вку, прочищают мне все.
Вкололи мне кордиамин, дали боржоми, и как-то я очухалась. «Едем, работаем, все нормально». Благодарна я им безмерно. Я не помню, что это за районный центр, но, вы знаете, так просто, так легко, так сердечно, просто незабываемо.
Подъезжаем мы к этому замечательному ДК. «Значит, так, – говорит мне Жорка. – Вот когда видишь – лежит, надо думать, можешь ты все это проглотить или нет. Пять-пять, какой, к черту, пять! Давай я один буду работать». И что вы думаете, вот ведь друг, а? Вот что такое настоящий партнер и коллега, по большому счету, нормальный работяга, который знает, что такое труд, работа. Поверьте, на третий день проехать столько километров и порадовать! Потому что все-таки во всех этих районных центрах нас ждали, были переполнены залы, и люди были нам благодарны, они были рады, что из Москвы приехали в то время знаменитая киноактриса и знаменитый композитор. Они, как могли, нас сердечно принимали. Но то, что тяжело пять в день, это действительно тяжело. Это можно только смолоду и с желанием все покорить, забраться на любую вершину и все смочь.
И представляете, я сижу за кулисами еле живая, Жорка работает, настроение жуткое, давление нулевое, крепкий чай выпила. Мое сердце стучит, болит. Думаю: «Ну нет, ну надо, ну что же он один, они же меня ждут». Потом на какой-то песне я выхожу, он меня в кулисах видит: «Ну что? Отошла?» – «Нормально». – «А вот у нас тут выходит…» и дальше он объявляет, музыку какую-то играют бравурную, овации. И я выхожу, начинаю работать, рассказывать, читать какой-то фрагмент.
Короче, отработали мы этот пятый концерт, едем в Москву, я сплю. Естественно, мне взяли купейное или СВ-шное место, меняемся с женщинами, там всегда так было: входишь, и сразу же, если входишь, а там мужчины, то, естественно, меняешься и идешь к женщинам, женщины туда, мужчины сюда, в общем, с какой-то теткой я еду-еду-еду.
Просыпаюсь рано-рано, серый рассвет, поезд стоит где-то в поле. И, судя по всему, не собирается трогаться, все бегают, я слышу стук дверей в вагоне, железных таких, которые открываются боком. Слышим: бабах-бабах, все открывают, выходят сонные, я тоже сонная, все вылезают: «Что там такое?» Из другого купе Жора: «Что такое?» – «Да что-то сломалось, какая-то авария». Короче, то ли дерево, то ли столб упал на провода, поезд встал. А у меня утром репетиция.
И что дальше делать? Я смотрю в окошко: масса людей выходит и с сумками-котомками – вперед по какой-то тропинке идут. «Там где-то станция, там можно взять такси и до Москвы доехать». Жорка говорит: «Ну а что тут сидеть? Пока приедут, пока починят – это часа четыре-пять. А уже почти Москва». Я: «Да, но у меня чемоданы». – «Да ничего, донесу, ладно, давай собираться!» И вот вы можете себе дальше представить: этот огромный красный чемодан неподъемный, с пленкой внутри, с барахлом, из которого мне и половина не понадобилась, еще сумка и коробки со шляпой и косметикой, еще у него сумка, и Жорка, бедный, – известный композитор, груженный всем этим, говорит: «О! Я придумал! Я надену костюм концертный, чтобы не везти его, а все остальное сложу в сеточку». Жора переодевается и надевает свой белый парадный костюм, с бабочкой. Берет сумки, одну через плечо, берет мой красный чемодан, я только успеваю хихикать и говорю: «Жор! У тебя бабочка в цвет моего чемодана».
Спрыгиваем из вагона и тащимся на станцию. Выходим на площадь, там уже весь наш поезд в ожидании автобуса и такси. Но все-таки в такие моменты начинаешь понимать: хорошо быть знаменитой, потому что, наверное, то ли у меня уже вид был такой, что страшно смотреть, – сине-зеленого цвета. То ли у Жоры вид был слишком импозантный: в белом костюме с бабочкой, с утра, на какой-то подмосковной станции, где ходили какие-то тетки, какие-то непонятные собаки, бедные, брошенные, бегали по улице; где-то пьянь какая-то валялась, и вообще не пойми чего. Зрелище было несусветное.
Подходит машина, садятся двое и говорят нам: «А вам куда?» Я называю свой адрес, Жора свой, это центр, я – Тверская, он – Садовое кольцо. «Мы вас подвезем». Мы садимся с Жорой и начинаем просто хохотать: он сидит красный, протащив пару километров как минимум все эти неподъемные сумки, я – сине-зеленая, которая бегала вокруг Жоры: «Тебе тяжело? Что же делать?» – «Ладно, молчи, только молчи».
Короче, это была та еще поездка. Эти деньги были золотые. Конечно, когда я позже ездила, я такое количество концертов уже не брала.
Потом я ездила с разными другими людьми, а потом наступила совершенно другая пора, когда я уже стала работать сольно, а чуть позже я стала ездить с Андреем Никольским, поскольку мы сделали с ним общую красивейшую программу из его песен. И мне очень хотелось, чтобы я работала отделение, и он. Потому что для него это было начало. Он замечательно выступал, и люди для себя открывали его. А вначале, когда я только говорила, что я поеду с композитором, все спрашивали: «Это Константин Никольский?» Я говорила: «Нет, это Андрей Никольский». – «Мы его еще не знаем». – «Ничего, узнаете!»
Приезжаем на сольный концерт Ирины Мирошниченко, а в нем еще принимает участие поэт и композитор Андрей Никольский. И для меня это было безумно дорого, потому что мне очень нравилось то, что он делал, и я была счастлива от того, что мы работаем вместе. У нас было очень красивое сольное выступление, и это был интереснейший период жизни. Массу городов, массу стран и массу концертных площадок мы объездили с ним. Мы потом брали с собой звукорежиссеров, музыкантов, у нас концерт уже обрастал командой людей. Более того, с нами ездил совершенно замечательный друг Андрея – аранжировщик Ленечка Лепницкий, он ездил со своей «бандурой», как я называла синтезатор, который он устанавливал, и мы работали вживую.
Всегда ездил Костя Краснов, который сначала был нашим звукорежиссером, а потом с нами ездил как музыкант. Мы придумали очень много аранжировок прямо в поезде. Там же составляли программы, писали сценарии концертов. Нам было так радостно и хорошо работать! Более того, в новом качестве. Потому что я ездила как актриса и певица. Под живую музыку, под живой оркестр, с живыми музыкантами, иногда с аранжировками, иногда с плюсовками, с минусовками, короче, на огромные большие аудитории.
Помню, как мы поехали на Дальний Восток. Боже, как это было интересно! По Дальнему Востоку, потом на поезде мимо Байкала, из одного города в другой. Сколько же у меня было встреч с разными людьми, с разными аудиториями, и мне всегда очень нравились зрители и, не скрывая, могу сказать, и по сегодняшний день я очень люблю выступать перед людьми.
Только что я получила награду – новый орден, который мне вручили буквально позавчера, это благотворительные организации, меценаты России. Дали сертификат и награду. И я, конечно, спела новую песню. Вы знаете, вот неизвестно, что приятнее – получить эту награду или выступить перед этими людьми, которые сидят такие же награжденные, как и ты, но это цвет нации, разных совершенно профессий, разных направлений.
Я говорила, что я счастлива быть среди этих людей: там были строители, ученые, врачи, бизнесмены, изобретатели, музыканты. И выступать перед ними, с ними общаться – это большая честь. Потому что ты живешь одну короткую жизнь, живешь среди людей, и от того, с какими людьми ты общаешься, какие люди тебе интересны и кому ты интересна, очень многое зависит. Поэтому для меня всегда зрители, которые меня ждали или которые меня открывали в том или другом качестве, были всегда очень важны.
Сколько раз, бывало, в ДК каком-нибудь сидят люди – инженеры, учительницы, которые смотрят восторженно, а я это чувствую мгновенно, и вдруг войдут какие-то молодые ребята. Ну, по большому счету, на фиг я им нужна? Ни с какого боку. Они просто так зашли, потому что им делать нечего, они зашли в ДК и видят – там концерт. Пойдем послушаем. Иногда они встают и демонстративно уходят или шумят. И я это вижу. Поверьте, мне это очень трудно. И я с ними могу даже заговорить, я это делала провокационно: «Ребята, вам неинтересно?» – «Да нет, почему?» – «Ну а вы хихикаете». – «А это мы просто так». И вдруг я поняла, что у них это манера поведения, а человек на самом деле совершенно стеснительный, особенно молодые ребята, им и хочется и колется, они не знают, как себя вести.
А еще сегодня, разглядывая фотографии, я вспомнила и не могу не рассказать об одной фантастической поездке. Была у нас такая партия или общество, кажется, называлось общество «Отечество», возглавлял его Юрий Михайлович Лужков и кто-то еще. Это Общество вместе с господином Лисовским, который в то время занимался шоу-бизнесом, придумали потрясающий проект. Он не носил такого уж откровенного предвыборного характера. Хотя был, конечно, в рамках, потому что это Общество проводило свою агитационную акцию по всей стране. Мы ехали с плакатами «Отечества», а акция называлась «Да!». Но никогда не было ничего похожего на «Голосуйте за…».
Скажем, у меня было еще одно предложение – «Голосуй, а то проиграешь» и, честно вам скажу, я отказалась. Отказалась, потому что мне казалось, что я не должна выступать в откровенной политической акции. Я не чувствовала внутреннего права, хотя я голосовала за Ельцина и хотела, чтобы он был, но я избрала для себя внутреннюю позицию, что я вне политики, что я актриса все-таки театра и кино и не должна выходить вот на такую чисто агитационную поездку и работу.
А вот в акцию «Да!» я кинулась сразу же. Потому что идея была потрясающая. Проехать на поезде в течение двух с половиной месяцев в одном купе по 37 городам через всю Россию и во всех этих городах выступать. Это 37 концертов! Это как раз 98–99-й годы. В это время я ехала со своей сольной программой по песням Андрея со своим звукорежиссером, ехало очень много команд, очень много групп, прекрасных певцов, исполнителей, целый поезд. Ехал Никита Джигурда со своей супругой, ехал Влад Сташевский, Натали, ехали рок-группы «Агата Кристи», «Браво», «Сплин» из Ленинграда, короче, полный поезд! Некоторые подсаживались – выступят и отъезжают. А я поехала на полный срок. У меня было как раз свободное время.