– Зачем? – коротко спросил Карман.
– Сейчас разведка наша подтянется, чтобы с перепугу в горячке нас с духами не перепутали. Мы полосатые, духи нет, – лаконично ответил Злой, заваливаясь рядом. Только сейчас он понял, как устал и что страшно хочется домой.
– Ничего так день рождения получился, – попытался пошутить именинник.
– С днюхой тебя, Карман! Кстати, можешь считать, что сегодня у тебя второй день рождения случился. Два в один день. Повезло! Промедол вколол? – негромко спросил Еремеев, прикрывая глаза.
– Себе да, а Пряник и так под наркозом. Спасибо тебе, Серёга. Меня, кстати, тоже Серёгой зовут, – признался Карман.
– Да ладно! Тёзки значит. А то всё Карман, да Карман… Что там Пряник? – озабоченно спросил Злой.
– Вырубился, гад. Достал в конец, сволочуга. Сейчас, говорит, этого кончу, и в атаку пойдём. Всю душу вымотал! – тихо засмеялся, харкнув кровью Карман.
На полянку перед сухой речкой осторожно вышел сержант-разведчик.
– Товарищ капитан, здесь они!
Неожиданно встрепенулся Пряник. Поднял левую руку с часами на уровень глаз, потом плюнул на электронный циферблат и вытер с него кровь краем тельняшки. Посмотрел на всех сочувственно, как бы извиняясь, и сказал абсолютно трезвым голосом:
– Пацаны! Жопа нам всем! Сейчас 17–38 московского. Порвёт нас Зайцев. САМОВОЛКА!
Он опять ни хрена не помнил. Не доглядели!
А потом было…
Ефрейтора Мартынова Володю и рядового Шишкина Василия представили к правительственным наградам. Медаль «За Отвагу» Вовкиному бате вручил военком на торжественной линейке в школе, где он учился. Кстати, родители и не знали, что их сын в Афгане. Вовка писал, что пограничником служит, не хотел, чтобы волновались. А на кладбище, во время салюта комендантского взвода, его бывшая школьная любовь сознание потеряла. Говорят, беременная была. Медаль Васи Шишкина сначала никому не отдавали. Родственников-то нет. Но потом уступили просьбе директора детского дома и награду поместили на специальном стенде в музее заведения. За девять лет Афгана их там будет три. А ещё на педсовете решили назвать 8-«Б» имени Василия Шишкина. Не единогласно, правда. Были кое у кого к Василию претензии.
Прапорщика Николая Пряникова тоже наградили медалью «За Отвагу». Наградили, подлечили и… комиссовали. Сказали: «Хватит. Повоевал. Хорошего понемногу». Но куда ж Пряник без Армии? Взяли обратно. В военкомат. Повестки выписывает, уклонистов разыскивает. На школьные линейки приглашают. На собраниях в президиумах сидит. Уважаемый человек.
А Серёга Кармазин за свои подвиги медалью «За боевые заслуги» был награждён. Службу закончил сержантом в той самой автороте. После увольнения в запас поступил в медицинский институт. Нет, не на фармацевта. Хирургом Серёга стал. Крови ж не боится. Говорят, правильно всё режет. При спирте опять же.
Злого… Извините. Еремеева Сергея Георгиевича представили в очередной раз к ордену «Красной Звезды». Организовал… спланировал… личный пример… спас… лично уничтожил!!! Правда, награду получить на службе так и не успел. Демобилизовался. Но, думаю и верю почему-то, что награда нашла своего героя. Ну, да! А как иначе? Я же говорил – мы ж в Советском Союзе живём. После службы сержант в милицию служить пошёл. Служебной квартирой сманили. Дело в том, что невеста как-то стремительно поправляться стала. А папаша её, милицейский начальник, вопрос ребром поставил. Среднюю школу милиции закончил. Работает участковым в шахтёрском посёлке. Его все алкаши местные боятся. Так Злой же ж! А с мамкой Васи Шишкина он так и не встретился. Не успел. Померла она пять лет назад. На зоне «строгого режима».
Все ходатайства к награждениям командир разведроты капитан Игнатенко подавал. Порядочным мужиком оказался. После того боя он майора получил. Досрочно. За дело! Банду уничтожил и московского генерала спас, да ещё известного полевого командира «мочканули». А пацаны рассказывали, что после того, как они УАЗик с проверяющими на базу пригнали, салон с содой и «Лотосом» два раза отмывали. И всё равно… Врут всё, конечно. «Лотосом» всё, что хочешь отмыть можно! И ещё. БРДМ («бардак», то есть) вскрыли, но начали ремонт только через 9 дней. Так Пряник перед госпиталем посоветовал, перекрестившись. Возражений не было.
А про самоволку никто и не вспоминал!
Прапорщик Хрущёв Али Иванович
Представление
Кто-то тихонько поскрёбся в дверь. Мерзко скрипнули ржавые петли, вынимая душу и разгоняя тяжёлый сон. «Дежурный, я же по- человечески…» – вяло подумал мозг. Посмотрел на часы. Три часа сна за двое суток. Маловато. В щель между дверью и косяком протиснулась плоская мордочка в зелёной фуражке. Рот и нос были. Глаз не было. Вернее, там, где они должны были быть, было два тире, как в азбуке Морзе.
– Можна? – шмыгнув носом, спросила мордочка в зелёной фуражке, делая ударение на последнюю гласную, и в комнату самостоятельно шагнул, начищенный до глянца, яловый сапог.
– Можно козу на возу! – рявкнул я, не прицельно бросая в сторону двери стоптанный кроссовок славной фирмы «Адидас».
Взвизгнув, дверь резко захлопнулась, спасая нечаянного нарушителя от ярости не выспавшегося майора. Двух минут хватило, чтобы одеться, кое-как поелозить колючей щёткой по пока ещё своим зубам и плеснуть на мятую после сна физиономию пару кружек воды. Берцы и брюки не одевал, носков хватит. Под столом не видно. За дверью послышался приглушённый разговор и топанье. «А вот и служба очнулась», – понял я, уже два раза в мыслях линчевав дежурного по команде. Дверь резко открылась, пропуская вперёд левую руку, с повязанной на неё затёртой красной повязкой, на которой белым по красному серьёзным тоном было написано «Деж.». Коридорное эхо доносило до меня какой-то хрип. Я так понимаю, что правая рука дежурного прапорщика, там за дверью, держала за горло нарушителя. В мой спальне-кабинет заглянула встревоженная, лысая голова Красного (позывной) и, что-то зло сказав за дверь, попыталась объяснить свой промах:
– На минутку в туалет, тыщ командир… Сижу, читаю, а тут слышу… топ-топ… Просочился. Виноват, Васильич! Выкинуть эту жопу с ушами?
– Я те выкину… Военный! Военный, заходи! – почти ласково позвал я, миролюбиво показав кулак дежурному, – да пусти ты его! Кто там ещё?
Чёртова дверь дёрнулась и вместе с визгом петель в кабинет-спальню протопал слегка помятый военный, в насаженной по самые уши зелёной фуражке. Видно, пытался сопротивляться. Шея красная и носом шмыгает. По форме пограничник, по званию прапорщик. До среднего роста ему не хватало сантиметров десять. Зелёная фуражка, державшаяся на ушах, смешно дёргалась в такт грохота каблуков о деревянный пол. Правая рука резко дёрнулась вверх, отдавая честь, чуть не сбив с ушей головной убор.
– Товарищ… – захлопали глаза-амбразурки. Ну, то есть, как захлопали… Скорее прищурились ещё сильнее.
А погончиков-то у меня и нетути! Я ведь выходной сегодня, отсыпаться должен, согласно распоряжения начштаба. Сижу весь такой по-домашнему в тельняшечке и трусишках сатиновых, а к тельняшкам погоны-то и не пристёгивают.
– Майор, – подсказал я пограничному прапору, с интересом разглядывая занятного посетителя.
– Товарищ майор, – почему-то радостным голосом заголосил пограничник, представляясь, – прапорщик Хрущёв. Прикомандирован в ваше подразделение в качестве переводчика.
Ах, вот где собака порылась! Ну, слава те! Сподобилось начальство. Три месяца просил, три месяца обещали и вот… награда за упорство. Зелёная такая, узкоглазая награда!
– Отлично, прапорщик! Ты даже не представляешь, как мы тебя ждали, – выскочил я к пограничнику, забыв, что на мне одни носки, – как фамилия, говоришь?
– Дари практически родной, с пушту тоже проблем не будет. Соседи туркмены дома были так, что и с этим разберёмся. А фамилия обычная – Хрущёв, – повышая ставки, «выдавал нагора» прапорщик, поспешно поправляя слегка помятую злым дежурным форму.
– Здорово, товарищ прапор, здорово! А то прихватишь басмача, задаешь ему вопросы, поначалу ласково, а он молчит или лопочет почём зря. А если не понимаешь, то и подозревать начинаешь. Улавливаешь ситуацию, прапор? Не вежливо и обидно, однако. Как стрелковая подготовка? Где служил? – радуясь хорошему началу дня, спрашиваю служивого.
– Срочную на афганской границе в погранотряде в столовой. Подсобником, короче. Потом школа прапорщиков и вернулся в свой отряд. Взвод обеспечения… подсобное хозяйство, – как-то без гордости сказал военный, – стрелял из АК-74 и ПМ. Раза три или четыре…
– Мусульманин? – как-то сам возник вопрос.
– Никак нет, – ответил Али Иванович, немного смутившись.
– Православный, значит? – решил я добить вопрос вероисповедания до логического конца.
– Нет, атеист я, – опустив голову, ответил прапорщик. Потом подумал и тихо добавил: – Комсомолец я.
– Дежурный! – открыв дверь, крикнул я в коридор, – Боцмана ко мне! Мухой!
Видно, муха была тренированной или реактивной потому, что не успел я зашнуровать второй берц, как, чуть не выломав мою визгливую дверь, ввалился Боцман. Или по штатному расписанию – старший прапорщик Боцаев.
– Тыщ командир, по-вашему…, – прогундосил Боцман, тяжёлым взглядом, сверху вниз, сканируя пограничника.
– Что «по-вашему»? – поинтересовался я, ещё имея запас хорошего настроения.
– Приказанию по-вашему? – удивлённо переспросила эта гадина, заставив меня пожалеть о своём первом вопросе.
– Ещё раз, как ваша фамилия, товарищ прапорщик? – переспросил я пограничника специально для Боцмана.
– Хрущёв, товарищ майор, – ответил тот.
– Да, ладно! Родственник, что ли? – продолжал тупить Боцман.
– Нет. Так бывает, однофамильцы, – спокойно ответил пограничник, видно привыкший к такого рода «умным» вопросам.
– А зовут случайно не…
– Али Иванович меня зовут, товарищ старший прапорщик, – перебил Боцмана Хрущёв.
– Гонишь? – грозно цыкнул железной фиксой Григорий, угрожающе сунув руки в карманы.