Сегодня я должна была отвезти ей продукты, вчера все закупила, подготовила. Дальше, представляете, мой маршрут. Мы все выезжаем, я с помощницами, с девочками моими, едем мимо тети Симы, дальше должны забрать Марину у «Сокола», все замечательно. И тут я вспоминаю: так, а ключи от дачи есть? И вдруг истерически все понимаем, что ключей нет. И что они не дома, что вариант еще более худший, что они в той машине, которая стоит чинится, а это другой конец Москвы, и что делать? Два варианта: или плюнуть на все это, но я же договорилась, и мне хотелось сегодня вам кое-что рассказать, и рассказать именно здесь, или ехать за ключами. И как шальные по всем дорогам, по МКАД, по этой жаре мы мчимся туда, в МБ «Беляево». Долго, через пробки, сегодня пятница, короче, доезжаем туда для того, чтобы взять эти ключи, едем обратно. Наконец приезжаем сюда, входим, и вот я уже сижу под тентом, зелень, потрясающий воздух, небо синее-синее, очень красиво. И я могу вам рассказать следующую историю.
Решила я оттолкнуться от вчерашней съемки. Вчера снимался очередной выпуск передачи «Малахов плюс». Они достаточно часто туда меня приглашают, может, я вхожу в какую-то команду любящих здоровый образ жизни? Короче, вчера была достаточно интересная тема: «Женщина может многое». И в этой передаче, как правило, у них всегда героиня. Героиней вошла в павильон очень приятная женщина.
Надо вам сказать, что, как всегда, я влетаю в последний момент, в бигуди, с костюмами, чтобы переодеться, с моей помощницей; и тут какие-то люди узнают: «Здравствуйте! Здравствуйте!» И почему-то сразу же все хотят подойти и сфотографироваться, высказать свое отношение. Мне, с одной стороны, всегда это приятно, с другой стороны, я жутко всегда нервничаю, потому что стесняюсь, что я еще не в форме и не совсем готова.
И тут подходит такая полная, с прекрасными синими глазами, очень доброжелательная женщина, и она мне говорит: «Вы моя самая любимая актриса!» Начинает говорить мне всякие комплименты, мне все очень приятно, и я понимаю, что мы с ней будем в одной программе.
Все, я тихо готовлюсь к этой передаче, она начинается, и я уже по монитору слышу и вижу, что она действительно героиня, вводят ее в павильон, начинают с ней разговор вести Леночка Проклова и Геннадий Петрович Малахов, и она рассказывает свою судьбу, честно, тяжелую. Она рассказывает, как ее сбила машина, как потом она опять упала и, я так понимаю, сломала позвоночник, как она восстанавливалась. Абсолютно все ей пророчили, что она будет только лежачая, а она стала сопротивляться.
Она рассказывала и показывала какие-то упражнения, и в ней столько было энергии и огромного желания жить, что я подумала: «Боже мой, вот я хнычу, а тут такая мужественная женщина, и она так все это исповедально рассказывает». И когда стали спрашивать меня о каких-то моих проблемах, то я только восторгалась ею и говорила как она мне понравилась, потому что от силы воли человека, от его желания жить зависит очень многое.
Потом выступала очень интересная женщина. Она психолог и, вероятно, сидя за кулисами, слышала то, о чем мы говорили. Она подарила нам книги и стала говорить, что у нее целая теория о том, «что надо так жить сегодня, чтобы простить себе самой все свои грехи, чтобы не мучить себя ими, если ты хочешь жить дальше, быть здоровым и по возможности счастливым, ни в коем случае не казнить себя, ни в коем случае не вгонять в себя вечный какой-то свой грех, что ты плохая, что ты все сделала неправильно. Нет, ты все сделала в этой жизни правильно, и если ты выбирала и принимала решения именно таковые, то это, может быть, не только твои решения, но и чуть-чуть решения свыше».
Я понимаю, что, наверное, в этом есть доля позитива, оптимизма для того, чтобы поднять дух героине передачи. И может быть, отчасти она хотела сказать нам слова поддержки, чтобы плохие мысли не заползали в душу.
Конечно, я хожу в храм. Конечно, я прошу прощения у Бога. Конечно, я причащаюсь. Но тем не менее в глубине души я все равно ощущаю эти свои грехи. И каждый раз, когда случаются какие-то беды, ты начинаешь думать: за что тебе это? И начинаешь просчитывать, в чем ты провинился перед Всевышним и перед самим собой. Иногда многие люди начинают думать: собственно, не за что, у меня все хорошо. Это одни люди. Другие, может быть, начинают преувеличивать свои прегрешения и свои внутренние ошибки и, может быть, мучают себя еще больше. Третьи, может быть, живут в бо́льшей гармонии и находят на весах бо́льшее равновесие, а иначе как? Иначе действительно горы бед и мучений на твою голову просто повалят.
У меня был очень интересный один фильм, после которого я получила много-много писем. Надо сказать, что меня зрители, мои поклонники, поклонницы, баловали всегда, у меня гора писем всяких – восторженных, любовных, смешных, даже плохих, но разных, – как-то не оставляли меня без внимания люди, и в письменном, и в эпистолярном жанре – тоже. Так вот, после одного фильма, под названием «Жалоба», я получила гору писем.
Я вам говорила о своей первой аварии в 80-м году, которая практически у меня была такая, знаете, – вот так летела-летела-летела – и как по затылку – ба-бах! – и получила! И лежала долго в нашей замечательной больнице Боткинской.
В фильме «Жалоба» мне предложили главную женскую роль: судебный пристав, естественно, красивая форма, стильная, современная. Там любовная история с прекрасным актером. Очень хорошая главная женская роль. А рядом – вторая роль. Журналистки, которая лежит в больнице и, как ей кажется, умирает. Она все время об этом думает, ретроспективно вспоминает свою личную жизнь, свою разлуку, расставание с мужем, личные перипетии. И, анализируя свою жизнь, она понимает, что эта болезнь, которая вдруг на нее навалилась со страшной силой, это какой-то знак, наказание за все ее грехи. Короче, очень-очень похожие мысли, которые рождались и у меня, лежа в Боткинской, особенно по ночам, когда было плохо и когда не спится.
И вот она совершенно опустившаяся лежит. И там все говорят: «На кого ты похожа? Ты что, старуха?» Все как-то пытались вселить в нее силы, а она упиралась и не хотела жить. Наконец потом каким-то образом, не буду вспоминать точный сюжет, она перестраивается и возвращается к жизни.
И мне эта роль безумно понравилась, потому что она, как мне казалось, стала очень близка к сегодняшней моей ситуации, то есть я знала, что хочу высказать в этой роли то, что я пережила сама. И вот я приезжаю в Одессу (снимался этот фильм в Одессе), говорю, что я буду играть именно эту роль, режиссер очень удивился и сказал: «Ну, давайте, раз хотите». На главную взяли другую исполнительницу. Режисер даже писал какие-то сцены и стал развивать мою роль. Он стал даже кренить всю историю фильма больше в эту сторону и развивать мою роль.
В один из первых съемочных дней я приехала в павильон – в свою «палату», где должна лежать. Там шикарный интерьер: прекрасная палата, белые стеночки, такая, знаете, полированая совдеповская деревянная кровать, рядом полированная тумбочка; на ней хрустальный стакан, салфеточка. Ну, абсолютно ничего общего с тем, что видела я, когда лежала в больнице, нет! Я со всем своим темпераментом говорю: «Что это за “лакировка” действительности?! Она что, лежит в Четвертом управлении?! Или в Кремлевской больнице?! Она же лежит в обычной районной больнице, там этого ничего нет!»
Я шумлю-шумлю, требую, чтобы все поменяли, на что режиссер, такой достаточно дипломатичный человек и не хотел меня очень сильно огорчать, но тем не менее все-таки с упорством говорит: «Ну подождите, ну мы же сейчас не можем менять». – «Ну давайте хотя бы затрем стены, потому что стены не могут быть такими чистыми». Он: «Ирина, ну о чем вы говорите? Все уже выстроено». – «Ну давайте сменим кровать!» Не помню, кажется, кровать все-таки сменили. «Давайте сменим белье, чтобы оно было с клеймом!» Он говорит: «Ну где мы такое белье найдем?»
В результате я все-таки победила хотя бы в одном. Думаю, черт с ними, декорацию я не изменю, ничего тут невозможно сделать, иначе фильм не примут, но уж по крайней мере меня никто не тронет. И вот я достаю ночную рубашку и, естественно, ее рву. Мы ставим клеймо черное: «Больница, номер такой-то». Дальше я беру какую-то кофту, которую мы находим в костюмерной, старую-старую, которую связали вручную из шерсти с пухом – раньше были такие, с мохером, из-за границы привозили. Я вытягиваю нитки специально так, чтобы она была с дырками. В общем, дрань абсолютная. Приблизительно делаю из себя бомжиху сегодняшнего дня.
Крашу черным цветом себе синяки, волосы специально вазелином мажу, чтобы они были сальные и немытые, то, что не крашу ни губы, ни глаза, это вы сами понимаете, просто лежу страшная, как незнамо что. И вот я такая, еще и заплаканная, с совершенно потухшими глазами. Полный неореализм, абсолютно достоверный и даже преувеличенный в сторону «минус».
Режиссер так поморщился немножко, но в то же время говорит: «Ну, давайте, может быть, и так. Вы смелая актриса, что вот так себя уродуете». В общем, так я и снялась.
После этого получаю письма: «Что случилось с Ириной Мирошниченко? Может, вам помочь деньгами? Может, вам прислать одежду? Приезжайте к нам в Краснодар! Мы вас откормим фруктами». Короче, весь народ взбунтовался против того, чтобы я была такая. И я подумала, что, как бы мне не было плохо, жизнь жизнью, а экранный образ – он все-таки должен быть тот, к которому люди привыкли, который для них знаком, и, может быть, даже чуть-чуть родной. Потому что, наверное, очень многие женщины хотели видеть во мне успешную, красивую, сильную, счастливую, богатую, здоровую женщину. Короче, «звезду». Вот эту звездность никогда нельзя терять, эту звездность никогда не надо разоблачать и кидать под ноги судьбе, эту звездность никогда нельзя развенчивать ни перед собой, ни перед людьми.
Я для себя открыла очередной закон жизни и старалась всегда этому соответствовать, даже когда мне было совсем плохо. Конечно, кто-то меня видел, ну в больнице точно, видели меня совсем в паршивом виде, а болела я за жизнь много, поверьте, и тяжело. После последней болезни вдруг все меня увидели пополневшей почти на 20 килограммов, раздутой. Я боялась появляться на экране, я очень долго никуда не выходила, только на работу, я сменила гардероб, я расшивала все свои костюмы в спектаклях, я комплексовала, я не знала, что делать, потому что я вынуждена была принимать огромную дозу гормонов, которые раздували мое лицо, меня всю, развивая при этом огромный аппетит, но я сопротивлялась этому всячески, я сидела на жуткой диете.