Ведь не зря же Андрей Тарковский снимал автобиографический фильм. Не зря же снимал Феллини. Не зря же каждый художник пытается через живопись, через книгу, через фильм каким-то образом открыться, исповедально рассказать о своей судьбе, думая, что это интересно всем, поскольку это касается целого поколения.
Но только один человек может выразить какие-то проблемы и судьбу поколения. А другой – не очень. Один может рассказать, другой – написать. Я, наверное, взялась за сложное, потому что пытаюсь вам рассказать о своей жизни, ну не совсем о своей, я очень скромно к себе отношусь и не считаю, что моя судьба и моя биография так уж необходимы всем людям. Эта книга может быть необходима только как часть определенной эпохи, определенного поколения людей. И судьба подарила мне огромное счастье встречаться с очень интересными людьми, которые, мне казалось, и лучше меня, и интереснее меня, и значительнее меня, и талантливее меня. Поэтому мне всегда хочется о них рассказывать и не бояться восторгаться ими.
Так вот, дни рождения. Они были на гастролях, они были на съемках, они были просто у мамы дома, или в каком-то ресторане, или где-то еще. Один раз я устроила в день рождения концерт. А один раз ездила в круиз, и это было незабываемое путешествие по северным странам. Помню, были где-то в Рейкьявике, на этом большом, огромном, красивейшем острове, с невероятной совершенно архитектурой, удивительным ландшафтом, и мне казалось, что мы находились на другой планете. Потому что вокруг нет ни зелени, ничего. Какая-то черная земля, чем-то покрытая, я не поняла, мне по-научному долго объясняли, что это такое: то ли это бывшая лава, то ли что-то еще. Потом какое-то деревце стоит. Потом какой-то цветок цветет, потом какой-то валун лежит, что-то очень странное.
Вдруг подъезжаем к фантастическим водопадам. Всех туристов с корабля и нас, которые плыли радовать их концертами, поскольку я ехала, естественно, не за свой счет, а работая, – у меня было несколько выступлений на этом корабле. Но тем не менее я сочетала и отдых, и экскурсию, и работу. И мне было очень комфортно и очень радостно. Многие артисты так путешествуют и ездят, и это нормально, это хорошо.
Ходим мы, значит, мимо этих водопадов. Там нам все объясняют: название, что это такое, какая высота, как он образовался и как он там бьется о скалы. А потом пошли к другому водопаду, шел дождь, было очень холодно, поскольку северный остров, и нам говорят: «А этот водопад безымянный».
А в это время, естественно, весь корабль знал, что у меня день рождения, и с утра объявили, что будет вечер, и я знала, что готовили какой-то торт со свечами. Я все понимала – там такая традиция. На корабле всегда каждому пассажиру, путешествующему в день рождения, это вручают. Это красивая традиция.
И вдруг кто-то, какой-то замечательный энтузиаст с этого корабля, закричал: «Давайте ему дадим название!» Все сказали: «Давайте!» – «И как же назовем?» – «Ну как, конечно, он будет называться “Ирина” в честь Ирины Мирошниченко». Я так была счастлива, горда, подошла к этому водопаду, но его же не потрогаешь, это же летит огромная масса воды. А кто-то вдруг: «Давайте ее обмоем!» Я завизжала страшным образом, подумала: все, концерты кончились, все на свете кончится, потому что я ненавижу холодную воду, боюсь ее до смерти, и я знаю, что тут же простужусь и весь набор болезней, который существует, связанный с охлаждением, как раз придет ко мне. Я закричала: «Умоляю, нет! Мне перед вами еще выступать! Иначе все!» Тогда как-то они сжалились.
Я только подошла, чуть-чуть побрызгалась и испытала непередаваемое чувство собственности и невероятной радости, потому что я безумно люблю природу и у меня какие-то свои взаимоотношения с деревьями, с цветами, с птицами, со всем, что вокруг. Я разговариваю, мне нравится общаться с ними, потому что мне кажется, что они живые. Все, что вокруг нас, все живое, то расцветает, то умирает, то рождается, то возрождается вновь и так далее, и так далее.
И этот водопад мне показался живым, мощным, красивым, таким большим и мужским, ну просто такой свирепый роскошный мужчина, который был в облике этого водопада.
Так что вот такой был у меня подарок в жизни. Незабываемый, причем.
А в этом году, 2008-м, мне захотелось устроить день рождения именно здесь, на этой дачке. Маленькой, уютной, очень скромной и очень для меня дорогой. У меня никогда не было дачи. Более того, я всегда ненавидела дачи, просто как данность. Когда я приезжала в Подмосковье и торчали эти зеленые перекошенные заборы, сараи, такое ощущение было, что это какая-то жуткая разруха, и все как шальные сидят в этих огородах, сажают лук-морковку. Я думала: «Провались пропадом, мне ничего не надо! Никакого лука, никакой морковки, никакой зелени. Лучше пойду на рынок, лучше куплю меньше, а лучше вообще ничего не куплю. Сварю гречневую кашу». К тому же комарье! И вообще мне все не нравилось.
Я всегда шутила и подтрунивала над моей подругой, очаровательной, изумительной, о ней будет особый рассказ, уникальной совершенно женщиной, это Татьяна Сергеевна Семенова – архитектор, профессор, сейчас она руководит огромной организацией под названием «Центр цвета». Она дает цвет всем домам города Москвы, мне кажется, работает круглосуточно. Добрейший, интеллигентнейший, талантливейший и любимейший человек.
Она всю жизнь живет в своей Загорянке. И восторгается. И каждый день едет оттуда на работу и обратно с Кузнецкого Моста. Я говорю: «Господи, зачем ты это делаешь? Ну неужели нельзя жить в Москве? Как ты это выдерживаешь? Весь этот твой ночной свежий воздух не стоит того, чтобы каждый день так ездить». У нас вечные с ней были споры. Она мне: «Как ты не понимаешь, это такая красота! У меня здесь розы…» Я, скажу честно, не понимала, мне все это не нравилось, мне хотелось только в Москву, на свою Тверскую, где шесть полос в одну сторону, шесть полос в другую. Машины летят. Витрины светятся. Реклама светится. Все гудит-шумит – и мне от этого всего хорошо!
И вот как-то 15 лет назад иду я по Дому кино, навстречу бежит замечательный человек, для меня просто бесценный, – Кушлянский, который тогда был директором Дома кино, и говорит: «Ира, мама жива?» – «Жива». – «А где ты лето будешь проводить? У тебя дача есть?» – «Нет. Никогда не было. И не будет». Он мне: «Значит, так. Маме нужен воздух?» – «Нужен». – «Тогда пиши срочно заявление. У нас в Опалихе Общество инвалидов. На часть по квоте полагается несколько дач. Довольно дешево, со скидкой, на лето возьмешь летнюю дачку».
Я тут же написала это заявление, мама была уже в это время инвалидом. Я еще, к счастью, нет. А теперь, увы, да. Мы приехали с Танюшкой в этот поселочек выбирать дачку. Надо сказать, что все они драные, старые, мне казалось, что их никто никогда не ремонтировал, горячей воды нет. И вдруг я вижу, одна стоит с краю, и возле нее – огромное дерево. Потрясающей красоты! А позади него – другое. Как же хорошо!
Старый сарай, более-менее так внутри приличненько. Ну, думаю, я все переделаю. Потому что я ужасный созидатель. Не могу отдыхать, мне надо все время что-то делать. И все время что-то совершенствовать и все время что-то преобразовывать. Вот такой характер. Увы. А может быть, к счастью.
Конечно, я эту дачку оформляю. Перевожу маму, с тюками, с собакой, с кошкой, со всем барахлом. Сзади дачи – малина, трава по пояс, какой-то кустарник, крапива. Пройти просто невозможно. А дальше там еще целый кусок территории, на который я никогда не ходила, потому что мне казалось, что там змеи ползают. А я безумно боюсь высокой травы. Мне кажется, что там что-то живет и сейчас укусит.
В первый же сезон я начала клеить обои, купила какую-то ванну маленькую, потому что там большая не влезет. Привезли ванну на старом «жигуленке» красного цвета. Поставили прямо на машину. Зрелище было то еще! На этой же машине привезли огромное количество всякой строительной утвари. Поскольку брать рабочих возможности не было, я попросила Танечку, и все возил ее муж, Лев Леонтьевич, с сынишкой, который теперь уже прекрасный архитектор. А тогда он тут вбивал пробки для того, чтобы повесить шторы.
Еще я привезла горы ситца. Актеры обычно выступают за оплату, но иногда по-другому. Например, меня однажды пригласили в город Иваново на какой-то праздник, но у них не было денег. Они позвонили: «Вы знаете, у нас нет гонорара. Но зато мы можем предложить вам продукцию». – «А что?» – «Ситцы». Ну, я посмеялась, ладно, мол. Понятно, что им очень хотелось, чтобы я приехала. И мне самой было безумно интересно, потому что я никогда не была в Иванове. Это город невест, и комбинат там замечательный.
Я с удовольствием поехала и с радостью выступила, а потом мне надавали каких-то огромных кульков здоровых. Рулоны! На выбор. Подвели: «смотрите». И тут я увидела такое чудо! То нежно-сиреневый, то какая-то бязь светло-розовая, то в цветочек. Это были советские времена. Ничего в магазинах, ситцы, правда, были, но такой расцветки я не видела. Вдруг вижу – коричневая ткань в белый цветочек. Ну просто абсолютно западного образца расцветка.
В общем, надавали мне эти рулоны. Я их привезла, засунула куда-то на антресоли. Они несколько лет лежали. Естественно, ничего из них не шила, руки не доходили. Так они лежали несколько лет. Вот до того момента, как я въехала в эту дачу.
Попросила приятельницу. Она приехала со швейной машиной. И мы начали из этих рулонов творить чудеса! Я сама, поскольку умела шить с детства, шила какие-то шторы с оборочками, строчили какое-то постельное белье, поставили огромную тахту на веранду, где лежала масса подушек, и все с оборочками. В общем, я из этой дачки совдеповской, такой затрапезной, сделала абсолютную игрушку. Она стала очаровательной, ситцевой крошечной дачкой, в которой жила моя мама. А я привозила гору продуктов и опять уезжала. В общем, была налетом-пролетом.
Так как-то появилась в моей судьбе эта дачка. Более того, тут же осенью я, которая к земле, сельскому хозяйству и загородной жизни не имела никакого отношения, сказала Марье Николаевне – коменданту: «Как хочется жасмина!» Она сразу: «Найдем. Пойдем, Ирина Петровна».