– Я из Свердловс…
Кармазин обвёл всех интересующихся весёлым досугом печальным взглядом и нерешительно пожал плечами. И старшие товарищи поняли, что инициативы ждать от именинника не стоит. Но было поздно! Настрой – сегодня «вмазать» – прочно засел в отчаянных головах рядового и младшего командного состава второго отделения ремонтно-механического взвода автороты отдельной ОДШБР (отдельной десантно-штурмовой бригады, на всякий случай).
– Окончить приём пищи! Личному составу на выход! – срывающимся сопрано прогундосил дежурный по столовой прапор в белой тужурке, проходя быстрым шагом в сторону выхода из помещения солдатской столовой.
– Зае… твоя пища! Когда еда будет? – крикнул громким басом в пустую кружку, как в микрофон, Злой.
– Ремонтники! Сучары! Опять вы бузите… Вот доложу комбригу, будете у меня до дембеля помойные бачки таскать! – подпрыгивал мелкий ростом прапор, пытаясь угадать, кто захотел еды вместо пищи.
Полета молодых, смазанных сливочным маслом глоток, кто баритоном, кто тенором, заливались безудержным смехом, радуясь началу нового дня в календаре под названием «суббота». Какие помойные бачки, прапор? А кто будет чинить потёкшие радиаторы, менять раскуроченные минами мосты, наваривать заплаты на пробитую броню «бэтэров» и прочей, якобы бронированной техники? Эти парни не шли в атаки, не сидели в засадах, не прыгали с «вертушек» с высоты второго этажа с полной выкладкой, как ТЕ ДРУГИЕ. Они просто «пахали»! В три смены! Со слипающимися от хронического недосыпа глазами, с вечно разбитыми в кровь пальцами, локтями и коленками. С въевшимися в кожу, казалось, навсегда, машинным маслом и нагаром выхлопных газов. Они делали всё, что от них зависело, чтобы ТЕ ДРУГИЕ сохранили силы, были защищены по максимуму и остались живы. Вот так как-то!
После «приёма пищи», или как её там, в мастерские шли строем. В колонну по два. Молча. Все искали выход. «А я говорил, надо было бражку ставить. Ну и что, что воняет… Между бочек с соляркой поставили, хрен бы кто унюхал», – рационально думал Мартын. «Надо как-то в санчасть отпроситься. Там Санёк, земеля мой из ростовского детдома, санитаром. Шкалик шила точно нальёт. Нужно по пальцу молотком садануть, чтобы кровь хлестанула. Отпустят, куда денутся!» – убеждённо мыслил Шиша, рассматривая на ходу пальцы на левой руке. Выбирал, какой не так жалко.
– Пряник! – как бы про себя, но очень громко сказал командир отделения младший сержант Еремеев.
Раз-два, как по команде приставили ноги бойцы, остановившись, и почти синхронно повернулись налево. Фронтом к своему командиру.
– Точняк! Если Пряника в долю возьмём, он всё и организует, – облегчённо выпалил Мартын.
– Только нужно приглядывать за этой падлой. В разнос пойдёт, фиг остановишь, – вспоминая крайнее совместное с Пряником мероприятие, отозвался Шиша.
– Мартын, веди людей в мастерские, а я Пряника подожду. Он в столовке зацепился за чьё-то ухо, трындит, как всегда. И только так, пацаны, по рабочим местам и шёпотом, – предупредил всех на всякий случай Злой.
Сытый народ так же дружно развернулся направо. Ефрейтор Мартынов что-то буркнул себе под нос, и второе отделение ремонтников, пованивая соляркой, выхлопными газами и ещё чёрт знает чем, дружно, и почти в ногу, затопало в сторону ремонтных мастерских автороты. А Злой зашёл в тень раскидистого абрикоса, прислонился к шершавому стволу и закурил, наблюдая за выходящими из офицерской столовой. Пряник нужен был позарез.
Пряников и с чем его едят
Пряников Николай (отчество никто не знал, да и не важно) служил Родине прапорщиком и занимался снабжением в этой самой прославленной автороте. Служил давно. Вернее, прапорщиком служил недавно, всего второй год пошёл, а до этого служил срочную в этой же самой (чуть не забыл, прославленной) автороте. Был уволен на «гражданку», но там себя не нашёл. Скорее потерял. Потерял смысл жизни без спирта для протирки контактов и приборов, продажи «налево» солярки и моторного масла М10Г2, а также всеобщего признания сослуживцев в его незаменимости. Колян был уникальным малым. Он пёр всё, что плохо лежит. Независимо от того, нужно оно ему или нет. А если это «что-то» лежало хорошо, то Пряник умудрялся положить его так плохо, что тут же этим соблазнялся и пёр! Молодой и талантливый, он в армии нужен был всем. От сопливого первогодка срочника до (чего уж тут) офицеров с жирными просветами на погонах. Но был у Коляна один существенный (не то чтобы недостаток) изъян, что ли… После двухсот грамм спирта Коленька чудил! То есть делал то, что никак нельзя было делать советскому прапорщику. Ну, никак! Армия же! А Коленька делал! А потом, вдруг, внезапно отключался и на следующее утро (день, вечер…) ни хрена не помнил. Что иногда его и спасало.
Длинную, сутулую и худющую фигуру Пряника Злой узнал сразу. Несмотря на высокую калорийность, спирт ну никак не способствовал фигуре прапорщика приобрести нужные его занимаемой должности габариты. Он шёл с двумя офицерами, по пути о чём-то им оживлённо рассказывая, размахивая, как лопастями, своими руками-лопатами. Офицеры шли, молча глядя себе под ноги, иногда прытко уворачиваясь от артистично широких жестов рассказчика. Из тени абрикоса, выбивая пыль берцами из обочины, двумя строевыми шагами вышел Злой. Обращаясь к старшему по званию, вскинул правую руку к выцветшей панаме:
– Тащ старшлейнант! Разрешите обратиться к товарищу прапорщику!
Старлей сначала дёрнулся в сторону от неожиданности, но потом у него на лице появилось что-то вроде облегчения, и я бы даже сказал с очевидной радостью в голосе, подхватив под локоть коллегу и ускоряя шаг, офицер затараторил:
– Обращайтесь! Конечно, обращайтесь, сержант. Пряник, к тебе обращаются…
Прерванный на самом интересном месте, то есть на кульминации анекдота про евреев и партийных работников, прапорщик Пряников хотел было обидеться, но тут Злой положил ему на погон свою тяжёлую руку и низким голосом тихо произнёс:
– Колян, дело есть. На миллион!
– Отойдём, – коротко бросил Пряник, похлопав себя по пустым карманам в поисках сигарет.
Этот приём Пряника давно был знаком Злому, поэтому пачка «Примы» тут же повисла в воздухе. Прапорщик ловко поймал её и со словами:
– Пару возьму? – сунул одну сигарету в рот, а вторую за ухо.
Мужчины отошли в тень дерева и закурили. Сигареты тихо потрескивали и приковывали внимание курящих сине-зелёными вспышками адского пламени. Пряник, выпустив через нос первую порцию ядовитого дыма, почему-то шёпотом, произнёс:
– Ну, что там у тебя, Злой? Излагай!
– Да как сказать, товарищ прапорщик… Повод есть, а выпить нечего, – задумчиво произнёс Злой, глядя как-то насквозь товарища прапорщика. Как бы в будущее глядя, в перспективу.
Пряник на три секунды замер, выпучив глаза, закашлялся, выпуская из себя клубы дыма из всех отверстий лица. Смачно сплюнув, с размаху бросил и буквально втёр в землю сигаретку, потом зло посмотрел на младшего сержанта сверху вниз и яростно зашептал:
– Я тут такой иду весь в мыслях… офицеры все во внимании, с уважением так… а он мне… Нет! Ну, охренели «караси»… ты б ещё бабу! Хочется ему… Да я…
– Пряник!
– Давно на губе не сидел, Злой? Нет, ну вы видели такое? Стоит и мне тут… выпить ему… тут многие, знаешь…
– Колян!
– Что, Колян? Чуть, что… Повод-то хоть какой?
– Да у нашего «духа», у Кармана днюха сегодня. Первая на службе. Можно сказать – на войне первая. А если капнуть глубже и пофилософствовать, то может и последняя. Кто о своей судьбе знает? А, Пряник? Ты ж понимать должен. Война – дело такое…Ты ж боевой прапорщик, – затронул больную тему Пряника хитрющий Злой.
– А я-то чё? Чё я-то? Дата-то круглая хоть? – начал возбуждённо чесаться Пряник, мысленно начав набрасывать мыслимые и немыслимые варианты.
– А то! Юбилей! Говорит – девятнадцать, – улыбнувшись, ответил Злой, понимая, что мозг Пряника уже заработал в нужном направлении.
– Ну, не знаю, Серёга, не знаю… тут думать надо.
– Думай, Колян, ты ж прапорщик! А если всё срастётся, я тебе, когда в общагу к девчонкам связисткам пойдёшь, свою медаль «За отвагу» поносить дам, – метнул козыря Злой.
Мотивация попала в «десяточку»! За всё время службы Пряника в Афгане только что и была медалька «От благодарного афганского народа», полученная после срочной службы. Получается, что чужие поблагодарили, а свои так и не отметили. Обидно.
– В мастерских будешь? Через полчаса прибегу, – уже на ходу крикнул Пряник, прикуривая НЗ сигарету из-за левого уха, и уже прикидывая – на какое место левой стороны «афганки» пришпандорить «арендованную» геройскую медаль.
А медаль «За отвагу» у Злого была. Кровью заработанная. И удостоился он её, конечно, не в гаражной яме ремонтной мастерской, откручивая пробитый масляный поддон «Урала». Младший сержант Еремеев Сергей Георгиевич (позывной «Злой») в ремонтном взводе автороты служил всего третий месяц. Собственно и служить ему оставалось столько же. В следующем месяце министр обороны СССР маршал Советского Союза Устинов Дмитрий Фёдорович подпишет Приказ об увольнении в запас личного состава срочной службы (последний… перед своей кончиной). А пока… ключи, болты, гайки, промасленная ветошь и «чернозём» под ногтями, хоть картошку сажай. Но не всегда так было.
Ещё три месяца назад Злой служил в армейской разведке ДШБ под Кандагаром. О нём и его прошлой службе знали немногие. А как и почему он попал из разведки в «маслопупы», вообще знали единицы. Говорят, очень хотел молодой Еремеевской крови «попить» один начальник. Говорят, что не смог договориться этот «полкан» с тогда ефрейтором Еремеевым по каким-то принципиальным вопросам. Говорят, что поэтому какие-то добрые люди и «спрятали» Серёгу подальше, в гаражной яме автороты от этого злопамятного дядьки с большими звёздами на погонах. А ещё говорят, что кроме геройской медали «За отвагу», ищут Злого ещё боевые награды по всем разведротам Афгана. И найти пока не могут. Ну, ничего. Дембельнётся Серёга, вернётся домой, и найдут боевые награды своего героя. А как ещё может быть? Мы ж в Советском Союзе живём!