– Товарищ майор, он здесь. Дорошенко наш. Следы от «берцев»… Его в пещеру заволокли, товарищ майор! – кричал он в микрофон радиостанции, кашляя и сморкаясь от едкого дыма.
– Я понял тебя, Чалый! Забрасывайте дымы и ждите. Не вздумай соваться туда. Как понял? – на ходу кричал я, проползая по крутому осыпающемуся склону, не дождавшись ответа.
Грохот был похож на звук взрыва динамитной шашки внутри пустой железнодорожной цистерны. Вроде, должно быть эхо по всем законам физики, а его нет. Впереди, в метрах пятистах от нас, из чёрной дыры повалил, смешавшись, чёрно-белый дым. Вокруг входа в пещеру суетились три силуэта с автоматами. Они то падали, то снова начинали перемещаться, но почему-то не стреляли. Мимо меня, обгоняя и сопя, как бизоны, промчались Боцман с Донцом, по самые щиколотки увязая в известняковой крошке. Пришлось поднапрячься и прибавить темп. Мелкие осколки камней попадали в кроссовки и нещадно тиранили и без того «убитые» ноги. Недалеко от входа залегли бойцы из взвода Чалого. Самого взводного видно не было. Возле одного из бойцов сидел на корточках Боцман и слушал сбивчивый рассказ:
– Мы ему говорили, мол, не надо… а он разве послушает? Сначала кричал туда: «Вова! Вова!» Так Дороха звали. А потом оттуда – та-та-тах… автоматная очередь. А старлей наш говорит нам: «Ждать!» А сам туда… а оттуда как рванёт! А мы не знаем, стрелять, не стрелять… Боимся взводного задеть. Может, он живой? А, товарищ прапорщик?
– Старший прапорщик, – тихо ответил Боцман, вопросительно поглядывая в мою сторону.
Из пещеры по-прежнему валил дым. В ранце у меня всегда был с собой трофейный китайский фонарь на четыре батарейки. Достав его, я приказал группе оставаться на своих местах, а сам, намочив кусок портянки водой из фляги, завязал им лицо и вошёл в дым пещеры. Спиной я, конечно, чувствовал, что Боцман и Донец идут за мной, но гнать их смысла уже не было, да и не ушли бы. Ровно через семь метров от входа, за небольшим поворотом, мощный луч фонаря вырвал из сумрака пещеры силуэт духа. Мозг моментально «сфотографировал» его худую сгорбленную фигуру, красно-чёрное, в слезах и соплях, от дыма, лицо. Левая рука была опущена, и в ней он держал за ремень пустую трубу гранатомёта. А в правой он сжимал нанизанные на пальцы несколько предохранительных колец от ручных гранат, лежащих у него в сумке на животе.
– Б-о-о-й-с-я-я!!! – дико заорал я, жуя мокрую портянку, попавшую в открытый от ужаса рот, заваливаясь за выступ поворота пещеры.
По ту сторону бытия мы были не долго. Я так себе представляю. А вот сколько времени прошло, знает только Красный. Это именно он вытащил всех троих, вовремя прибежав на звук взрыва. На Боцмана и Донца жутковато было смотреть. Я-то упал удачно… за выступ. Мои парни тоже успели упасть, даже раньше меня, когда увидели то, что показал им мой фонарь. Но их ничто не защитило. Внутренности, раздробленные человеческие кости, фрагменты тела, полведра крови и ошмётки окровавленной одежды… всё было на их спинах, головах, руках и задней части ног. Так они и стояли, по очереди поворачиваясь спиной друг к другу, счищая ножами с камуфляжей кровавое месиво. Они не молчали. Что-то говорили, громко кричали, размахивая руками и ножами… Особенно красноречив был Боцман, судя по тому, как он широко открывал рот и косился на меня слезящимися глазами. Совсем не по-товарищески он ко мне обращался. Я даже понял по губам несколько слов:
– Васильич, ты совсем охренел?
Это, должно быть, обо мне. А я больше ничего не понял. Не слышал, то есть. Что интересно, но и они ничего не слышали! Но орать, орали! Красный ещё раз полез в пещеру и вынес раненого осколками от гранатомёта старшего лейтенанта Чалого, который прошёл по пещере глубже нас. Взводный был без сознания. В ожидании носилок его положили на ровную площадку у пещеры. Да, это была пещера. Дыра в горе с одним входом и без выхода. Дух оказался в западне. А поняв это, решил продать свою жизнь подороже. Получилось. Старлей тяжело и прерывисто дышал, внутри у него всё клокотало и хрипело. На его длинном угловатом теле, казалось, не было ни одного живого места. Во время перевязки и укола Чалый пришёл в себя и, притянув к себе нашего фельдшера Гнома, спросил обескровленными губами, плюясь кровавой пеной:
– Где Дорох?
– Здесь, – коротко ответил Гном.
Взводный улыбнулся, кивнул и опять потерял сознание.
– Гриня, посмотри, что у меня там? – озабоченно проорал Донец в лицо Боцману, наклоняясь и подставляя спину, – что-то под майкой катается, царапается и липнет.
Боцман смысл понял. Сунул руку Донцу за шиворот, пошарил там своей «лопатой» и, нащупав какой-то продолговатый предмет, вытащил его на свет божий. Донец обернулся и увидел изумлённое лицо Боцмана двумя пальцами держащего перед своими глазами, чёрно-красного цвета, оторванный палец душмана с синим ногтём. «Указательный», – щёлкнуло в голове. Секунд пять Боцман и Донец молча смотрели на скрюченный, всё ещё капающий кровью, импортный палец. Потом лицо Боцмана исказилось от отвращения и он, размахнувшись, кинул его в пещеру, ближе к хозяину пальца. Наступила очередь Донца… Парень как-то резко задёргался, суматошно стянул с себя липкую от крови и ещё чёрти чего афганку, и начал её остервенело трусить, не переставая орать в сторону Боцмана:
– Гриня, смотри, бл…! Есть ещё? Есть? Смотри… хорошо смотри, Гриня!
Недалеко стоявший Красный попробовал пошутить:
– Не… больше пальцев нет. Кончились! О! По-моему, ухо выпало!
Это хорошо, что его из-за контузии никто не слышал, расклад сил и кулаков был не в его пользу! Боцман быстро подошёл к Донцу, вырвал у него из рук афганку и, уперев его лоб в свой, широко открывая рот, тихо сказал:
– Всё, Серый, всё! Успокоился! На базу приедем, в баньку пойдём. Не рви сердце, брат!
А на северном склоне шёл скоротечный бой. Из грота на той стороне вдруг сквозняком начало выгонять белый дым, который запускали мы. Для успокоения бросили в грот пару ручных гранат. Они резво покатились по небольшому уклону и благополучно взорвались, а в ответ получили длинную пулемётную очередь, сбившую известковый карниз грота. «Идти в штыковую» в задымлённую дыру в горе команды не было, а желания тем более. Полетели гранаты, но уже с пристрастием. Было даже предложение обвалить вход к чёртовой матери. Но подсчитав запасы взрывчатки, поняли, что это не реально. Минут через пятнадцать от дозора, оставленного возле входа в грот, поступило сообщение, что один дух всё же вылез и попытался…
Кроме ликвидированного при «попытке», в гроте нашли ещё два трупа духов. Следов Дорошенко обнаружено не было. А что касается следов «берцев», увиденных Чалым на южном склоне, так на двух духах они и красовались. Без носок и портянок. Так, на босу ногу. Мозоли у них были каменные, как у верблюдов!
Моим посредником, пока я ничего не слышал, был Красный. Он бойко общался и со Зверем, переводя моё мычание и попытку говорить слова, которые сам не слышал, в команды и приказы. А так же связался со штабом бригады и доложил, какие мы герои. Что ему тогда отвечали, я не знал. Отчасти это успокаивало. Чтобы меня не расстраивать, Красный показывал мне большой палец и улыбался. Говорят, много чего приврал… Да, я и сам понимал. И про Зверя намекали… А то с чего бы всем ржать до слёз, когда Красный им рассказывал, как он нас троих из пещеры вытаскивал? Небось, и про уши и про палец за пазухой… А мы с Боцманом и Донцом смотрели на них с благодарностью и улыбались, как идиоты, ни слова не понимая.
Незаметно подкрадывался вечер, нужно было возвращаться на базу. Решили убитых духов забрать завтра с утра. Всё равно до заката похоронить не успели бы. Сами виноваты. Чалого на носилках уже спускали к машинам. Часть задания была выполнена. Правда, по версии нашего начальства – малая часть. Рядового Дорошенко так и не удалось найти, а значит и спасти. Не повезло тебе, парень. Ты уж постарайся, держись!
Самоволка – самоволочка
Девятнадцать – дата юбилейная
Утро началось с неожиданно приятной новости, взбудоражив мозг старослужащих сослуживцев. Самый молодой по сроку службы и возрасту – рядовой Кармазин (среди своих – Карман), скромно гипнотизируя крошки на столе, тихо объявил, пытаясь обратной стороной алюминиевой ложки растереть мёрзлый кружок, похожий на масло, о неровный край белого хлеба:
– А у меня сегодня днюха… День рождения, значит.
Бряцанье ложек прекратилось, все сочувственно посмотрели на Кармана, а младший сержант Еремеев (Злой) как-то мрачно посочувствовал:
– Юбилей?
Серёга Кармазин кивнул, шумно свистнув носом, и тихо ответил, не отрывая глаз от кружки с чаем бледно жёлтого цвета:
– Девятнадцать…
– Тогда наливай, – серьёзно посоветовал командир отделения, двигая свою кружку в сторону Кармана.
Ещё пять зелёных эмалированных кружек, с покоцанными краями, по-приятельски чокаясь и покачиваясь на неровностях стола, дружно двинулись навстречу щедрости именинника. Рука Кармана дёрнулась в сторону ещё тёплого пятилитрового чайника, но тут же опустилась под дружное ржание шести жаждущих праздника глоток воинов-срочников, в настоящее время добросовестно выполняющих интернациональный долг на территории Демократической Республики Афганистан. В составе ограниченного… ну и так далее.
– У кого чё есть, пацаны? У молодого юбилей, да и суббота сегодня, – без намёков и экивоков рубанул с плеча ефрейтор Вовчик Мартынов (понятно, что Мартын).
– Слышь, дух! Золотой запас есть? – строго так спросил Кармана его непосредственный начальник Злой.
– Так мы ж вчера получку получили, Злой. На, что тут тратить? У меня так четыре рубля и остались… и мелочь ещё, – честно звякнул медяками в кармане Карман.
– Слышь, чудила с Нижнего Тагила, засунь себе свои четыре с мелочью… Твои старшие товарищи серьёзно и пока мирно интересуются, чем проставляться будешь? – улыбаясь двумя дырками в верхнем ряде зубов, спросил Шиша (рядовой Шишкин Василий).