стремального вождения, стрельбы и боевых искусств, чтобы освободиться из плена и отомстить обидчику. Это не самое обычное кино субжанра «месть за изнасилование», потому что как такового кульминационного изнасилования, характерного для фильмов такого рода, в данном случае нет. В кинематографе этого направления девушка обычно мстит обидчикам, испытав шок после единичного надругательства, в данном же случае героиня терпит сексуальное насилие неоднократно. Но чем дольше она терпит, тем методичнее станет она мстить. Эта методичность во многом является следствием общей стилистики картины, довольно безэмоциональной даже в ее эксплуатационном изводе.
Кэрол Кловер [2014] считает, что в слэшерах насилие и убийство занимают место секса: убийство есть акт сексуальной сублимации. Сумасшедшие маньяки, убивающие подростков, испытывают от этого сексуальное удовлетворение. Однако в картинах «месть за изнасилование» насилие не может занимать место секса: в этом случае насилие возникает только после сексуального акта. Жестокость по отношению к жертве превращает эту жертву в охотника и палача. Родители девушки, получив известие (письмо, конечно, написано не Фриггой) о том, что их дочь к ним не вернется и никогда их не любила, в ответном письме сообщают, что были крайне разочарованы, узнав, насколько полон ненависти их ребенок. Однако ненавистью героиня преисполняется только после их самоубийства. Правда, решение отомстить обусловлено многими факторами: невозможность терпеть секс без взаимного согласия, известие о гибели родителей, убийство ее «коллеги» Салли, мечтавшей сбежать.
В фильме есть структурные элементы, использование которых может сделать и, как правило, делает кино культовым. Во-первых, это лишение человека того или иного органа тела, а во-вторых, наличие священного оружия культового кино – двуствольного ружья, которое является едва ли не основным огнестрельным оружием в культовом кинематографе («Убрать Картера», франшиза «Зловещие мертвецы», франшиза «Фан-тазм»). Большинство своих жертв героиня убивает из самолично обрезанного двуствольного ружья. Что касается органов тела, то после первой же агрессии девушки по отношению к клиенту сутенер выкалывает ей глаз скальпелем. Эта сцена показана довольно натуралистично и эпатирует так же, как и сцена разрезания глаза бритвой в классическом культовом фильме «Андалузский пес» (1929).
Если внимательно всмотреться в сюжет, можно увидеть параллели с фильмом «Таксист», который вышел через год после релиза «Триллера». Но если в «Таксисте» 12-летняя проститутка действительно убежала от родных и работает со своим сутенером по собственной воле, а ее «освободителем» является герой, которого не просили о помощи, то в «Триллере» все наоборот: сутенер похищает девушку и держит в борделе против ее воли, и в итоге она освобождается из плена самостоятельно. Если судить по этим двум фильмам, то бизнес, связанный с проституцией, был гораздо более жесток в провинциальных городах Швеции, нежели в центральных городах Соединенных Штатов.
Особенно примечательно в фильме название, под которым он известен главным образом. Альтернативные названия картины – «Месть шлюхи» и «Ее звали одноглазка». Однако «Триллер» – едва ли не единственный относительно известный фильм, в заглавие которого вынесено наименование жанра. Более того, содержание картины никак не соответствует жанровой формуле триллера, и в этом смысле подзаголовок «жестокое кино» гораздо точнее. Между тем столь амбициозное название, вероятно, предполагало желание авторов ленты «переизобрести жанр» и радикально изменить его прежнюю формулу, наполнить сосуд новым содержимым. Отсюда и подзаголовок: триллер обязан быть жестоким кино. Несмотря на то что революцию в жанре картина не произвела, фактически она создала новый субжанр, который станет одним из основных для культового кинематографа.
А еще героиня Кристины Линдберг украшает обложку «The Cult Film Reader» [2007], а также обложку «Шведских сенсационных фильмов» [Ekeroth, 2011]. Автор последней, Дэниэль Экерот, включил картину в двадцать шведских фильмов, которые обязательно надо посмотреть перед смертью, отметив, что «Триллер: жестокое кино» по известности уступает лишь фильмам Ингмара Бергмана. А кроме того, западные исследователи часто отмечают, насколько велико влияние этого фильма на картину Квентина Тарантино «Убить Билла» (2001).
Оно живо / Оно живое
IT'S ALIVE
США, 1974 – 91 МИН.
ЛАРРИ КОЭН
Режиссер:
Ларри Коэн
Продюсеры:
Ларри Коэн, Питер Сэбистон, Джанелл Коэн
Сценарий:
Ларри Коэн
Операторская работа:
Фентон Хэмилтон
Монтаж:
Питер Хонесс
Музыка:
Бернард Херрманн
Главные роли:
Джон П. Райан, Шэрон Фаррелл, Джеймс Диксон, Уильям Веллман-мл., Шамус Лок, Эндрю Дагган
Хотя Ларри Коэна постоянно упоминают в пантеоне культовых режиссеров, определявших облик «американского кошмара» 1970-х, его фильмы почти никогда не попадают в списки культового кино. Поклонники ужасов всегда предпочитали ему Ромеро, Хупера, Крейвена и Карпентера. Кроме того, Коэна так и не признала критика. Ему уделяется гораздо меньше внимания в исследовательской литературе, хотя его творчество лучше прочих мастеров хоррора подходит для академического анализа. Вместе с тем критик Ким Ньюман уже в конце 1980-х называл его «автором» в ряду таких режиссеров, как Кроненберг и Ардженто [Newman,
1989, р. 109–114)], а критик Робин Вуд восхвалял его как непризнанного новатора. Впрочем, у Вуда были свои причины превозносить Коэна: фильмы последнего прекрасно отражали фрейдо-марксистские взгляды первого. Несмотря на то что эти критики упоминали важный вклад Коэна в развитие жанра, в будущем вряд ли творчество режиссера станет востребованным кроме тех немногих, кто сегодня почитает его – и почитал ранее – как культового автора.
Фильмом – «визитной карточкой» режиссера, который мог принести ему славу, сравнимую хотя бы с репутацией Тоуба Хупера, стала лента «Оно живое». Коэн сам выбрал это кино, чтобы сделать его основным в своем наследии, позже сняв два сиквела «Оно живое снова» (1978) и «Оно живое 3: Остров живых» (1987). Однако его картины «Кью», «Бог велел мне» и «Вкусная дрянь», возможно, чаще называются «культистами» среди любимых.
В фильме «Оно живое» уже немолодая супружеская пара, имея одиннадцатилетнего сына, ожидает рождения второго ребенка. Вероятно, у них не все гладко в отношениях, так как Коэн умело создает атмосферу напряженности в отношениях супругов. Позднее выяснится, что они даже хотели сделать аборт, но потом передумали. В итоге вместо обычного ребенка женщина рожает агрессивного мутанта, убивающего весь медицинский персонал в палате и скрывающегося в неизвестном направлении. На протяжении фильма сбежавший уродец убивает случайных людей, в то время как полиция тщетно пытается его поймать. В конце концов чудовище приходит в дом своих родителей.
У Коэна нет стилистической извращенности Ардженто или трансгрессивного пафоса Кроненберга. Используя ограниченные финансовые возможности, он все же довольно изобретательно подходил к съемкам и делал ставку на психологизм и саспенс. В «Оно живое» зритель очень долго не может увидеть монстра: вместо этого ему даются только намеки на образ чудовища. Эта скрытность подпитывает воображение аудитории, чтобы та сама могла додумать фигуру убийцы. Хотя на протяжении фильма происходит много убийств, картина смотрится скорее как детектив, главная загадка которого – когда же, наконец, чудовище явится заждавшейся аудитории. Вот почему кино можно также описать как триллер и даже социальную драму. Главным образом действие фокусируется на отце, переживающем из-за сложившейся ситуации даже больше матери монстра. При этом, показывая сложное психологическое состояние героев, Ларри Коэн оставляет место для горькой иронии.
Отец монстра переживает, что его имя навсегда останется связанным со случившимся. Дело в том, что герой является пиар-агентом, и его начальник даже шутит, что тому понадобится специалист в сфере паблисити, чтобы справиться с репортерами. В одной из сцен, размышляя о том, как же мутант мог появиться на свет, отец говорит, что раньше никогда не задумывался о том, что Франкенштейн – имя ученого, создавшего чудовище, и что он только теперь осознает единство создателя и его монструозного творения. Снова ирония Ларри Коэна. «Зачем же читать такую второсортную литературу?» – озадачивается участник диалога. Впрочем, во многом это самоирония – невольно возникает вопрос: зачем зрителям смотреть такие второсортные фильмы?
В творчестве Коэна много тем, присущих культовому кино, – трансгрессия, уродство, противостояние нормального/другого, комментарии на злобу дня, переданные через жанр. Возможно, Ларри Коэна меньше чтят, чем других мастеров ужасов 1970-х, потому что его фильмы не такие жестокие и шокирующие, как творчество Кроненберга, Крейвена, Хупера и т. д. Но только внешне. Фильм отражал страхи в американском обществе того времени, которые были связаны с деторождением и абортами. Робин Вуд считает этот фильм метафорой кризиса американской семьи и одним из самых мощных высказываний против доминирующей идеологии – когда другой угрожает нормальному [Wood, 2003, р. 85–101].
Если «Ребенок Розмари» Романа Поланского был связан со страхами беременной женщины, будущей матери, то «Оно живое» связано со страхами отца. Метафора Коэна была буквальной: дети – это монстры. Некоторые могли углядеть в фильме апологию абортов – в тот момент больная тема для американского общества, в котором аборты только-только были разрешены [Скал, 2009, с. 235–249; о фильме «Оно живое»: с. 244]. На протяжении действия главные герои рассуждают, стоит ли им оставить родившегося монстра или нет. Один из персонажей фильма говорит: «От детей одни проблемы. Хорошо живется тем, у кого их нет». Фильм, разумеется, нашел поддержку у тех, кто придерживался идеологии, известной сегодня как «child free». Трансгрессия «Оно живое» была не графической, а идеологической – выступать за убийство детей куда большая провокация, нежели унижать женщин.