– Гвардии старший прапорщик…, – уточняет Боцман, грустно глядя на развязавшийся от крика полковника шнурок на своём китайском кеде.
– Не понял… Что ты тут мне блеешь? – краснея лицом и выходя на самую высокую ноту, выдавал начальник, невольно становясь на цыпочки, чтобы не кричать Боцману в живот.
– Гвардии старший прапорщик, товарищ полковник. Можно не орать? Где вы тут баранов увидели? У личного состава уши закладывает. Прошу обращаться по Уставу, – пробасил, набычившись, прапор, демонстративно ковыряя мизинцем в правом ухе.
– Товарищ полковник, командир мобильной группы специального назначения, майор Хмелев, – а это уже я подъехал вместе с замначштаба в самый разгар заварушки и, так сказать, некоторого недопонимания.
– Майор? Где видно, что ты майор? Погоны где, спрашиваю? – орал полковник, покрываясь красными пятнами, глядя на мою гордость с тремя белыми полосками – новые кроссовочки немецкой фирмы «Адидас».
Ох, как хотелось взять это чудо чудное под локоток, да отвести его за диспетчерский домик в тенёк… Рассказать этому задыхающемуся от собственной злобы, лишнего веса и дури уроду, что нельзя так разговаривать с людьми, которые через три часа будут рисковать своими драгоценными мальчуковыми жизнями. Мельком посмотрел на Боцмана и сообразил, что не я один хотел… и поняв, что успел вовремя, как-то сразу успокоился.
Быстро среагировал замначштаба. Подбежал, представился, что-то начал объяснять, хлопая себя по погонам. Говорил, наверное, о том, что офицеры и прапорщики снимают или закрывают погоны перед боевыми выходами, чтобы не стать мишенью № 1 для душманских снайперов. А может о том, что командование давно уже перестало придираться к форме одежды и экипировке разведчиков и спецгрупп, выполняющих задания в экстремальных условиях. К нам полковник уже не подошел. Сел в УАЗик, наступив на собственную фуражку, что-то зло бросил своему капитану, а когда тронулись, крикнул в нашу сторону:
– Ещё встретимся!
– А я бы не советовал! – гаркнул Боцман в след пылящему в сторону штаба бригады УАЗу.
Пацаны заржали. Для них это «… ещё встретимся…» было так далеко! Где-то там, за горизонтом. Это будет после грязи и пота долгого перехода по козьим тропам, где каждое ущелье – враг, каждая каменная осыпь – предатель. Когда идёшь и не знаешь – какая часть твоего тела под прицелом снайпера. Когда лежишь на пятнадцатиминутном привале, задрав ноги на скалу, и думаешь не о доме и маме, а о том, что вместо двух банок тушёнки нужно было брать на два рожка боезапаса больше. И материшь себя по всякому, где самое приличное – «баран». И как сберечь пацанов, которые лезут в самое пекло, пытаясь стать героями? Так они и есть герои! А он нам «… встретимся…»! Так для этого ещё выжить надо. Кстати, а кому это он конкретно? Мне? Ах, ты су…
Диспетчер дал отмашку, и мы пошли на погрузку. На ходу познакомился с ГРУшными офицерами, договорились в «вертушке» оговорить совместные действия. Лётчики были наши старые знакомые, это успокаивало. Взлетели. С Богом!
С Боцманом сидели рядом. Я толкнул его в плечо и сказал:
– Гриня, а мне понравилось. Здорово ты этого полкана! Боцман улыбнулся и махнул рукой, ничего не ответив. Доброе слово и прапору приятно!
У снайпера свой счёт
По склону Лысой горы поднимаемся растянутой цепью, спиралью вворачиваясь по еле приметной тропе всё выше и выше к вершине. Всех бойцов визуально не наблюдаю, что, безусловно, тревожит. А тут ещё этот придаток или, как Боцман говорит – «аппендикс», в виде взвода обеспечения где-то телепается по ту сторону Лысой. Телепается и молчит. В наушниках радиостанции, не решаясь произнести первую фразу, засопел старший лейтенант Чалый, командир этого самого «аппендикса». На всякий случай поднимаю руку, зажатую в кулак. Останавливаем движение.
– Товарищ майор… пробачтэ… Товарищ Гвоздь, у нас снайпер. По нам открыл вогонь снайпер. Ранен в шею ефрейтор Паламарчук. Мы залегли.
– Лежи, Чалый, пока лежи! Сейчас к тебе подойдут мои люди. Дух стреляет или уже нет?
– Стреляв… мы тоже стреляем. О! Тики шо по мэни стрэльнув!
– Понял тебя. Повторяю, ждите моих людей, – кричу в микрофон, жестом подзывая Боцмана.
– Гриша, бери Красного и Донца и дуй к Чалому. Там у них снайпер объявился, не даёт головы поднять. Не рисковать, парни!
– Всё понял, – коротко ответил Боцман, ткнув пальцем по направлению Красного и Донца.
– У нас ещё один «300-й», – на чистом русском отрапортовал Чалый, – но стреляет реже, падла, видно патроны кончаются.
– Боцман с группой пошли к вам. Всем ждать, – отвечаю, прибавляя темп.
Боцман почти успел. Снайпер Красный чётко среагировал на движение. Он в оптику, а Боцман в свой бинокль видели, как мечется в просветах между скальными выступами чёрный жилет на серой рубахе снайпера. Удивило, что винтовки в руках не было. Видели и как сначала ползли, потом низко пригибаясь, к нему стали приближаться три бойца из взвода обеспечения. Снайпер не стрелял, дистанция между ними сокращалась. Конечно же, он их видел, этих трёх потных пацанов, в падающих на нос касках. А как их не заметить? Бегут, о чём-то громко перекрикиваются, руками машут… Видел и не стрелял.
А потом начался дурдом! Резко вскочив, стреляя на ходу в сторону огневой точки снайпера, побежали сразу трое, как в «штыковую». Бежали вперёд что-то горланя, поливая поверх валуна из автоматов. Почему не в снайпера, а так бездарно мимо? Боцман, послав подальше инстинкт самосохранения, запрыгнул на самый высокий валун и, стоя во весь рост, побагровев лицом, заорал в их сторону:
– Стоять, уроды! Куда вас понесло? Лежать, салаги!
Но было далеко и из-за трескотни автоматных выстрелов, его конечно слышно не было. Все трое скрылись за скалой, а через две секунды раздались два взрыва, заставляя всех прятаться от шипящих осколков острых камней.
– Командир, давай к нам. Нужно твоё присутствие, – задыхаясь от быстрого бега и эмоций, прохрипел у меня в наушниках Боцман, – и очень Гном нужен, есть для него работа.
Через десять минут я с нашими бойцами, еле ворочая сухим языком, был на месте. Картина была жутковатая. В небольшом углублении между валунами лежало тело моджахеда, развороченное взрывами двух ручных гранат. В трёх метрах от него в неестественных позах лежали двое солдат взвода обеспечения без признаков жизни. Чуть дальше, за выступом, сидел раненый третий, откинувшись спиной на скалу. Над ним уже работал санитар взвода. Наш Гном, быстро оценив характер ранений, сразу наложил жгут на плечо правой руки раненого. Тот был в сознании и орал в голос, закатывая от боли и страха глаза, видно укол промедола ещё не подействовал. Рядом стоял, с лицом белее ватмана, старший лейтенант Чалый. Он неотрывно смотрел на убитых солдат и нервно терзал свою выцветшую кепку. К раненому подошёл Боцман и, положив ему на голову свою большую тяжёлую ладонь, глядя ему в глаза, громко сказал:
– Боец! Хорош орать! Какого хрена побежали?
Боец, ещё раз вскрикнув, вдруг замолчал, посмотрел в сторону убитых товарищей и, всхлипнув, промямлил:
– Хотели перед дембелем медали заработать…
– Ты что мелешь, собака? Какие медали? – рванул за чуб раненого Боцман.
– Ой, та больно, дядько! Мыкола Данько казав, шо у духа патроны закинчились. Давайте, говорит, его живым возьмём. Типа «языка». На дембель наградят всех троих. А то два года в Афгане, а наград нет… ну, и побежали, – заныл опять тоненьким голоском несостоявшийся герой.
Стало всё понятно. Красный проверил, магазин у снайперской винтовки душмана действительно был пуст. Он был окружён, от того очень нервничал и стрелял крайне плохо. Нашим парням ещё повезло, что перед ними был снайпер не очень высокой квалификации. На его теле нашли два пулевых ранения, то есть ему было не уйти однозначно. И он принял решение… Как там? Русские не сдаются? Значит, не одни русские. Получается, что и пуштуны…
Наши «герои» тоже приняли решение. Им по зарез нужны были медальки. Медальки они заработали, только вот с цинковыми гробами в придачу. Жалко дураков. А раненому нытику банально повезло. Прямо перед взрывом гранат он споткнулся о камень и упал, поранив об острый выступ руку, и набив пару шишек на своей непутёвой голове. Зато жив остался. Осколки над ним прошли.
Подошёл Красный, у него в руках была снайперская винтовка моджахеда. Не повреждённая.
– Командир, разреши с собой взять. Занятная «плётка». Итальянская «Беретта». Новая, на клейме – прошлый год выпуска. Я таких ещё в руки не брал. На базу приедем, в оружейке закроюсь и всю винтовку до винтика разберу. Кстати, на прикладе девять рисок. Одна свежая.
– Бери. Потом отчитаемся, как за трофей. Оптика, вижу, серьёзная. А что до рисок… можно ему ещё две нарезать, если по справедливости. 11:1 – не в нашу пользу, Красный. У каждого снайпера свой счёт.
Фига от Абдулы
Утреннюю тишину в дребезги разнёс взрыв. Разшвыряло на мелкие фрагменты очень важный объект – туалет блокпоста. Деревянная будка туалета, мастерски сколоченная из снарядных ящиков, скромно стояла в трёх метрах от ночующей здесь БМП. Сразу за выстрелом из гранатомёта хлестнули автоматные очереди. Стреляли с дальнего расстояния и не прицельно 2–3 ствола. В ответ через двадцать секунд в направлении стрелявших ударил спаренный ДШК – главное оружие блокпоста. Куда стрелять из-за утреннего тумана никто не видел. Ориентировались на звук и пару вспышек от выстрелов. Наводчик БМП, наконец, очнулся и понял, что гранатомётчик целился не в гальюн. Заурчал запущенный движок, взвизгнул привод поворота башни, заходило дуло пушки. Громыхнули три короткие очереди по три снаряда. Автоматные очереди прекратились. Народ начал потихоньку поднимать головы и выползать из укрытий.
У БМП собралось начальство: взводный, «замок» Мишин и прапорщик Жора – начальник блокпоста.
– Это что за салют? – спросил Мишин у хозяина блокпоста, подозрительно принюхиваясь к слизи, стёртой с головы.