Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца — страница 42 из 43

[11] Был излишне чувствительный психиатр, которого вконец расстроила моя история: он был убежден, что я совершу попытку самоубийства и что я не из тех, кому такие попытки не удаются.

Наконец, я нашла теплую сердцем женщину-психиатра, с которой у меня установились доверительные отношения. Свои первые настоящие «инструменты для жизни» я опять-таки нашла в книгах. Я прочла об Институте психических исследований в Пало-Альто, где движение ученых революционизировало психологию и психиатрию, открыв их для сотрудничества с антропологией и социологией, – и начала искать свой путь. Чтение само по себе было формой терапии: оно придало мне мужества, чтобы заново вскрыть раны, которые я старательно прятала, исследовать их спокойно, не представляя себя пациенткой лечебницы для душевнобольных в Байёле. Эти исследователи стали моими новыми товарищами, как были ими в прошлом герои романов.

Рождение второй дочери стало великой поворотной точкой в моей жизни. Я решила учиться, чтобы стать психотерапевтом и помогать другим людям находить пути к свободе. Пусть и окольно, но я осуществляла мечту, которую лелеяла в детстве, – мечту быть «хирургом по голове». Я страстно углубилась в психопатологию, когнитивные науки и исследования гипноза, учась в американских, канадских, потом французских университетах и проходя подготовку по широкому спектру терапевтических подходов. Отец был бы не слишком доволен: мои методы являли прекрасный пример «плохих корней». Я отказывалась «зарываться в грунт» в одной точке, прыгая вместо этого с одного участка на другой.

По мере того как прогрессировала моя учеба, я училась контролировать свои панические атаки, тревожность и фобии. И все же отцовский дом по-прежнему ухитрялся прокрадываться в мои сны каждую ночь: во сне ни с того ни с сего я пересекала бильярдную, или стучалась в дверь к матери, или направлялась в «бар». Чтобы положить конец этим вторжениям, я старалась «строить» собственный замок – место, где я буду не пленницей, а хозяйкой.

Я создавала комнаты для удовлетворения различных нужд или разрушения разных ментальных блоков. Так я могла назначить для каждой проблемы наиболее подходящий инструмент, позволив ему работать как лекарству, введенному в самое сердце проблемы. Отдельные комнаты также позволяли мне изолировать разные проблемы и не давать им «заражать» друг друга.

Этот терапевтический метод, который я назвала «За`мковыми хрониками», оказался очень полезным впоследствии, когда я начала помогать другим людям, которые, как и я, ускользнули из-под чужого психологического и эмоционального контроля.

В контролирующих отношениях такого рода всегда есть хищник, злой великан, который заботится лишь о собственном психологическом мире, нуждах и побуждениях. Другие люди – всего лишь инструменты или препятствия. Ловушка устанавливается, когда хищник находит жертву. Затем злой великан постепенно овладевает жертвой, постоянно заставляя ее поверить, что это любовь с большой буквы Л, но при этом обращаясь с жертвой как с презренной тварью, чья единственная ценность получена от самого хищника. Ловушка захлопывается, когда жертва начинает отождествляться с этим униженным представлением о себе.

Превосходный пример отношений психологического и эмоционального контроля – культ. Но было бы неправильно думать, что все подобные отношения следуют шаблону «гуру и толпа учеников». Существуют и «культы на двоих», пары, в которых один поглощает другого, или «семейные культы», где злым великаном является мать или отец, бабка или дед; иерархии на рабочих местах, искаженные хищником. Даже некоторые психиатры и коучи по личностному развитию бывают злыми великанами. Они еще более деструктивны, поскольку могут злоупотреблять мощными терапевтическими инструментами – такими как гипноз, которым злоупотреблял мой отец, – чтобы порабощать пациентов.

В своей практике я часто подбираю потерпевших крушение жертв таких порабощающих отношений. Их присылают ко мне обеспокоенные близкие или врачи. Некоторые случаи считаются безнадежными, но я знаю глубоко в душе, что выход есть всегда. Я часто говорю своим пациентам, что свобода способна струиться сквозь что угодно, проявиться в чем угодно: в кажущихся мелочами поступках, незначительных встречах, глупых мыслях, мелких жестах сопротивления, крохотных дозах прогресса. Все, что угодно, способно пригодиться в борьбе с контролирующими отношениями.

«Трехчленный семейный культ» моего детства демонстрировал практически все характеристики культа религиозного. Отец, который предостерегал меня насчет гуру в большом широком мире, сам был воплощенным гуру. Знакомство с оккультизмом и вера в «духовные силы» развили в нем вкус к доминированию, убедили, что он – «Избранный Дух», и подготовили к нарушению общепринятых правил. Разочарованный жизнью, он повернулся спиной к «падшему» миру, предпочтя ему все более иллюзорную утопию.

Я часто говорю своим пациентам, что свобода способна струиться сквозь что угодно, проявиться в чем угодно: в кажущихся мелочами поступках, незначительных встречах, глупых мыслях, мелких жестах сопротивления, крохотных дозах прогресса.

Мать была его первой жертвой. Он сделал ее зависимой и не способной к сопротивлению. Он не давал ей тех прав, какие были у него; для него она была всего лишь инструментом, обязанным служить его возвышенным целям – привести в этот мир и воспитать меня. Мать ощущала побуждение к бунту, но не смела противоречить своему «защитнику». Любая возможность восстания в зародыше подавлялась безжалостной и жесткой системой, установленной отцом.

Даже много десятилетий спустя мать остается жертвой отца. В культах люди принимают сторону гуру, даже когда ненавидят его. Я думаю, что мать до сих пор верит в теории отца, что делает ее «добровольным последователем». Это объясняет, почему мы с ней так и не смогли выстроить отношения. Сегодня мы едва поддерживаем контакт друг с другом, хотя я все еще надеюсь, что она примирится с тем фактом, что является жертвой. Вот почему я посвятила эту книгу ей.

И все же я в итоге нашла свой путь к свободе. Мне повезло: мне дарили безусловную любовь и нежность четверо замечательных животных – собака, два пони и селезень. А также некоторые люди – моя первая учительница фортепиано, запуганная парикмахерша, девушка-школьница, которая завалила свои экзамены за курс средней школы. Книги и музыка открывали мой разум для идей, чувств и воображаемых миров, которые бросали вызов моей психологической обработке.

Собравшись с мужеством, я выстроила собственный путь психологического бегства, камень за камнем, используя все возможные средства: изобретая воображаемых друзей, выкапывая тайник, сочиняя запретные истории и прибегая к намеренной лжи, чтобы утверждать свою автономию. Я была готова схватиться за руку моего спасителя, когда судьба, наконец, послала его мне навстречу, – это был мой учитель музыки, мсье Молен. Он был человеком бесконечной доброты, который видел прекрасное во всем и благоговел перед жизнью. Он был полной противоположностью моему отцу и живым доказательством того, что отец ошибался: на самом деле люди – выдающиеся существа.

Благодарности

Во время работы над этой книгой я вернулась в дом своего детства – впервые за тридцать лет. Я была потрясена, обнаружив, что он превращен в образовательный центр для девочек – своего рода тюрьму для несовершеннолетних правонарушительниц. Я предпочла бы видеть его восстановительным учреждением или домом отдыха… Однако на меня произвела глубокое впечатление замечательная работа педагогов, как преподавательская, так и воспитательная, и то, как они трудились вместе и подбадривали своих юных подопечных.

После выхода книги я еще раз приехала в этот дом, который был когда-то моей тюрьмой, чтобы произнести там речь: как ни иронично, темой ее была свобода. Моя искренняя благодарность учителям, которые пригласили меня и поделились своим опытом, особенно Марку и Северин. И сердечное спасибо юным девушкам – я была растрогана их красотой, любознательностью и способностью ценить чудеса мира.

Моя глубокая благодарность тем, с кем я повстречалась на своем пути. Одни из этих людей остались неизвестными – это те, кто улыбкой или добрым взглядом придавал мне мужества держаться в трудные времена. Невозможно переоценить, сколь многое способна изменить в жизни простая улыбка и как одно слово или один агрессивный взгляд способны омрачить этот мир.

Спасибо людям, которые были рядом со мной и продолжают оставаться со мной во время процесса исцеления. Я не могу назвать их всех; я никогда не забуду, как они демонстрировали свою поддержку и сочувствие.

Андре и Женевьев Молен, которые оставили ворота приоткрытыми и позволили мне выскользнуть наружу. Анри Ибару и Софи Рикверт, которые дали той совершенно потерянной маленькой девочке шанс в профессиональной жизни, которые водили меня на мои первые художественные выставки и пригласили в ресторан, где показали, как пользоваться ножом и вилкой. Музыкантам джаз-бэнда, которые пригласили меня в ансамбль как одну из «своих». Марку Жюльену, которому я обязана своими первыми комиксами, первыми походами в кино и замечательными годами, проведенными вместе. Мари-Жанне, первой женщине, которая по-матерински обняла меня: одним стремительным движением ты растопила айсберг, внутри которого я была, как мне казалось, погребена. Жану, в чьем сердце и глазах живет вся доброта этого мира.

Изумительным врачам и терапевтам, которые дарили мне внимание, преданность, доброту. Им я обязана тем, что жива сегодня: Доминику Верхаку – за то, что сказал мне: «Беги, у тебя впереди целая жизнь»; Жаку Пьери – за то, что разглядел истинные раны в глубине моего физического страдания; Мартине Бувье, первому психиатру, которая разговорила меня и помогла открыть двери моей внутренней тюрьмы; Франсуа Тиоли, который учил меня избегать других контролирующих отношений.

Превосходным учителям, с которыми мне повезло и которые верили в меня достаточно, чтобы включить в свои рабочие группы: Джеффри Зайгу – за то, что показал мне, что гипноз можно использовать во благо, чтобы освободить человека, и что выздоровление – это работа, которая делается минута за минутой; Эрнесту Росси – за то, что познакомил меня с психобиологией; Стиву де Шазеру, который учил меня связывать воедино музыку, эмоции и психотерапию; Стиву Андреасу, который показал мне этическое измерение нейролингвистики; Джону Грэю – за то, что научил меня приправлять юмором терапию для супружеских пар; Роджеру Соломону, моему неутомимому учителю, супервизору по ДПДГ