Плохо это, хорошо ли? Да, на определенном этапе жизни, не хочу называть грустными эпитетами и определять, какой это этап, но уже, мягко выражаясь, в зрелом возрасте, я могу сказать, что, может быть, и плохо, что я не сумела сделать другого, не сумела сочетать свою личную жизнь и свою семью с тем, что требовала от меня моя профессия. Почему этого не произошло, не знаю. Наверное, мой плохой характер. Наверное, мой глупый максимализм. Наверное, в чем-то моя трусость, сейчас я так думаю.
По крайней мере были страхи, как я смогу совместить и ребенка, и семью, и работу. Был период, когда я не представляла, как это возможно. Может быть, чуть-чуть воспитание – мама мне часто об этом говорила, и это шли уже ее проблемы, потому что она считала, и наверное, это было так, что практически всю свою карьеру и возможность кем-то стать она положила на алтарь семьи, пожертвовав в данном случае театром, театральным училищем. Поехала в деревню с отцом, который вернулся после войны, я вам это говорила, с кровохарканьем, с открытой формой туберкулеза. А в это время она занималась вокалом и очень хорошо пела, и, может, могла построить свою певческую эстрадную карьеру. Но это все было забыто.
И мне она желала, чтобы я свою жизнь посвятила профессии, искусству, театру, своей, может быть, карьере. И говорила, что все остальное – позже, не надо этого сейчас. И потом я сама понимала – так жизнь складывалась, что или надо было сниматься, или рожать ребенка и сидеть с ним, а раньше такие ситуации, чтобы брать няню, домработницу, были невозможны, не на что, и вообще это было все очень сложно. Ну еще муж, куда ни шло, это сочеталось, а вот семья в полном объеме, как сейчас возможно и как сейчас у очень многих актрис и актеров, – это сложнее.
Наверное, это моя беда и ошибка, но это уже случилось, сейчас ничего исправить не могу, поздно. Конечно, другой жизни не будет, но так уж вышло, и роптать тут, по большому счету, я тоже не имею права. По крайней мере с кем бы я ни говорила – со священниками, с людьми, которые меня любят и знают, – все равно очень многие говорят только одно, что все равно я не принадлежала себе, и я уже принадлежу определенной части зрителей, людей, истории, я нужна очень многим людям – друзьям, просто знакомым. И когда мне бывает грустно и приходят жуткие мысли, я слышу в ответ именно эти фразы: «Не гневите Бога, у вас есть я, – говорит мне подруга, с которой мы на «вы» и которая мой доктор, – у вас есть…» – И дальше начинает мне перечислять, что у меня есть. Выясняется, что не так много, но и не так мало. И, наверное, этой малости можно все-таки радоваться, ну, и потом я очень пытаюсь и люблю себя все-таки загружать делами, проблемами, мечтами, заботами о других, то есть я практически без дела не сижу совсем. Совсем.
Почему я вдруг перешла на такую грустную ноту? Не знаю, мой дорогой читатель. Наверное, немножко устала. Я бы не хотела утомить вас этим. Ну, так я рассказывала про «Чайку». Приходите посмотрите, когда я буду играть. Я не знаю, когда вы эту книгу купите, но по крайней мере я на следующий сезон подписала договор с условием, что я буду играть свою Аркадину, мою любимую Аркадину, которая меня, конечно, держит, которую хочется всегда играть все-таки статной, красивой, завлекательной, кокетливой, актрисой работающей.
Когда мы репетировали с Колей Скориком, мне с ним репетировать было очень интересно, он замечательный режиссер, по большом счету, мало раскрывшийся, но очень талантливый и чудный человек, мы стали искать в Аркадиной разные черты. И мне нравилось то, как я чуть-чуть живу ею и, может быть, немного похожа на нее. Вы, наверное, поймете, о чем я. Практически она, даже имея сына, все равно живет своим творчеством, своей работой, она везет весь воз ответственности, как женщина и мужчина одновременно, она работает, содержит своего брата, своего сына, то есть она все время лидирует и везет на себе воз жизни, себя пропагандируя в чем-то, ища какие-то новые формы работы, чтобы все время быть в каком-то пульсе, каком-то ритме жизни и все время быть интересной, не быть вне интереса общества. Это, в общем, определенный тип человека, характер человека, и он достаточно современный. Поэтому мы именно так ее и хотели строить.
Как уж написал Чехов ее, может, она была чуть-чуть другой в его мечтах, но мы же не знаем. А может, наоборот, эта Аркадина сегодняшняя понравилась бы ему, потому что она сегодняшняя, потому что она из сегодняшнего дня, с сегодняшними проблемами. Женщина, которая…
У нас одна женщина, которая поет и которая ведет за собой в песне всю страну, целое поколение людей, и не одно, за собой, за своими страстями, за своими мыслями, за своими эмоциями, за своим потрясающим голосом – это Алла Пугачева, фантастическая актриса и певица, вот уж лидер на все времена и во все года, пока мы живем. Аркадина была в своей среде тоже лидер и тоже интересный человек. Поэтому моя Ирина Аркадина для меня уже, конечно, родная. И, если будет желание, приходите посмотреть, может быть, она вам тоже чем-то понравится, чем-то удивит, чем-то разочарует, но я думаю и надеюсь, без интереса к себе она вас не оставит.
* * *
Ну, здравствуйте, мой дорогой читатель! Позавчера я закончила предыдущий рассказ. Сегодня встретилась с моей чудной помощницей, которая сидит с маленьким современным красивым диктофончиком, и не могу вам не рассказать, как мы сюда сегодня добрались. Очень хочется говорить с вами именно с дачи, пока лето, пока все-таки бывает иногда солнце, пока перед глазами зеленая листва, голубое небо. И сразу же какое-то другое ощущение, потому что ты видишь вокруг себя жизнь, для меня, поверьте, непривычную, потому что, еще раз говорю, я москвичка с Тверского бульвара, с 1-й Тверской-Ямской, где нет птиц, которые поют, нет зеленой листвы, которая на глазах становится больше, дает какие-то ростки.
Итак, как мы добирались. Надо вам сказать, что я – жуткий автомобилист, я в автомобиле живу, начиная с 71-го года. Это же просто кошмар, как много лет! И часто, когда у меня милиционер берет документы и я чувствую, что виновата, я отшучиваюсь и говорю: «Пожалуйста, можете посмотреть мои права, вы еще не родились, когда я уже начала ездить». Эта шутка, как правило, срабатывала, потому что они все молодые. Стоят с совершенно нейтральными лицами и глаза так потупив и мимо меня глядя, а я вижу, что в глазах что-то такое светится, или улыбка внутренняя, или какое-то уважение, потому что они действительно даже, может, еще и не задумывались родителями, когда я уже ездила и гоняла по Москве на автомобиле.
Так вот, еду я позавчера отсюда, с дачи, и что-то тормоза барахлят, мне это не нравится, зажигается лампочка все время, и ощущение сразу же какой-то опасности. Звоню на свой МБ «Беляево», они говорят: «Подъезжайте». Подъезжаю. Они забирают машину, чтобы сделать, и оттуда надо было забрать вещи, потому я должна срочно возвращаться обратно на чем-то. Заказываю такси, все замечательно, забираю часть вещей, ну и особо не проверила внутренности автомобиля. Сейчас вы поймете, почему я об этом вообще говорю. Автомобиль стоит на стоянке. Стоит и чинится на МБ «Беляево», это очень далеко, на улице Волгина.
Сегодня утром собираемся со всеми котомками, едой, холодильниками, которые такие машинные, потому что на улице жара, сегодня, слава Богу, 28 градусов, сказка, и, естественно, продукты невозможно везти по такой жаре. Короче, собираемся ехать на дачу, все замечательно. Встретиться с Мариной мы должны на «Соколе». А по ходу я должна заехать к подруге моей мамы, которой 91 год. Вот эта Серафима Абрамовна Кричевская и Иван Иванович Чувильчиков – одни из самых лучших работников Колонного зала и Кремля по тем годам, которые организовывали елки, балы, концерты. Конечно, их потом в народе называли массовиками, массовиками-затейниками, но это были все-таки работники Москонцерта речевого жанра концертного отделения, они работали с людьми. Это приблизительно то, что сейчас делается во всех шоу на телевидении, порой общение с публикой, разговоры, подколы, заставить их повеселиться, заставить потанцевать, заставить пошутить, провести с ними какие-то игры. Короче, это была очень важная и ценная профессия и достаточно хлебная, по крайней мере мне так мама рассказывала и, более того, я это ощущала, потому что, когда начиналась пора зимних или весенних каникул, шел заработок, и мы с этого могли потом что-то покупать и вообще жить нормально.
Так вот, эту ее подругу я всегда называла тетя Сима, хотя она совершенно для меня не тетя, а просто мамина подруга, которая для матушки сделала очень много, потому что она пригласила ее работать в Колонный зал Дома Союзов, хотя мама была жена, или вдова уже, тогда еще не говорили «вдова», но понимали, что это так, все-таки «врага народа». Потом он был реабилитирован, это понятно, но было огромной смелостью пригласить и дать работу его жене, ввести в круг этих людей и дать возможность жить безбедно, ощущать себя человеком и дружить все годы. Они потом ездили очень много по всем городам нашей страны, Советского Союза, с какими-то конференциями, выступлениями.
Тетя Симочка жива по сегодняшний день. Уходят все мои родные и близкие, но остался вот этот человечек. Я ей сейчас помогаю, насколько могу, потому что она абсолютно одинока, у нее никого нет, и я для нее та самая Ирочка, дочка Кати. И где бы я ни находилась, когда вхожу в подъезд, мне вахтер говорит: «А вам звонила тетя Сима, волновалась, приехали вы или нет». Сначала мне это было странно. Потом она звонила по нескольку раз в день, как я себя чувствую, что со мной. Скажем, ложусь я в больницу – первая, кто мне звонит, разузнав, где я, что я, это тетя Сима. Пошла я сейчас на исследование – очень трудное, тяжелое и как только я немного очухалась, отошла от наркоза, уже бежит медсестра и говорит: «Звонила ваша тетя (и я понимаю, кто это) и спрашивала, как вы, что вы. Какой результат?» Я подумала: Боже мой, кто еще будет вот так беспокоиться за практически чужого человека? И, конечно, в память о маме я ей помогаю чем могу.