне тянет. Заданье у нее такое. Ну, тут я не стерпел. Вскочил. Ага? Она бежать. Я за ней…