Кроме того, Гюстав Эйфель был масоном и великим Посвященным, так же как Огюст Бартольди, чья статуя Свободы несет в руке – что? – факел. Люди не знают, что эти два сооружения служат еще одной цели, ретранслируя вибрации и таким образом позволяя Существам Света вступать через них в контакт с осью чистой энергии. Таким образом, когда Существа Света регенерируют, эта чистота рассеивается по всей Вселенной.
Я ошеломлена сложностью окружающих меня вещей и процессов, происходящих без моего ведома. Подумать только, меня увлекают какие-то там бабочки, птички и другие подобные глупости! Правильно родители называют меня «деревенской дурочкой».
Есть одна тема, которую я сумела понять и запомнить из многочисленных поучений отца. Египтяне, в частности высшие жрецы Мемфиса, открыли особое свойство пирамид концентрировать свет и вибрации – как это происходит в поклонении Ра, богу Света. Геометрия, как правило, модифицирует циркуляцию энергий. Из всех геометрических форм пирамиды наилучшим образом подходят для «поддержания жизни» недавно почившего фараона. Нам нужно лишь вспомнить масонский треугольник, первую геометрическую форму, и пирамиду, которая представляет его трехмерную проекцию. Эта триада действует как генератор жизни, обновления и перерождения – полной противоположности процесса умирания.
Все фараоны – в высшей степени просветленные существа, которые знали, как совершать переход из мира живых в мир мертвых: их слуги, домашние животные и жены замуровывались в гробницу вместе с мумией, чтобы помочь господину продолжить его жизнь в небесных Тростниковых полях, в то время как молодой фараон увековечивал его земные труды. Но непосвященные не понимали, что фараоны могут обратить это путешествие вспять, если возникнет необходимость. Они познали тайны вселенной и могут являть их или скрывать по собственному желанию.
Мой отец никогда не снисходит до того, чтобы согнуть вилку или сдвинуть часовую стрелку. Это упражнения для «подмастерьев». Он достиг таких высот в психической силе, что мог бы согнуть пополам Эйфелеву башню, если бы захотел
Сеансы поучений о Египте проводятся в самой величественной части дома – в обширной бильярдной. Время от времени меня вызывают в комнату, куда мы редко заходим, – в общую гостиную. Отец убежден, что она транслирует волны от предыдущих обитателей дома, трех сестер, старых дев, которые провели свои последние годы, затворившись в этой семейной комнате. Они умерли там одна за другой; живые присматривали за умершей, и так было, пока последняя из них не покинула этот мир. По словам отца, ее дух до сих пор «заперт» в этой комнате.
Когда мы находимся там, он надевает на шею шнурки разных цветов, прикрепленные к металлическому треугольнику на конце. Я должна надевать такую же штуку, только с белым шнурком.
Отец берет с книжного стеллажа деревянную шкатулку, достает долларовую банкноту и показывает мне на ней знаменитую усеченную пирамиду в центре великой печати. Сияющий треугольник, венчающий пирамиду, в действительности является вибрационным призывом к богу Ра. Основатели Соединенных Штатов, разработавшие оформление этой купюры, все сплошь масоны и выдающиеся Посвященные, изобретательно придумали включить призыв к Ра в рисунок банкнот – как способ «собирать урожай вибраций» всего, что их касалось. Так что едва ли следует удивляться тому, что Соединенные Штаты – самое компетентное государство в мире.
Отец не скрывает своего восхищения организацией этой страны, ее трудолюбием и эффективностью. Говоря о ней, он словно становится выше, и в его голосе проскальзывает нотка гордости, будто он сам американец. Франция, напротив, возбуждает в нем только презрение.
– Галлы были всего лишь племенем неорганизованных дикарей, а Верцингеториг – кретином. Как могли французы получиться чем-то иным, кроме как глупцами?
Говоря о разных нациях, он часто вспоминает притчу: когда что-то нужно сделать, французы говорят: «Я собираюсь это сделать», даже не думая браться за дело; немцы говорят: «Я уже это делаю», когда берутся за задачу; американцы, которые ничего не говорят, пока не выполнят задачу: «Я это сделал».
При этом, вопреки общепринятым представлениям и даже вопреки тому, что американский президент – масон высокого ранга, он не самый могущественный человек на планете. Истинные хозяева мира – другие масоны: во‐первых, это королева Англии в своем качестве исторической покровительницы масонства, а во‐вторых, тайный верховный магистр, который управляет как миром бизнеса, так и духовным миром, – папа римский.
Когда что-то нужно сделать, французы говорят: «Я собираюсь это сделать»; немцы говорят: «Я уже это делаю»; американцы, ничего не говорят, пока не выполнят задачу: «Я это сделал».
Ватикан также создал и довел до совершенства уникальную систему сбора вибраций от максимального числа людей. Используя традиционное папское обращение – Urbi et orbi[5], – папа стоит на доминирующей позиции, с видом на всю площадь Святого Петра, и складывает руки в особом жесте. Верующие принимают его за благословение, но на самом деле это способ притягивать и присваивать энергию тысяч последователей, собравшихся под его балконом.
Роль папы как верховного повелителя не означает, что вся церковь состоит из Посвященных – это далеко не так. Священники, получившие некую степень власти, – в основном презренные людишки с низкими, нечистыми душами, и это делает их опасными. Что касается верующих, то они – не что иное как огромное стадо баранов, совершенно не осведомленных, что происходит на самом деле.
Отец всегда предупреждает меня остерегаться людских толп, поскольку индивидуальные энергии слабеют, когда вступаешь в контакт с другими, особенно могущественными людьми. Они умеют высасывать жизненные соки и использовать слабых в собственных целях. Если я когда-нибудь окажусь на большом сборище, жизненно важно найти способ утвердиться над ним, если я хочу избежать этого процесса растворения.
Есть, конечно, и другая высшая группа людей – это не христиане, а евреи. Они, вечно преследуемые, должны разыгрывать свои карты, никому их не показывая, выдавая себя за неудачников и скряг. На самом деле пока те, кто не подвергается преследованиям, постепенно превращаются в «огромные бесхребетные массы», одержимые лишь собственным комфортом, евреи развили в себе острый интеллект, замечательную способность к кооперации и, самое главное, чувство секретности, без которого невозможно достичь ничего значимого.
Раввины, которые в тысячу раз разумнее католических священников, учились обуздывать энергии с начала времен. Они, в частности, используют семирожковый подсвечник – менору. Унаследовав свою магию от Древнего Египта, раввины тщательно поддерживают этот традиционный источник в активном состоянии и не дают замереть жизни в своих священных писаниях. Некоторые раввины – великие алхимики, они передают свое искусство ученикам в обстановке крайней секретности.
Вот почему Гитлер задался целью истребить евреев: свастика, которую он обратил – и таким образом сделал неконтролируемой, – начинала ускользать из его хватки, и он боялся, что она может попасть в руки раввинов, которые сумели бы использовать ее гораздо эффективнее, чем он.
Отец говорит, что наша семья – потомки евреев. Он временами упоминает двоюродную бабку Сару и двоюродного деда Самуэля. Я никогда с ними не встречалась и не знаю, живы ли они. В любом случае, оказав такую значительную помощь евреям во время войны, отец теперь считается «одним из них», и на самом деле благодаря им он сколотил свое состояние.
– Как моя дочь ты можешь попросить их о помощи, если это когда-нибудь понадобится тебе в дальнейшей жизни. Помни это, – говорит он.
Я запечатлеваю эту информацию в своей памяти. Единственная проблема – я не знаю, где их искать, а отец никогда не говорит мне, как с ними связаться.
Тигровый ковер
В отличие от территории вокруг дома, где строительные работы проводятся каждое лето, внутри дом никогда не меняется. Картинка, приклеенная на какой-нибудь предмет мебели, может остаться там на целую вечность. Однажды по дороге в класс мать внезапно встает как вкопанная перед персидским ковром посреди коридора второго этажа. В мгновенной вспышке творческого озарения она говорит:
– Он лучше смотрелся бы на площадке первого этажа.
Я не могу понять ее тон; она словно спрашивает моего мнения. Это на миг ошарашивает меня: никто никогда не интересовался тем, что я думаю. Взволнованная мыслью о такой перемене в моем монотонном существовании, я энергично киваю.
С самого раннего детства мне нравится этот ковер с его лоснящимися, величественными тиграми на красном фоне. Он напоминает мне о днях, когда мы еще жили в Лилле, до того как заточили себя в эту тюрьму. Я помню, как отец говорил мне ошеломительно мягким голосом: «Если ты повнимательнее вглядишься в этот узор – например, вон в того тигра, – если будешь смотреть на него, не отрывая глаз, то увидишь, как он шевельнется».
Никто никогда не интересовался тем, что я думаю. Взволнованная мыслью о такой перемене в моем монотонном существовании, я энергично киваю.
И тигры на этом ковре действительно двигались перед моими глазами. Теперь же мне не терпится переместить сам ковер.
Мы беремся за него, каждая со своей стороны. Он невероятно тяжел, и мы никак не можем сдвинуть его по полу, потому что он цепляется за нижний ковер – широкий, от стены до стены. Пытаясь скатать его, мать несколько раз валится с ног. Я сдерживаю смех: отец, как обычно, сидящий в столовой, не должен нас услышать. Но потом мы обе поддаемся приступу истерического смеха.
Я уверена: мать, как и я, сейчас думает об одном случае с актером Морисом Шевалье и клоунессой Мистенгет – эту историю рассказывает нам отец, когда хочет проиллюстрировать опасности контактов между мужчиной и женщиной. Шевалье и Мистенгет показывали вместе эстрадный номер. Они оба появлялись из большого ковра, который помощники раскатывали на сцене. Однажды, когда ковер развернулся слишком быстро, перед ошеломленными зрителями предстали… актеры, слившиеся в страстном поцелуе.