| Completely at a loss, and hardly wondering--I had so completely taken him by surprise--he leaned his back against the lamp-post and put up his hands to protect his face. | Ничего не понимая и даже не удивляясь, -- до такой степени я ошеломил его, -- он прислонился спиной к фонарю и заслонил руками лицо. |
| At that moment an army doctor passed, and saw how I was beating the man, but he merely looked at us in astonishment and went on. | В это время мимо проходил какой-то военный доктор и видел, как я бил человека, но только с недоумением посмотрел на нас и пошел дальше. |
| I felt ashamed and I ran back to the house. | Мне стало стыдно, и я побежал обратно в дом. |
| Chapter XII. | XII. |
| With my head wet from the snow, and gasping for breath, I ran to my room, and immediately flung off my swallow-tails, put on a reefer jacket and an overcoat, and carried my portmanteau out into the passage; I must get away! | С мокрою от снега головой и запыхавшись, я прибежал в лакейскую и тотчас же сбросил фрак, надел пиджак и пальто и вынес свой чемодан в переднюю. Бежать! |
| But before going I hurriedly sat down and began writing to Orlov: | Но, прежде чем уйти, я поскорее сел и стал писать Орлову: |
| "I leave you my false passport," I began. "I beg you to keep it as a memento, you false man, you Petersburg official! | "Оставляю вам свой фальшивый паспорт, -- начал я, -- прошу оставить его себе на память, фальшивый человек, господин петербургский чиновник! |
| "To steal into another man's house under a false name, to watch under the mask of a flunkey this person's intimate life, to hear everything, to see everything in order later on, unasked, to accuse a man of lying--all this, you will say, is on a level with theft. | Вкрасться в дом под чужим именем, наблюдать из-под лакейской маски интимную жизнь, всё видеть и слышать, чтобы потом непрошенно изобличить во лжи, -- всё это, скажете вы, похоже на воровство. |
| Yes, but I care nothing for fine feelings now. | Да, но мне теперь не до благородства. |
| I have endured dozens of your dinners and suppers when you said and did what you liked, and I had to hear, to look on, and be silent. I don't want to make you a present of my silence. | Я пережил десятки ваших ужинов и обедов, когда вы говорили и делали, что хотели, а я должен был слушать, видеть и молчать, -- я не хочу подарить вам этого. |
| Besides, if there is not a living soul at hand who dares to tell you the truth without flattery, let your flunkey Stepan wash your magnificent countenance for you." | К тому же, если около вас нет живой души, которая осмелилась бы говорить вам правду и не льстить, то пусть хоть лакей Степан умоет вам вашу великолепную физиономию". |
| I did not like this beginning, but I did not care to alter it. | Это начало мне не понравилось, но исправлять мне не хотелось. |
| Besides, what did it matter? | Да и не всё ли равно? |
| The big windows with their dark curtains, the bed, the crumpled dress coat on the floor, and my wet footprints, looked gloomy and forbidding. | Большие окна с темными портьерами, постель, скомканный фрак на полу и мокрые следы от моих ног смотрели сурово и печально. |
| And there was a peculiar stillness. | И тишина была какая-то особенная. |
| Possibly because I had run out into the street without my cap and goloshes I was in a high fever. | Вероятно, оттого, что я выбегал на улицу без шапки и калош, у меня поднялся сильный жар. |
| My face burned, my legs ached. . . . | Горело лицо, ломили ноги... |
| My heavy head drooped over the table, and there was that kind of division in my thought when every idea in the brain seemed dogged by its shadow. | Тяжелую голову клонило к столу, а в мыслях было какое-то раздвоение, когда кажется, что за каждою мыслью в мозгу движется ее тень. |
| "I am ill, weak, morally cast down," I went on; "I cannot write to you as I should like to. | "Я болен, слаб, нравственно угнетен, -- продолжал я, -- я не могу писать вам, как бы хотел. |
| From the first moment I desired to insult and humiliate you, but now I do not feel that I have the right to do so. | В первую минуту у меня было желание оскорбить и унизить вас, но теперь мне не кажется, что я имею на это право. |
| You and I have both fallen, and neither of us will ever rise up again; and even if my letter were eloquent, terrible, and passionate, it would still seem like beating on the lid of a coffin: however one knocks upon it, one will not wake up the dead! | Вы и я -- оба упали и оба уже никогда не встанем, и мое письмо, если бы даже оно было красноречиво, сильно и страшно, все-таки походило бы на стук по гробовой крышке: как ни стучи -- не разбудишь! |
| No efforts could warm your accursed cold blood, and you know that better than I do. | Никакие усилия уже не могут согреть вашей проклятой холодной крови, и это вы знаете лучше, чем я. |
| Why write? | Зачем же писать? |
| But my mind and heart are burning, and I go on writing; for some reason I am moved as though this letter still might save you and me. | Но голова и сердце горят, я продолжаю писать, почему-то волнуюсь, как будто это письмо может еще спасти вас и меня. |
| I am so feverish that my thoughts are disconnected, and my pen scratches the paper without meaning; but the question I want to put to you stands before me as clear as though in letters of flame. | От жара мысли не вяжутся в голове и перо как-то бессмысленно скрипит по бумаге, но вопрос, который я хочу задать вам, стоит передо мной ясно, как огненный. |
| "Why I am prematurely weak and fallen is not hard to explain. | Отчего я раньше времени ослабел и упал, объяснить не трудно. |
| Like Samson of old, I have taken the gates of Gaza on my shoulders to carry them to the top of the mountain, and only when I was exhausted, when youth and health were quenched in me forever, I noticed that that burden was not for my shoulders, and that I had deceived myself. | Я, подобно библейскому силачу, поднял на себя Газские ворота, чтобы отнести их на вершину горы, но только когда уже изнемог, когда во мне навеки погасли молодость и здоровье, я заметил, что эти ворота мне не по плечам и что я обманул себя. |
| I have been, moreover, in cruel and continual pain. | К тому же у меня была непрерывная, жестокая боль. |
| I have endured cold, hunger, illness, and loss of liberty. Of personal happiness I know and have known nothing. I have no home; my memories are bitter, and my conscience is often in dread of them. | Я испытал голод, холод, болезни, лишение свободы; личного счастья я не знал и не знаю, приюта у меня нет, воспоминания мои тяжки и совесть моя часто боится их. |
| But why have you fallen--you? | Но отчего вы-то упали, вы? |
| What fatal, diabolical causes hindered your life from blossoming into full flower? Why, almost before beginning life, were you in such haste to cast off the image and likeness of God, and to become a cowardly beast who backs and scares others because he is afraid himself? | Какие роковые, дьявольские причины помешали вашей жизни развернуться полным весенним цветом, отчего вы, не успев начать жить, поторопились сбросить с себя образ и подобие божие и превратились в трусливое животное, которое лает и этим лаем пугает других оттого, что само боится? |
| You are afraid of life--as afraid of it as an Oriental who sits all day on a cushion smoking his hookah. | Вы боитесь жизни, боитесь, как азиат, тот самый, который по целым дням сидит на перине и курит кальян. |
| Yes, you read a great deal, and a European coat fits you well, but yet with what tender, purely Oriental, pasha-like care you protect yourself from hunger, cold, physical effort, from pain and uneasiness! How early your soul has taken to its dressing-gown! What a cowardly part you have played towards real life and nature, with which every healthy and normal man struggles! | Да, вы много читаете, и на вас ловко сидит европейский фрак, но все же, с какою нежною, чисто азиатскою, ханскою заботливостью вы оберегаете себя от голода, холода, физического напряжения, -- от боли и беспокойства, как рано ваша душа спряталась в халат, какого труса разыграли вы перед действительною жизнью и природой, с которою борется всякий здоровый и нормальный человек. |
| How soft, how snug, how warm, how comfortable--and how bored you are! | Как вам мягко, уютно, тепло, удобно -- и как скучно! |
| Yes, it is deathly boredom, unrelieved by one ray of light, as in solitary confinement; but you try to hide from that enemy, too, you play cards eight hours out of twenty-four. | Да, бывает убийственно, беспросветно скучно, как в одиночной тюрьме, но вы стараетесь спрятаться и от этого врага: вы по восьми часов в сутки играете в карты. |
| "And your irony? | А ваша ирония? |