Я приехала тоже с главной ролью, Еленой Андреевной, с великим Смоктуновским в роли дяди Вани, с Олегом Ефремовым – и постановщиком и потрясающим Астровым, Женечкой Евстигнеевым, который играл Серебрякова, моего мужа по пьесе, с Софьей Станиславовной Пилявской, со Славой Невинным, с Ниночкой Гуляевой, короче, достаточно большая труппа.
Нас поселили в новом районе Де фанс, где в отдалении стоят небоскребы, и один из них как бы гостиница среднего уровня просто с отдельными квартирками, даже не было ни ресторанов внизу, ни столовых, просто квартиры, опять какие-то копеечные суточные, опять долго едем в автобусах, везут нас в центр, времени очень мало, прилетели, тут же репетиция, первый вечер свободен, на следующий вечер спектакль, подряд мы должны были сыграть два спектакля или три, и отлет обратно.
Премьера блестяще прошла, потрясающий спектакль, масса телевидения, масса прессы. Днем, естественно, интервью по пятому каналу – знаменитый пятый канал французский. Тут же даешь интервью, разговоры, поездки, тут кафе, тут проходы по театру Шайо. Короче, идет огромная работа, подготовка к спектаклю, наконец спектакль, успех, огромные букеты, прием, все замечательно.
Ну и, как обычно на таких гастролях, кто-то из наших соотечественников приходит, которые или вышли замуж, или живут, обязательно подходят, знакомятся, берут интервью, приглашают. Так и тут. Очаровательная женщина, жена президента фирмы AVON – красавица из Советского Союза. Она пригласила к себе в шикарный особняк, потом мы должны были пойти по Елисейским Полям что-нибудь купить. И с ней две подружки – надо сказать, что и она сама и одна из подружек были беременные.
Короче, я с тремя полубеременными женщинами пошла по Шан зе Лизе, а вечером у меня спектакль. В час мы пообедали, потом хотели немного походить, я думала, что сейчас дойду до отеля, час посплю, а потом меня повезут на спектакль. Но то, что я хотела и то, о чем мечтала, ничего общего не имело с реальностью.
Выходим мы на Шан зе Лизе, входим в один магазин, и вдруг я начинаю смотреть, что там есть: сумки очень красивые, и висят, самое главное, шляпы. А я зациклена на кепочках, шляпках, мне это очень нравится, и вдруг я вижу фантастический берет из «тигренка», более того, к нему же перчаточки, шарфик. А у меня была очень красивая сумочка с гобеленом из кожи, на молнии, на плече висела. И я, задрав руки, начинаю мерить этот берет, и вдруг проходящая негритянка немножко меня толкнула локтем. Я даже оглянулась и сказала: «Осторожно». Дальше продолжаю мерить, мы это обсуждаем, я говорю, что беру, складываю все эти три вещи, подхожу к кассе, смотрю на сумку, а она тощая, то есть в ней внутри лежало огромное портмоне, а теперь его нет, молния раскрыта. Я только успеваю закричать: «Помогите мне, помогите!»
Мгновенно сирена, мгновенно охрана, захлопываются железные двери на выход, и подходят тут же: «Что случилось?» Я говорю: «У меня пропало портмоне». Ну, естественно, никто не может никого обыскивать – это все-таки демократическая страна, и вообще все другое. «Давайте составлять акт, что пропало». Дальше вызывают полицию, а там у меня мало что все деньги суточные, самое главное – советский паспорт и обратный билет на самолет. Тут же они стали смотреть во всех урнах, как правило, хватают деньги, а паспорта выбрасывают. На улице ничего нет.
Меня всю трясет, и я не понимаю, что делать. Эта замечательная жена президента AVON тут же соображает и звонит в посольство, соединяет с секретарем, я представляюсь, соединяют: «Не волнуйтесь, понятно, составляйте акт, мы сейчас приедем». Везут меня сразу же в полицейский участок, где я впервые увидела таких западных полицейских, с револьверами, молодых, которых мы видим сейчас во всех фильмах. Естественно, начинаем давать показания, все рассказывать. А он: «Ну а что, вы не знали, бывает на свете знаменитая “третья рука” – муляж. Может быть, ею вас и толкнули, а внизу своя рука открывает и делает все, что угодно. Надо быть осторожнее».
Короче, самое страшное, что я не могу завтра улететь со всем театром. Я играю спектакль, как сами понимаете, на нервах, все время плачу, нервничаю, не знаю, что дальше делать. Вечером прихожу, устраивают прием, уже перед отъездом, для всего театра, а мне ни есть, ни пить не хочется, настроение отвратительное. Ефремов говорит: «Мы ничего не можем сделать. Ты останешься здесь, в Париже, пока тебе в посольстве не сделают паспорт». Денег у меня нет, вообще ощущение жуткое. И вот я ложусь спать, просыпаюсь рано утром, а уже в шесть автобус всех увозит, потому что первым рейсом летят. Единственная, кто ко мне забежал, это Нина Гуляева. Забежала и сказала: «На тебе» – и дает мне пакет, в котором консервы – скинулись все и все оставшиеся консервы отдали мне, потому что все понимали, что у меня нет денег.
Лежит у меня в ванне огромный букет какой-то невероятной длины и красоты, я его еле удержала. Мне на премьере его французы подарили – мне, актрисе Ирине Мирошниченко, о которой снимали уже фильм документальный, которая давала пресс-конференцию. А продюсер, который нас пригласил, зная, что я остаюсь здесь без копейки, мне даже не предложил утром чашечку кофе и завтрак. Весь мой дорогой коллектив садится в автобус, и я вижу, как они уезжают. Вы знаете, со мной просто шок. Я стою так наверху и смотрю вниз, с этими консервами, которые мне оставили, денег, естественно, ни у кого уже не было, все все истратили, везли все в Москву.
Посольские работники везут меня в посольство: «Вы пока поживете у этой милой женщины». Очаровательная женщина, очень добрая, жила она в помещении посольства или консульства, кажется, где-то совсем наверху, в мансарде, под крышей, в маленькой однокомнатной квартирке. Отдала мне свою кровать, а сама составила кресло со стулом и ютилась так. Я, естественно, предложила сама туда лечь, но она не позволила.
Там мы с ней целых три дня провели. Она убегала с утра на работу и возвращалась только к вечеру, мне нечего было делать. И вот, поверите, вдруг Париж для меня стал таким чужим, таким холодным, таким ненужным. Дома меня ждали, мне из Москвы все время звонил муж: «Ира, ты, пожалуйста, держись, ты только не переживай». Звонили мои замечательные друзья, врачи из Ленинграда, Валера Малышев с Лидочкой, потому что они понимали, что я в шоке. Пытались меня как-то поддержать, а мне становилось все хуже и хуже. Я считала дни, когда сделают наконец мой паспорт, мой билет и когда я смогу вернуться домой.
В это время что-то такое вдруг у меня выскочило на лице, я попросила у хозяйки ромашку, то, что я всегда очень любила – пила отвар. А тут я ромашку развела, смочила тряпочку и положила на лицо. Снимаю и, о боже, я себя не узнаю – лицо у меня раздувается прямо на глазах, я начинаю задыхаться, просто помираю – аллергия. Наверное, все это на нервной почве. Прибегает врач посольства, он не знает, что со мной делать. Колет мне что-то в вену, принес какую-то брызгалку в горло. У меня начинает в горле все сдавливать, дышать нечем. Какой-то ужас! Но в итоге спасают меня от этого аллергического шока, я чуть-чуть отхожу, а наутро мне уже лететь в Москву. Я с одышкой, все чешется, губы в два раза больше, нос раздутый. Короче, когда я, прилетев в Москву, показываю свой новый паспорт с фотографией, на меня долго-долго смотрит пограничный контроль и не узнает. Обычно мне говорили: «Здравствуйте» – а тут просто не узнают. Но я плачущим голосом говорю: «Это я! У меня аллергия, меня раздуло, пустите меня, пожалуйста, скорее домой».
Я помню только, что, как вихрь, мчалась к себе в квартиру, в свой дом, на свою Тверскую. И, поверьте, в этот момент я Париж ненавидела. Весь успех спектакля, гастролей отошел на задний план. Париж повернулся ко мне тылом, и я про него перестала думать.
Прошли годы. Многое изменилось в моей жизни, в моей судьбе. И тут вдруг неожиданно я получаю фантастическое, как выяснилось потом, предложение. «Поехали на неделю в Париж», – сказал мне один человек. И я поняла, что эта поездка должна быть совсем другой, неожиданно прекрасной и счастливой.
Я поехала туда с кинокамерой, которую привезла из Японии с гастролей, и ее опробовала. Снимала эту фантастическую поездку, и Париж мне улыбался. Он был не туристическим городом, а именно тем, о чем я с детства мечтала. Он предстал передо мной той самой стороной – счастливой, теплой, красивой, с невероятным солнцем, с невероятными видами города, с фантастическими музеями и соборами, с фантастической поездкой на знаменитое кладбище Сен-Женевьев де Буа.
Там я смогла увидеть и подойти к могиле Виктора Некрасова, которого я любила читать, к могиле великого Бунина. А на одной из могил я вдруг увидела свою фамилию. У меня никаких подобных предков вроде как не было, хотя, может, они и есть, я никогда этим не занималась. А потом вдруг Андрей Тарковский – скромный крест, внизу цветы. И первое, что я сделала, – побежала в конторку, где нужно было заплатить за год, чтобы ставили свечи. У меня были, слава Богу, деньги, чтобы проплатить. Я вернулась к этой могиле сказать ему «спасибо» и «прости» – так полагается по нашим обычаям. «Спасибо за фильм. Прости, если обидела хоть чем-то». И я вспоминала этого великого режиссера, и нашу поездку в Бельгию, и снежную дорогу во Владимире. Я застала только этот, самый его счастливый период.
Я видела Париж с шарманкой, Париж с Монмартром, Париж разный, где можно было ходить вечером и в три часа ночи. Париж, который гудит, шумит, живет, поет, и Париж счастливый, где можно быть только обособленным и в то же время чувствовать себя частью толпы людской. Париж с его замечательными маленькими ресторанами, с потрясающей едой, где все так просто, легко. Париж с его кофе и сладостями, с его Сеной, на которую можно смотреть без конца, а идеально – по ней плыть. Париж сказочный и незабываемый. И самое главное – Париж, сотканный из любви. То, что невозможно повторить. Если было это в твоей жизни, то останется навсегда. Париж, который, как Мекка, куда люди летят за счастьем. Иногда они его не получают. Иногда получают обухом по голове, а иногда вдруг им открывается то самое призрачное, на миг открывшееся чудо, которое согревает душу и сердце и оставляет ярчайший след в твоей жизни. И даже через много-много лет только вспомнишь – и уже сразу же тепло на сердце, и даже в глазах другой свет, и хочется улыбнуться и запеть что-нибудь на французском языке. Вот он, мой Париж.