Наташа вспомнила и доброго Финна, его рассказ о себе и о колдунье Наине, вспомнила отвратительного карлика Черномора, и тут ей в голову пришла одна мысль, которая заставила ее умолкнуть и задуматься. Потом она сказала:
— Как странно! Волшебник Черномор ведь совсем не пел! А у меня такое чувство, что я слышала какой-то противный, скрипучий голос... Как же так получилось? Он не пел никакой арии, а я откуда-то знаю и какой у него голос, и какой характер у него неприятный...
— У музыки есть одно свойство, — тихо заговорил Ученый Кот. — Именно это ее свойство самое удивительное: музыка без слов, без красок и бумаги может рисовать портреты людей и описывать самые различные события. Музыка на своем языке часто лучше, чем живой рассказ или картина художника, может поведать о человеческих чувствах.
А лучше всего на этом языке — языке музыкальных звуков — говорит оркестр. Его голос необычайно богат и выразителен. Оркестру доступно все. Ты удивляешься, когда и где ты успела услышать голос Черномора? Не знаешь, как ты почувствовала, какой у него характер? Об этом рассказал тебе оркестр. Помнишь марш, под звуки которого слуги несли на подушечках бороду Черномора? В странных — резких, страшноватых и в то же время смешных — звуках оркестра изображался не только сам колдун, но и тот ненастоящий, колдовской мир, в котором он властвует. Для того, чтобы нарисовать этот мир, композитор применил особые музыкальные краски. Например, в танцах, которыми Черномор пытался развлечь Людмилу, слышатся причудливые мелодии. Некоторые из них — подлинные восточные напевы, другие — музыка, сочиненная композитором в стиле восточных мелодий.
Кстати сказать, Глинка, которому были так близки русские народные песни, любил и музыку народов Востока. В «Руслане и Людмиле» есть мелодии и кавказских народов, и татарская, и персидская, и арабская, и турецкая.
Но мы говорим об оркестре, не так ли?
Оркестр умеет рассказать обо всем, и пока музыкальное действие длится, он не замолкает. Ведь оркестр сопровождает певцов при исполнении арий, звучит при пении ансамбля— то есть когда поют одновременно несколько певцов, — сопровождает и хор. Кстати сказать, ансамбли ты слышала не раз, пока шло музыкальное действие. Вспомни, как выразительно пели Руслан, Ратмир, Фарлаф и отец Людмилы, когда во время свадебного пира раздались удары грома и всех охватило оцепенение.
Что же касается хора... Хор, который славит Леля, славит Руслана и Людмилу, — это торжественный хор, открывающий и заключающий все события. А хор девушек в замке Наины, когда колдунья заманивает путников к себе? Этот хор с необычайно красивой персидской мелодией не может не пленить своим завораживающим звучанием. Помнишь ли, как пели девушки? «Ложится в поле мрак ночной...» Вот такой же ночной мрак, что и сейчас, когда совсем уже стемнело за нашим окошком — и в лесу, и в поле, не так ли, о синеглазая?
Ночной... чуть слышно ответила Наташа. — Ложится... спать...
Она успела пробормотать что-то еще, но мгновенье спустя заснула, уронив голову на свои лежавшие на подоконнике руки. И Наташа, конечно, не слышала, как отворилась дверь, вошел Тон-Тоныч и осторожно перенес ее на кровать...
Глава пятая. НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Проснулась Наташа поздно. Она сразу же увидела, что день серый и что накрапывает мелкий дождь. А вчера она проснулась вместе с пением птиц, со звуками музыки, светило солнце, и день принес ей столько радости. И вот, пожалуйста, сегодня пасмурно, за окном шумит дождь, а в избушке — непривычная тишина...
Встав и подойдя к столу, Наташа увидела на нем записку:
«О синеглазая!
Одна из существующих в природе сил, которые зовутся Непредвиденными Обстоятельствами, заставила меня покинуть тебя. Не огорчайся. Позавтракай и пообедай: в кухоньке найдешь разнообразную провизию. Можешь делать все, что захочешь: гулять, читать книжки, петь, смеяться и ходить на голове. Но ровно в три часа пятнадцать минут ты должна одеться и быстрым шагом пойти по тропинке, ведущей к проселочной дороге. Точно так же, как и вчера, там будет стоять легковая машина, но только чуть правее по дороге, напротив небольшого белого домика. Шофер к этому времени еще не должен выйти из домика, и ты сможешь незаметно устроиться на заднем сиденье. Помни, что для этого шофера ты по-прежнему невидима, поэтому веди себя всю дорогу тихо. Он привезет тебя туда, где мы были вчера. Там мы и встретимся.
До скорого свидания!
Магистр наук волшебных и музыкальных
Тон-Тоныч».
Вот тебе и на! Мало того, что дождь и серость вокруг, еще и Тон-Тоныч куда-то исчез. Наташе вовсе не улыбалось провести полдня в одиночестве и скуке. Правда, здесь был Ученый Кот. Но он, как, по-видимому, с вечера устроился на своем любимом Короле Чертей, так и оставался там, и, вероятно, спал. Во всяком случае, когда Наташа сказала: «Доброе утро, Кот Нестор!» — тот не пошевелился. Так что он никак не мог ей скрасить одиночество. Что ж поделаешь, придется самой придумывать, как провести время до трех часов.
Она умылась, поела, сидя за столиком в маленькой темной кухоньке, потом решила обследовать вторую комнату избушки — комнату, в которой, как она предполагала, Тон-Тоныч проводил большую часть времени. Так оно и оказалось. Конечно, это была его рабочая комната: почти всю ее занимал рояль, в углу стояла виолончель, на стене висел еще один струнный инструмент, названия которого Наташа не знала. На рояле и в двух застекленных шкафах были ноты и книги.
Много места занимали и пластинки, которыми были заполнены ящики и коробки, стоявшие и вдоль стен, и на шкафах, и на подоконнике. Были здесь магнитофон, проигрыватель и радиоприемник. Один из углов комнаты предназначался для отдыха: там стояли узкий диванчик и кресло. В общем, ничего волшебного, комната как комната, и Наташа решила было уйти из нее, но вместо этого села к роялю и открыла его. Она дотронулась до клавиш, и под ее пальцами прозвучали пять звуков, повторивших ту мелодию, что пела Людмила: «Гру-у-стно-о мне...»
Наташа стала припоминать услышанные вчера мелодии и напевы и наигрывать их, неуверенно нащупывая нужные клавиши. Но скоро занятие ее увлекло. Лучше другого ей запомнились «Марш Черномора» и хор «Ложится в поле мрак ночной», и было радостно, что она, уже почти не запинаясь, играет полюбившуюся музыку.
Вдруг произошло нечто странное. Ей почудилось, что мелодию подхватила флейта. Наташа прервала игру... Так и ость: флейта довела мелодию до конца!..
В растерянности Наташа замерла, не зная, что и думать о новом волшебстве, но тут из-за двери донесся голос:
— Эй, Антоныч! Принимай гостей! — Затем послышались возня, шуршанье, все тот же голос продолжал:
— Сапоги-то я на крылечке оставил... Погода сегодня прямо беда!.. Хоть и на минуту к тебе, а плащ в сенях сниму, течет с него, в избу в нем никак нельзя...
Голос был немного хрипловатым, но каким-то уютным, очень к себе располагающим, а когда дверь отворилась, столь же привлекательным оказался и вошедший в комнату невысокого роста старичок. У него было круглое, пообгоревшее на летнем солнце морщинистое лицо с мокрыми от дождя седыми усами, а такие же седые, беспорядочно всклокоченные волосы на голове придавали ему вид довольно забавный, как, впрочем, и глаза — голубые, по-детски вытаращенные от изумления. Старичок так и остался у дверей, стоя в одних шерстяных носках, придерживая разлетавшиеся полы коротенькой меховой телогреечки, а Наташа весело залилась смехом, даже не пытаясь сдерживаться.
— Постой, постой, — заговорил наконец старичок. — Да что же это такое, а? Слышу, Антоныч музыку Глинки на рояле исполняет, вхожу без всякого подозрения, ан нет: не он это, а девица мне незнакомая. Как звать-то?
— Наташей, — сказала, чуть успокаиваясь. Наташа.
— Наташей? А я дед Семен буду. Ну, здравствуй, здравствуй! А сам-то где? Нету? Что же теперь делать — нету, значит — нету. Я подумал, коровки-то мои смирно себя ведут, дай-ка загляну к Антонычу, он, чай, в дождь скучает, поиграем с ним... А его нету.
И дед Семен сокрушенно развел руками.
— А во что вы играете? — заинтересовалась Наташа.
— Как? — переспросил дед Семен и подошел поближе.
— Во что вы играете с Антоном Антонычем?
— Во что, говоришь? Забавница ты, Наталья. Оно верно, старый — что малый, но только мы не в игрушки играем, а музыку играем, понятно — нет?
— Значит, на флейте вы сейчас играли?
— Свирелька у меня, — ответил дед Семен и вынул из-за пазухи тонкую деревянную трубочку. Он приложил ее к губам и, пробежавшись пальцами по дырочкам, издал несколько птичьих трелей. Наташа пододвинула старику стул.
— Что же, будем играть?— спросил дед Семен, усаживаясь.
— Поиграйте, пожалуйста, — кивнула Наташа.
Свирель заиграла. Протяжные печальные звуки, будто округлые прозрачные струи, лились из маленькой трубочки и таяли, растворялись в воздухе. Дед Семен играл негромко, но комната полнилась звучанием свирели, тихонечко гудели ей в ответ струны рояля, в приоткрытую дверь, ступая неслышными лапами, вошел Кот Нестор, вскочил на спинку кресла и стал внимательно слушать. Чуть-чуть притопывая ногой, дед Семен заиграл побыстрее, и Наташа почувствовала, как у нее ноги сами собой хотят попрыгать под музыку, сплясать что-нибудь озорное. Тут дед Семен приостановился:
— А ну, Наталья, давай-ка и ты на своих клавишах «Светит месяц» сумеешь? — спросил он.
— Сумею! — ответила Наташа.
И заигралось у них, закружилось! Сперва не очень живо, спокойненько, с хитрецой да с лукавством начал дед Семен, ну и Наташа, конечно, не сразу приноровилась. Но вот уж и у нее перестали пальчики задумываться, какой из них за которым работать должен. Начал дед побыстрее. Отставать Наташе никак нельзя, напротив — она почувствовала, что с каждым повтором, с каждым куплетом нужно ускорять да ускорять, и поняла Наташа, что именно ей-то и надо теперь вести музыку, потому что дед Семен уже играл не сам напев, а разливался трелями, подсвистывал, подпевал да подыгрывал. Вдруг он крикнул: «А ну-ка, Наталья, одна теперь!» — и вскочил— да к стене. (Кот Нестор маханул прямо с кресла на крышку рояля.) И вот уж опять заиграл дед Семен, а в руках у него инструмент, н