Яша насупился, обидевшись на православного грубияна, и показал на три небольших бугорка свежей земли. Злой присел и запустил в землю свои руки-лопаты.
– О! Точно! Земля ещё нагреться не успела. Молоток, Яшка! – похвалил Злой, сделав вид, что не понял, почему у Яши надулись пухлые губки.
– Едем в кишлак. Если это не эпидемия в кишлаке свирепствует, значит это те, кто нам нужен, – хрипло сказал Платон, почуяв верный след.
Центральная улица кишлака позволяла воспользоваться бронированным транспортом. Они медленно ехали, добросовестно перемешивая гусеницами дорожную пыль, осколки глиняной черепицы и бараньи катышки. Открывались деревянные калитки в дувалах, высовывались тревожные бородатые лица мужчин или любопытные женские, закрытые платками под нижние ресницы. БМП останавливалась, Бес попытался вежливо спросить, где найти старосту. Но двери моментально закрывались, Бес переходил с пушту на матерный русский, и Гриша давил на газ, рисуя на белых заборах чёрные каракули выхлопными газами. Вскоре всё это надоело. Гриша стал невнимателен на поворотах. Завалил один забор, обрушил угол жилой постройки при развороте. А командир экипажа повернул башню и всадил три тридцатимиллиметровых снаряда в отдельно стоящую овчарню. Оставшиеся в живых овцы разбежались, бешено блея и бодая хлипкие загородки.
– Духи! Сегодня у вас незапланированный шашлык намечается! – зло крикнул Злой.
– Лёх, смотри! Нас услышали, – сказал Бес, показывая на конец улицы. В их сторону не спеша шли с напряжёнными лицами трое мужчин, в традиционной афганской одежде.
С брони спустились Платон и Бес. Они отошли метров двадцать от машины, показывая, что какое-то доверие ещё осталось. Мужчины были не молодыми, судя по седине в бородах, где-то за пятьдесят, то есть раза в три постарше второй стороны переговоров. На шаг вперёд вышел мужчина в более чистом халате, с чёрными чётками в руках и представился. Бес перевёл, но потом сказал, чтоб Платон не парился и называл деда просто – Нури. Когда Лёха сказал, что он – Платон, и что он – старший, деды это как-то быстро усвоили и закивали головами.
– Уважаемый Нури, я хотел узнать, от какой болезни умирают жители вашего кишлака? И не нужна ли наша помощь? – спросил Платон, глядя себе под ноги.
– Уважаемый Платон может не беспокоиться, все жители кишлака здоровы, чего мы желаем и русским солдатам, – весело перевёл Бес.
– Не может быть. Нам сказали, что только сегодня на вашем кладбище похоронили трёх мужчин. Вы же знаете об этом! – пошёл в наступление Платон.
Пока старики в замешательстве обсуждали эту новость между собой, Платон подозвал Злого и объяснил план действий:
– Забирай всех и парами прочешите окрестности кишлака. Должны побежать тараканы. Эти старые барбосы пришли нам мозги компостировать, отвлекать и время тянуть. Давай бегом, как ты можешь! На связи, – подтолкнул в спину Злого Платон, придав пинком нужное ускорение.
– Не может быть, уважаемый Платон, старейшины о похоронах знали бы, – ответил староста, чуть склонив голову, – может быть, это чужих людей похоронили на нашем кладбище?
– А такое может быть? Конечно, я вам верю, уважаемый Нури. Сейчас все вместе идём на кладбище и откапываем свежие могилы. Если там ваши жители, о смерти которых вы не знали, мы уйдём. Если там мужчины с огнестрельными ранениями, я заберу из вашего кишлака всех мужчин возрастом от 14 до 50 лет. И сюда приедут много русских солдат. Так вас устроит? А? Старейшины или, как вас там? – резко заявил Платон и для острастки передёрнул затвор АКСа.
Бес перевёл сказанное Платоном, недружелюбно посматривая на старосту и нервно щёлкая указательным пальцем по спусковому крючку. Старейшины опять начали толкаться, обсуждая нагрянувшую на кишлак беду. Бес прислушивался к их разговорам и молча кивал Платону. Но ответа от стариков дождаться так и не пришлось. Зато в портативной рации раздался довольный голос Злого:
– Вот всегда удивлялся тебе… ну, ладно! Короче, поймали мы тут двух кавалеристов. К вам идём!
– Каких кавалеристов, Злой? – пытался выяснить Платон, но рация молчала.
Через пять минут в конце улицы появился смешенный отряд кавалеристов и пехоты. Впереди шёл, с пулемётом на плече и, пугая дехкан довольной физиономией, Злой. А за ним конвой вёл под уздцы двух ишаков. На первом сидел улыбающийся Яша-санитар. Это Злой так извинялся перед ним. На втором ишаке сидел весь перебинтованный дух, на вид лет двадцати пяти. А замыкал шествие средних лет местный афганец со связанными руками. Конец верёвки был намотан на руку Араратика. Платон задал только один вопрос старосте кишлака:
– Ваши люди?
Старики, ничего не сказав, опустили головы. Гриша запустил двигатель, заполнив улицу грохотом и сизо-чёрным дымом. Сначала попытался культурно выехать задним ходом, но потом плюнул, разрушил разворачиваясь чей-то дувал, и поехал малым ходом на выезд. Решили пройтись через кишлак пешком, тем более, что ишаки за Гришей не успевали. Допрос решили учинить не на глазах у всего «колхоза», а так… ближе к кладбищу. Нужно было торопиться, поэтому начали на ходу. Первого допрашивали раненого.
– Как тебя зовут?
– Мехмет.
– Это вы сожгли русский вертолёт?
– Нет.
– Где тебя ранили и когда?
– Плохой выстрел на охоте. Сегодня. С братом на горных козлов охотились.
– Здесь до ближайших гор и козлов пол дня на машине ехать. У вас есть машина?
– Нет, только ишаки.
– Значит, говоришь, что брат тебя с козлом перепутал?
Мехмет неожиданно застонал, закатил глаза и чуть не упал с ишака. Араратик вовремя подставил плечо и дух удержался. Дёрнулся на помощь и брат Мехмета.
– А тебя как зовут?
– Далер.
– Мехмет твой брат, Далер?
– Да, младший.
– Почему ты хотел брата убить?
– Кто? Я? Он брат мой! Его русские…
– Где его русские ранили, Далер?
Далер понял, что сказал не то, что нужно было, и больше на вопросы не отвечал. Дальше он шёл молча, изредка постанывая и в досаде пиная сапогом камни. Платон с Бесом пришли к выводу, что они на правильном пути. Доехав до кладбища, ишаков отпустили. Они далеко не ушли, тут же у забора стали щипать пожухлую осеннюю траву. Довольный Яша подходил ко всем и пытался поделиться своими впечатлениями от верховой езды. Дело в том, что со слов Яши, за двадцать лет он ещё ни на ком не ездил. Наоборот! Как говорила его мама, Фира Самойловна, все ездили на слабохарактерном Яше. И как вам это нравится? Дольше всех его слушал, конечно, Злой. Мирился.
Злой молча прислушивался к этому допросу «на ходу» и ему не нравились ни вопросы, ни ответы. До заката времени оставалось не так много и, если не расколоть этих двоих, то банда просто уйдёт. Злой подошёл к Платону и угрюмым голосом сказал:
– Платон, что спрашивать, я знаю. Дай мне! Время же теряем…
– Бес, переводи, – кивнул головой Платон, понимая, что шансов разговорить душманов у них мало и нужно менять тактику допроса.
Злой подошёл к Араратику и вполголоса сказал, обращаясь только к нему:
– Арарат, попридержи Платона, если что…
Тот молча кивнул головой, отдал свой пулемёт напарнику и подтянул ближе к себе за верёвку, связанного старшего брата Далера. Злой подошёл к раненному Мехмету, достал свой трофейный нож из дамасской стали и стал медленно разрезать и снимать бинты с его груди.
– Меня интересует только один вопрос – где сейчас твой отряд? Расскажешь, и твой брат останется жить, – тихо говорил Злой, срезая ленты окровавленного бинта.
– Я не знаю, – испуганно отвечал душман, – наш командир Мансур никому не доверяет. Отряд каждый раз ночует в разных местах.
Тем временем Далер рвался к младшему брату, что-то кричал, просил. Бес сначала что-то начал переводить, типа: «Отпустите, он не знает», а потом они со Злым полностью переключились на Мехмета.
– Если тебя привезли раненного в твой родной кишлак, значит и они все местные, из твоего или соседних кишлаков. Так? Значит и база у вас где-то рядом. И не в горах, в горы машины не затащишь, – логично размышлял Бес.
А в это время Злой, закончив срезать бинты, вставил два пальца в рану духу и чуть провернул.
Двигатель Гриша не глушил, но крик боли Мехмета заставил механика поглубже натянуть на голову шлем, спрятаться в башне и закрыть люк. Далер упал на колени и отчаянно рыдал, пытаясь спрятать лицо и не смотреть на брата. Но рядом был Араратик. Он за волосы поднимал голову старшего брата и заставлял смотреть. Платон сначала нервно курил, спрятавшись за машиной, потом залез через люк в десантный отсек, сел и закрыл глаза.
– Если ты, Мехмет, ничего нам сейчас не расскажешь, мы убьём твоего брата, вернёмся в твой кишлак и на твоих глазах убьём твою мать, жену твоего брата, детей… А знаешь почему, Мехмет?
Мехмет поднял голову и ненавидящим взглядом посмотрел на Злого. Бес вытащил из магазина автомата патрон и дико заорал:
– Потому что ты, Мехмет, убил моего брата! Ты, шайтан, убил! – кричал он, проталкивая большим пальцем патрон, калибра 5,45 в рану моджахеду.
От болевого шока Мехмет потерял сознание. Злой подошёл к старшему брату, присел на корточки и спросил, глядя в глаза:
– А скажи мне Далер, правду говорят, что если правоверного повесить, то он в свой правоверный рай не попадёт, а весь род его будет проклят? Так? А?
Далер закрыл глаза и упал, скрутившись в позу эмбриона, громко завыл, выводя из психического равновесия даже самых стойких. Яша ушёл читать надписи на надгробных плитах. Ещё двое отошли «в дозор». Пришёл в себя Мехмет. Он смог даже встать на ноги и дико смотрел на, торчащий из его раны капсюль патрона. Кровь уже не шла. Злой подошёл к БМП и громко постучал сапёрной лопаткой по броне. Открылись все люки.
– Командира своего зови, – сказал Злой наводчику.
А когда из люка показался командир БМП, Злой велел развернуть башню так, чтобы ствол пушки был под 90 градусов к машине. Башню развернули, а ствол опустили. А потом все молча наблюдали, как Бес привязывает к стволу верёвку, а Злой внизу вяжет петлю. Подволокли орущего Мехмета, одели на него удавку, затянули, чуть приподняли ствол пушки, поставив духа на цыпочки, и ещё раз спросили: