– Слова «устала» не было для меня, я не понимала, как люди жалуются, что они устают. То ли молодая была, то ли выносливая, не знаю. Но с работой справлялась. Свои ребятишки подрастали…
Живя здесь, на заставе, пришлось Марии Ананьевне встречаться с репрессированными, ей говорили, что они – «политические заключенные». По ее воспоминаниям, в одно из лет конца 30-х годов много заключенных, со всего района, было привезено на устье реки. Запомнились усталые, исхудавшие лица мужчин, строем каждый раз они проходили мимо окон кухни умываться на берег моря. «Почему их туда водят? Неужели нельзя умыться в казарме?» – недоуменно спрашивала себя Мария. Одну женщину-заключенную держали отдельно, в домике, а после волею судьбы она станет ее свекровью.
– Как сейчас помню, отдельно домишко стоял, летом она часто на крылечке сидела, а Роза, дочка моя маленькая, насобирает ромашки и бежит к ней. Не прогоняли ее оттуда, ребенок все-таки. Жалко мне было эту женщину. Осенью, ближе к зиме, всех пленных увезли, а куда – неизвестно.
Чувство сострадания к неповинным людям долго еще жгло в груди и оставалось в памяти Марии Ананьевны.
– Когда лето кончалось, М. А. Попова переезжала жить в Тигиль, так как детям надо было идти в школу.
Вскоре посватался к ней в мужья Николай Флетчер. Согласилась. Из купеческой семьи был второй муж. Его родителей раскулачили, Мария это хорошо знала, отца увезли в Сибирь, после узнали, что он умер в Новосибирской области и похоронен на станции Асино. А мать у них была учительница – Мария Ильинична, красивая была женщина, пережила колымскую ссылку, 10 лет была невыездной, а после разрешили навестить родных…
Родился от второго мужа сын Николай. Мария тогда уже работала в колхозе, ударницей была, комсомолкой. Все успевала делать по дому, а в колхозе умудрялась зарабатывать полтора трудодня в день.
– Мария Ананьевна, как Вам запомнились годы Великой Отечественной войны?
– Работали от зари до зари то на полях, то увезут на устье на заготовку рыбы. Я ко всякой работе была привычна.
После окончания войны М. А. Попова устроилась на работу в больницу санитарочкой.
– Жили с Николаем дружно, он во всем помогал мне, решила родить еще одну дочку, да так получилось, что родилась двойня, и у меня парализовало ноги, – с тяжелым вздохом проговорила Мария Ананьевна.
Кто знает, может быть, в данном случае сказалась наследственность, ведь мама ее также умерла от родов, а Марию приковало к постели…
Вскоре взяли под стражу мужа, якобы за незаконный отлов рыбы. А ведь в то время кто только и сколько не ловил этой рыбы – никого не наказывали. Дети репрессированных родителей продолжали страдать.
– Определили ему срок наказания, и сидел он там, на погранзаставе, в Усть-Тигиле. Однажды приезжает и говорит, что договорился с семьей офицера о том, что они заберут у нас одну из новорожденных девочку, так как у них детей не было. Им было лет где-то по сорок, – Мария Ананьевна смахнула со щеки непрошеную слезинку, – они сказали, что нашли уже кормилицу и для нашей дочки, и для той, что заберут. Ты, говорит, неизвестно, будешь ходить или нет, а детей и так семеро. Встал вопрос, кого отдать. Мне очень полюбилась та, которая родилась второй, слабенькая, беленькая Наташа, а ему – Маруся, она родилась первая, была покрепче. Мы с ним так ни до чего и не договорились, он уехал. А через неделю приезжает офицер с женой, уже с корзиной, пеленками, – я так и обомлела. Не дам, говорю, ни одну не отдам. Откуда силы взялись, схватила я их крепко-крепко, к себе прижала. Старшие дети тоже в рев… была трагедия.
Может быть, этот факт сыграл свою роль, а может быть, срок подошел, но Николая Алексеевича, мужа М. А. Поповой, на следующий день должны были на последнем в этом сезоне пароходе увезти в Палану.
– Спасибо Зинаиде Васильевне Марченко. Как тогда она помогла нашей семье! Она побежала на пристань, начала уговаривать офицера: семеро детей, жена парализованная. Живя в Усть-Тигиле, он мог приезжать, помогать по хозяйству, с заготовкой и рубкой дров, да мало ли дел найдется для мужика в доме, когда семья состоит из девяти человек? В общем, она его убедила, и оставили мужа отбывать срок на Усть-Тигиле. А я очень благодарна Зинаиде Васильевне, сейчас она живет в Палане, и дай Бог ей здоровья на долгие годы, – Мария Ананьевна прослезилась.
После этого случая с дочкой нашлись у М. А. Поповой внутренние силы, встала на ноги, устроилась на работу, но уже не в колхоз, а уборщицей в райфинотдел райисполкома. Но вскоре снова начались недуги: одна операция, другая, зрение начало падать. Уже почти совсем ослепла, послали врачи на операцию, один глаз удалось спасти. Но правильно говорят: одна беда не ходит. Заболела туберкулезом. Лежала в больнице месяцами. Было очень стыдно, что не работала, и уволилась. Наверное, зря. Но никто не подсказал Марии Ананьевне, что можно было бы и не увольняться.
– Мы были очень честные, если не работаешь, болеешь, – значит нельзя получать и деньги, – проговорила М. А. Попова.
После всех бед и невзгод, болезней (кстати, переболеть ей пришлось и тифом) работать Мария уже не смогла. Здоровья хватало только на то, чтобы смотреть и воспитывать подрастающих детей. Была в хозяйстве старинная швейная машинка «Зингер». Рубашки, штаны, платья ребятишкам шила сама. Второй муж умер неожиданно – от кровоизлияния. Только два года пенсию и получал…
Вот уже 20-й год живет она только с детьми. Здесь, в Тигиле, двое: Анатолий и Наталья, а остальные четверо уехали на материк, устроились, каждый, где и как смог, но мать не забывают. Нет-нет, да и навестят. От большой семьи Поповых в живых осталась она одна. Посетовала Мария Ананьевна, что умерли все ее подружки, сестры, которые были намного младше ее.
82-летней Бабушке я не могла не задать такой вопрос: «Вы верили в светлое будущее, в коммунизм?». Она ответила, что верила.
– И работала честно всегда, и была надежда, что будем жить еще лучше. Да и жили в 70–80-х в Тигиле уже хорошо, достаток был, дети выросли, стали помогать. Когда еще хорошо видела, пройдешься по селу, столько домов хороших настроили, прямо как в городе, больницу построили со всеми удобствами. Все стало налаживаться к лучшему, но тут пришла какая-то перестройка, кому она нужна, если хлеб стоит 8 тысяч рублей? Мы с дочкой, Натальей, подсчитали, что на мою месячную пенсию – 300 тысяч рублей, можно в месяц купить только хлеб и 1 литр молока. Хорошо, что дети рядом, внуки, невестки, все помогают, спасибо им. Вот так и живем, какой-то капитализм строим?
Мария Ананьевна внимательно смотрит на меня, и я почувствовала, что она ждет ответ. А как ответишь? Что мы строим сейчас – никто не знает.
Эта доживающая свой век Бабушка прожила сложную, трудную, по-своему интересную жизнь. Дала жизнь семерым детям, у нее уже много внуков и даже правнуков. И как бы хотелось уверить ее в том, что сегодняшняя жизнь – это только временное явление, что Тигиль – ее малая родина – всегда будет районным центром, и что на будущий год у нас так же будет тепло в квартирах и не станут отключать свет из-за отсутствия дизельного топлива. В общем, хочется заставить поверить уважаемую Марию Ананьевну в то, что жизнь не станет хуже…
Жизнь она отдает детям
– Раз, два, три – разогрели ладошки! Занятие у нас серьезное, нам надо быть внимательными: учимся считать. Итак, на поляну выбежали зайчата и, чтобы их не заметил волк, спрятались под елочками. Посчитайте: сколько елочек у нас на доске?
Так началось занятие по математике в средней группе детского сада «Каюмка» у Валентины Николаевны Серегиной.
Тридцать шестой год она работает с детьми, имеет заслуженную награду «Отличник народного образования», медаль «Ветеран труда», множество грамот ко всем юбилеям.
В. Н. Серегина
В далеком шестидесятом приехала она вместе с двадцатью коллегами после окончания Рыбинского педучилища на Камчатку. Почему выбрала этот дальний край? Наверное, хотелось в девятнадцать лет посмотреть, какая она на самом деле, эта далекая Камчатка, хотя мама не отпускала.
– Жили в коммуналке. Отец погиб в сорок первом году под Москвой, когда мне исполнилось только семь месяцев. Было в семье трое детей, мама одна нас растила, – неторопливо начала свой рассказ Валентина Николаевна. – Хотелось, конечно же, поскорее стать самостоятельной. Направления у нас были и по Ярославской области, и в Крым, но я захотела поехать подальше.
– Скажите, а стать педагогом – это была ваша мечта, а возможно, по династии были учителя?
– Нет, просто стечение обстоятельств. Но впоследствии я ни разу не пожалела о том, что стала воспитателем. Группа молодых специалистов из восьми человек была направлена в Пенжинский район. Начинать пришлось свою педагогическую деятельность в буквальном смысле с нуля. В маленькой срубленной избушке размещалась одна группа ясельного возраста из десяти человек. А как такового здания детского сада не было, его только строили. Пришлось мне четыре месяца поработать учителем начальных классов, – вспоминает В. Н. Серегина.
В девятнадцать лет ее назначают работать заведующей вновь построенного типового детского сада. В столярке делали мебель для ребят. Дружно, всем селом заготавливали дрова на зиму, рубили, пилили их, приходилось иногда вставать на кухне за поваров, печь хлеб, летом ставить и убирать сено.
– Трудности были: родители не хотели отдавать своих чад в детский сад. Ребятишек привозили из табунов, мы их отмывали, одевали, стригли и оформляли на круглосуточный период проживания. И были всегда с ними, и день и ночь.
Валентина Николаевна с грустинкой вспоминает этот период жизни. Село было маленькое, все друг друга знали, русских было мало. Пришлось им обучать местное население, как стирать, готовить, белить, шить. Для этого организовали женсовет на селе. Зимние морозы в феврале были крепкими, и жизнь заставляла в садике устанавливать дополнительные железные печи-буржуйки, и топить их приходилось круглосуточно, чтобы детишки не замерзали. А когда приезжали оленеводы в село, они забирали из садика своих ребятишек. Радости-то было!