Где иначе была бы скальная порода или песок со столбом воды над ним, риф предоставляет сложную трехмерную структуру с большим количеством дополнительных поверхностей, со многими трещинами и маленькими пещерами.
Леса делают то же самое, увеличивая эффективную площадь поверхности, доступную для биологической деятельности и заселения. Увеличенное экопространство – то, что мы ожидаем обнаружить в сложных экологических сообществах. Коралловые рифы являются вместилищем огромного разнообразия животных всех видов, удобно устроившихся в каждом углу и закоулке предоставленного огромного экопространства.
Нечто подобное происходит в органах тела. Человеческий мозг увеличивает свою эффективную поверхность и, следовательно, свою функциональную способность благодаря сложному складкообразованию. Не может быть случайностью, что «коралл-мозговик» так поразительно его напоминает.
Сам Дарвин был первым, кто понял, как сформировались коралловые рифы. Его дебютная научная книга (после его путевой книги «Путешествие на Бигле») была трактатом о коралловых рифах, который он опубликовал, когда ему было всего 33. Вот проблема Дарвина, как мы видели бы ее сегодня, хотя у него не было доступа к большей части информации, которая относится либо к изложению проблемы, либо к ее решению. Дарвин действительно был так удивительно наделен даром предвидения в своей теории коралловых рифов, как в своих более известных теориях естественного отбора и полового отбора.
Поразительное подобие. Симметричный коралл-мозговик (Diplorio strigoso).
Кораллы могут жить только на мелководье. Они зависят от водорослей в своих клетках, а водорослям, конечно, нужен свет. Мелководье также хорошо для планктонной добычи, которой кораллы дополняют свою диету. Кораллы – жители береговых линий, и Вы можете действительно обнаружить мелководные «окаймляющие рифы» вокруг тропических побережий. Но удивляет в кораллах то, что Вы можете также найти их в окружении очень большой глубины. Океанские коралловые острова являются вершинами высоких подводных гор, созданных поколениями мертвых кораллов. Барьерные коралловые рифы – промежуточная категория, придерживающаяся береговой линии, но более удаленная, чем окаймляющие рифы, и с большей глубиной между кораллами и берегом. Даже в случае отдаленных коралловых островов, полностью изолированных в глубоком океане, живые кораллы всегда находятся на мелководье, близко к свету, где они и их водоросли могут процветать. Но вода здесь мелкая только благодаря любезности поколений предшествующих кораллов, на которых они располагаются.
У Дарвина, как я сказал, не было всей информации, необходимой чтобы понять степень проблемы. Только потому, что люди бурили землю на рифах и обнаружили прессованный коралл на большой глубине, мы теперь знаем, что коралловые атоллы являются вершинами высоких подводных гор, сделанных из древнего коралла. Во время Дарвина преобладающей была теория, что атоллы были поверхностными образованиями коралла на вершинах затопленных вулканов, которые лежат немного ниже поверхности. По этой теории не было никакой проблемы, чтобы ее решать. Кораллы росли только на мелководье, и вулканы давали им высоту, необходимую для получения мелководья. Но Дарвин не верил этому, даже притом, что он никак не мог знать, что мертвый коралл был настолько глубок.
Вторым подвигом предвидения Дарвина была непосредственно его теория. Он предположил, что морское дно непрерывно опускалось вблизи атолла (повышаясь в других местах, поскольку он наглядно знал об обнаружении морских окаменелостей высоко в Андах). Дарвин предположил, что, когда морское дно понижалось, оно поглощало коралловую гору с собою. Кораллы росли на вершине опускающейся подводной горы в одном темпе с опусканием, таким образом, чтобы вершина всегда была вблизи поверхности моря, в зоне света и процветания. Сама гора была только наслоением мертвых кораллов, которые когда-то процветали на солнце. Самые старые кораллы, у основания подводной горы, вероятно, возникли как окаймляющий риф некоторой забытой части суши или давно потухшего вулкана. Как и суша, постепенно погруженная ниже уровня воды, кораллы позже стали барьерным коралловым рифом на увеличивающемся расстоянии от отступающей береговой линии. С дальнейшим понижением первоначальная суша полностью исчезла, и барьерный коралловый риф стал основой для длительного расширения подводной горы, пока понижение продолжалось. Отдаленные океанские коралловые острова начинались на вершинах вулканов, основание которых так же медленно опускалось. Идея Дарвина все еще значительно подтверждается сегодня, дополненная тектоникой плит, объясняющей понижение. Коралловый риф – хрестоматийный пример климаксного сообщества, и это должно быть кульминацией «Рассказа Полипа». Сообщество – скопление видов, которые развивались, процветая в присутствии друг друга. Тропический лес – сообщество. Так же болото. Так же коралловый риф. Иногда один и тот же вид сообщества возникает параллельно в различных частях мира, где климат благоприятствует этому. «Средиземноморские» сообщества возникли не только вокруг самого Средиземного моря, но и на побережьях Калифорнии, Чили, Юго-Западной Австралии и в районе Кэмп в Южной Африке. Особые виды растений, найденных в этих пяти областях, различны, но сообщества самих растений являются характерно «средиземноморскими» как, скажем, Токио и Лос-Анджелес являются узнаваемыми «городскими агломерациями». И в равной мере характерная фауна живет со средиземноморской растительностью. На них похожи тропические сообщества рифов. Они изменяются в деталях, но остаются одинаковыми в основе, говорим ли мы о юге Tихого океана, Индийском океане, Красном море или Карибском море. Есть также умеренно-зональные рифы, которые несколько различны, но одной очень специфической особенностью, которой они совместно обладают, является замечательный феномен рыбы-чистильщика – чудо, олицетворяющее утонченные тесные взаимоотношения, которые могут возникнуть в климаксном экологическом сообществе. Многие виды маленьких рыб и некоторые креветки занимаются процветающим бизнесом, собирая питательных паразитов или слизь с поверхности большей рыбы, и в некоторых случаях даже проникают к ним рот, чистят им зубы и выходят через жабры. Это свидетельствует об удивительном уровне «доверия» (Эволюционные проблемы развивающегося «доверия» интересны, но я уже уделял внимание этому вопросу в «Эгоистичном гене» и должен воздержаться от повторения здесь.), но здесь мое любопытство больше сосредоточено на рыбе-чистильщике как примере «роли» в сообществе. У отдельных чистильщиков обычно есть так называемая «станция чистки», к которой большие рыбы подплывают, чтобы их обслужили. Это выгодно обеим сторонам – по-видимому, экономится время, которое могло бы иначе быть потрачено на поиски чистильщика или клиента. Постоянное место также делает возможными повторенные встречи между отдельными чистильщиками и клиентами, что позволяет расти крайне важному «доверию». Эти станции чистки можно сравнить с парикмахерскими. Утверждалось – хотя доводы были позже оспорены – что если удалить всех чистильщиков с рифа, общее здоровье рыбы на рифе резко снизится.
Доверие в морской парикмахерской. Рыба-чистильщик (Labroides dimidiatus) работает над розовой зубатой барабулей (Parupeneus rubescens), Красное море.
В различных частях мира местные чистильщики развились независимо и выделились из различных групп рыб. На карибских рифах профессия чистильщика главным образом занята членами семейства бычковых, которые обычно формируют маленькие группы чстильщиков. В Tихом океане, с другой стороны, самый известный чистильщик – губан, Labroides.
L. dimidiatus работает в своей «парикмахерской» днем, в то время как I. bicolor, как сказал мне мой коллега со времен Беркли, Джордж Барлоу, обслуживает ночную гильдию рыб, которые укрываются в пещерах в течение дня. Такая профессия чистильщика среди видов типична для зрелого экологического сообщества. Книга профессора Барлоу «Рыбы цихлиды» приводит примеры пресноводных видов в больших озерах Африки, которые сделали конвергентные шаги к особенностям чистильщика.
На тропических коралловых рифах почти фантастические уровни сотрудничества, достигнутого между рыбой-чистильщиком и «клиентом», являются символом отношений, в которых экологическое сообщество может иногда моделировать сложную гармонию единого организма. Действительно, подобие соблазнительно – слишком соблазнительно. Травоядные животные зависят от растений; плотоядные животные зависят от травоядных животных; без хищников размеры популяций росли бы неконтролируемо с пагубными результатами для всех; без мусорщиков, таких как жуки-могильщики и бактерии, мир пресытился бы трупами, и удобрение никогда не возвращалось бы в растения. Без специфических «ключевых» видов, идентичность которых иногда весьма удивительна, потерпело бы крах целое сообщество. Заманчиво представить себе каждый вид как орган в суперорганизме, которым является сообщество.
Описание лесов мира как его «легких» не причиняет вреда, и могло бы принести некоторую пользу, если оно поощряет людей их оберегать. Но риторика целостной гармонии может выродиться в своего рода придурь, мистицизм в стиле принца Чарльза. Действительно, идея мистического «природного равновесия» часто ссылается на такого же рода болванов, которые ходят к врачам-шарлатанам, чтобы «сбалансировать свои энергетические поля». Но существует глубокое различие между способами, которыми органы тела и виды сообщества взаимодействуют друг с другом в своих соответствующих областях, чтобы обеспечить появление гармоничного целого.
Параллели нужно рассматривать с большой осторожностью. Все же они не совсем безосновательны. Есть экология в пределах отдельного организма, сообщество генов в генофонде вида. Силы, которые обеспечивают гармонию среди частей тела организма, не совсем не похожи на силы, которые порождают иллюзию гармонии видов кораллового рифа. Существует баланс в тропическом лесу, структура в сообществе рифа, изящная координация частей, которая напоминает коадаптацию в пределах тела животного. Ни в том, ни в другом случае не существует сбалансированного целого, одобре