Помню, однажды, около четырёх часов утра, измученный после очень долгого дня, я написал ему перед сном: «Привет, Иван. Как дела? Я закончил осмотр ежей и теперь собираюсь лечь спать. Как Кася?» Я думал, что он ещё спит, поэтому быстрого ответа не ждал. Однако через пару минут экран телефона загорелся. «Привет, Макс, я только проснулся и сейчас пойду к ней, чтобы начать тренировку».
Наша переписка походила на краткий обмен мнениями с человеком из другой реальности, но всё же таким образом я мог хоть немного его понять. Я заснул, думая о том, как они вдвоём играют в бассейне, и отождествляя себя с Иваном. Со временем я понял, что мы очень разные, хотя и испытываем схожие чувства. В отличие от меня Иван был человеком сдержанным, немногословным и замкнутым. Однажды он прислал мне фотографию, и я написал ему: «Кася выглядит счастливой, я очень рад!»
Его сухой ответ мигом спустил меня с небес на землю: «Не хочется тебя разочаровывать, но то, что ты принял за улыбку, просто форма морды, типичная для дельфинов».
Иван был не из тех, кто бурно проявляет свои чувства, к тому же я понимал, что он хотел подчеркнуть нестабильное состояние Каси и необходимость её перевозки, пока ещё не стало слишком поздно.
Его сообщения были скупыми, похожими на телеграммы, но они помогали мне открывать для себя мир дельфинов. Я понял, что для этих животных важна активная социальная жизнь. Иван находился рядом с Касей с утра до вечера в их общей темнице, в которой с каждым днём им становилось всё хуже. Он заставлял её играть и тренироваться, чтобы поддерживать в форме и отвлекать от горестей. Между ними установились близкие и глубокие отношения.
Я искренне влюбился в Касю и очень ценил то, что Иван для неё делал. Я хотел, я был просто обязан им помочь.
Думаю, моя потребность помогать слабым и обделённым существам берёт своё начало в детстве. Мне всегда было трудно смириться с одиночеством. Я учился в религиозной школе-интернате и в начальных классах весь день ждал, когда мама меня заберёт, – не успокаивался, пока не видел, как она заходит в двери. А когда я заставал спор между моими родителями, я боялся, что они разведутся и что я больше никогда их не увижу. Ужасное чувство. Вкус горькой звериной тоски, которая свойственна некоторым животным, тоже мне знаком. Как я мог остаться равнодушным к чувствам Каси?
Дельфины высокочувствительные и эмпатичные существа, прямо как люди. Почему некоторые забывают об этом? Как можно недооценивать уровень их сознательности?
Тем временем работа над бассейном продолжалась. Волонтёры со всей России съехались, чтобы помочь. Одна девушка постоянно писала мне и присылала видео. Строительная площадка находилась в нескольких метрах от кристально чистой бухты; на заднем плане возвышалась большая гора Карадаг. Энтузиазм молодых волонтёров напомнил мне времена моей юности в доме бабушки и дедушки. Время, когда я искал дружбу и, возможно, даже любовь за пределами своей семьи. Вид голых по пояс мальчишек, работающих на строительных лесах или скромно обедающих за большим самодельным столом, вызывал у меня улыбку, а их веселье и беззаботность меня вдохновляли.
Однажды вечером я очарованно наблюдал за тем, как они пели песни маленькому ребёнку, который не мог уснуть. Я бы многое отдал, чтобы наслаждаться с ними подобными спонтанными моментами. Как бы мне хотелось лежать в спальном мешке под звёздным небом и дышать морским бризом…
День за днём я наблюдал, как формировался брезентовый купол, закрывающий бассейн, а вместе с ним росла и моя надежда, что нам всё-таки удастся совершить этот подвиг.
Софья сказала, что для сборки брезентового купола нужно сшить десятки треугольников и на каждом из них будет напечатано имя благодетеля. Треугольник на самом верху будет посвящён «Ла Нинне». Я растрогался, представляя, как мой любимый ёжик будет присматривать за Касей.
Через несколько дней на строительную площадку приехала съёмочная группа телеканала «Россия 1» для интервью и съёмок, предназначенных для регионального телевидения. После этого меня окончательно отпустило – значит, всё, что мне писали, правда. Интерес средств массовой информации к этой истории рос, в чём отчасти была и наша заслуга. Казалось, что всё движется в верном направлении.
Репортёр Би-би-си, ранее освещавший мою историю в программе Outlook,[25] попросил меня дать контакты Ивана, чтобы взять у него интервью. Я был уверен, что после этого в спасении Каси не останется никаких сомнений. Однако, когда я сообщил об этом Ивану, меня в ответ словно холодной водой окатили. Он ответил: «Нет». Он не проявил никаких эмоций, только решительно отказался появляться перед камерами. Я не понимал, почему он отказывается от этой возможности; это был уникальный шанс, благодаря которому мы бы привлекли к сбору средств ещё больше внимания. Я уговаривал его несколько дней, но в конце концов был вынужден сдаться, поскольку Иван оставался непреклонен. У меня снова возникли подозрения, что он сторонится публичности не просто так.
Вскоре мне в голову пришла другая мысль: Иван, как и другие люди, занимающиеся спасением Каси, принадлежал к совершенно другой культуре, и, чтобы понять его, мне нужно было поставить себя на его место. Языковой барьер и проблемы со связью, конечно, мало этому способствовали. Одно я знал наверняка: для эффективного общения я должен был гнать прочь сомнения и предубеждения.
Настал июль, для Каси наконец прислали чип и необходимые документы. На «Карадагской биостанции» начались работы по строительству бассейна – конструкции из дерева и полиэтилена, – находящегося прямо на земле. И вот мы приступили к решающей фазе нашего большого дела – перевозке. София написала, что они обратились за помощью к армии и министерству охраны окружающей среды. У неё не было никаких сомнений, что они помогут.
«Точно? – спросил я у неё. – Всё уже на ходу, нужны гарантии. Как можно начинать такое большое дело, не заручившись поддержкой заранее?!» Я был в смятении и злился.
София была уверена, что российские учреждения придут на помощь, я же сильно в этом сомневался. В то время правительства всего мира были озабочены поиском ресурсов для лечения больных COVID-19; помощь дельфину вряд ли входила в их интересы. Я задумался о запасном плане и решил поговорить об этом со своим другом Дэвидом. Мы разузнали, сколько стоит аренда частного самолёта. То, что нам удалось найти, не обнадёживало: самолёт, который мог бы доставить Касю в Крым, обошёлся бы примерно в 80 тыс. евро. Что будет, если российская армия откажется помогать?
Глава 16Всем свободу!
Свободы – вот чего я хотел для Каси. Увидеть, как она возвращается в свою естественную среду обитания, возвращает всё то, что принадлежит ей по праву и что человек несправедливо отобрал.
Я знаю, что значит для подневольного животного вернуться на свободу. Видел в глазах ежей, которых мы отпускали.
Обычно мы начинаем выпускать ежей в апреле, но в 2020 году пришлось прождать аж до 18 мая, дня, когда сняли жёсткие ограничения в связи с первой волной COVID-19.
Новость об отмене ограничений стала большим облегчением. Не столько для меня – я продолжал помогать раненым животным, несмотря ни на что, – сколько для наших маленьких подопечных. Кто-то поспокойней, кто-то более резвый и нервный, но всё-таки все ежи нервничали из-за длительного вынужденного заключения.
В те дни радовалась вся страна. То, что несколько месяцев назад было в порядке вещей, стало в новинку. Обретшие свободу передвижения люди стекались в парки, поднимались в горы, рассыпались по пляжам. Я раздумывал: станут ли люди добрее к животным, почувствовав тяжесть заключения на собственной шкуре? Всего за два месяца, когда мы были прикованы к дому со всеми удобствами, многие впали в депрессию. Начнут ли люди теперь сочувствовать животным, которые вынуждены всю жизнь провести в одиночестве в крохотной клетушке вдали от дома?
В середине мая в Центре было полно ежей, которые ждали своего освобождения.
– Нам надо многое сделать, – сказал я Кристине, когда узнал об окончании изоляции. – Нужно выпустить ежей как можно скорее, они больше не могут ждать. Вот только не знаю, как мы это провернём. Все домики для ежей заняты.
– Нам правда нужны домики? – спросила она. – Может, просто их выпустим?
– Нет, – ответил я. – Мы взяли их осенью совсем маленькими, у них ещё нет опыта. Ежи пробыли в Центре слишком долго, и им требуется не менее 15 дней, чтобы привыкнуть к жизни на улице. Мы должны быть уверены, что они начнут охотиться на насекомых, строить себе гнёзда, спать днём и бодрствовать ночью, – пояснил я и добавил: – Также они должны отвыкнуть от нашего присутствия. Настороженность по отношению к людям может спасти им жизнь.
– И всех ежей ещё надо осмотреть? – уточнила Кристина.
– Да, необходимо проверить, нет ли у них паразитов… Буду давать им успокоительное, осматривать и подстригать коготки. Задача не из простых, если учесть, что ежей уже больше сотни.
– И мы ещё не нашли место, где выпустим их?
– Ты же знаешь, что нет, – вздохнул я.
Найти место на природе вдали от оживлённых дорог и людей не так-то просто. Идеально было бы найти где-то колонию ежей – это означало бы, что там благополучная среда обитания.
– Разве мы не можем выпустить их в том месте, где нашли? – спросила Кристина.
– Третий вопрос, третий уровень сложности, – рассмеялся я. – Существуют различные опасности вроде злых собак, бассейнов без защиты и заборов. Порой люди не готовы взять на себя обязательство оставлять еду и воду для выпущенных ёжиков какое-то время… Большинству ежей нужно время, чтобы привыкнуть к охоте, им необходимы убежище и еда, – пояснил я.
Хорошо помню, как мы впервые выпустили ежа в тот тяжёлый год.
Я решил отправиться в римский город Августа Багиеннорума[26]