Странно, что Мул ничего не сказал про пиццу. Может, и правда, что-то случилось?
Конечно, случилось! Они еще закинулись мескалином и Мула теперь прет. У него и голос был какой-то странный.
Через десять минут мы едем в офис. На заднем сиденье «бэшки» лежат пять коробок с пиццей, на полу валяются бутылки с «пепси», саб-вуфер отбойным молотком вбивает в мозги психоделику Ромштайна и не дает заснуть. Впрочем, особо спать не хочется. Видимо, под влиянием недавно увиденных галлюцинаций, хочется женщину. От этого я постоянно кручу головой, глядя на проносящиеся за окном обнаженные ноги и плечи. Снять бы кого-нибудь, но Мажор этого не захочет. Он почему-то трахает только проституток и никогда не знакомится с девушками на улице. Что ж, он имеет право так делать, если хочет. Его не волнует, что с месяц назад все фирмы в городе резко подняли цены на девочек и теперь один час стоит столько же, сколько три пакета плана. Он может и купить план, и попользоваться пару часиков услугами фирмы. А что делать мне? Мастурбировать? Урод!
Перед глазами появилась Алла. В одно мгновение пронесся последний день, когда мы были вместе, когда она мне в лицо сказала то, отчего мне должно было стать стыдно. Только мне стыдно не было. Я в тот момент вообще мало соображал, пьяный и накуренный…
Желание покурить анаши появляется именно из-за невозможности кого-нибудь трахнуть. А может, еще из-за ностальгической тоски. Это не зависимость, это просто один из способов снять стресс. Я ведь знаю, что могу не курить, я знаю, что сам могу решать, когда мне курить, а когда не стоит. Вот сейчас можно покурить.
— Вадик, давай к Афоне заедем. — говорю я, делая тише музыку.
Мажор хмурится. Видимо, заезд к Афоне не входил в его планы. А может, денег жалко. Считает, что он и так достаточно потратился на толпу.
— Веня, у меня уже капусты нет. Триста рублей на бензин и аллес.
Ну точно! Да кто ж тебе, жмот, поверит, что у тебя денег нет!
— У меня есть деньги. — говорю я. — Возьмем пакет, вечером покурим.
Мажор хмурится еще сильнее. Что теперь?
— Веня, давай тогда к Афоне ты сам зайдешь.
— Почему?
— Понимаешь… — Мажор мнется, смотрит на меня и говорит, — Я не могу там появляться…
— Почему? — сразу спрашиваю я и Мажор машет головой.
— Какая разница? Просто я не хочу там появляться.
— Но вчера же ты там был?
— Был. И понял, что больше я туда не пойду. Веня, только никому…
— Да я понял. — заверяю я его, а сам думаю, что Карену надо обязательно это рассказать, чтобы он выяснил, в чем дело.
«БМВ» останавливается возле детской площадки. Если ее перейти, то окажешься прямо напротив двора, где живет Афоня. Я выхожу из машины и спрашиваю:
— Ты в офис?
— Я домой заеду, а потом подтянусь к вам.
Киваю головой и аккуратно закрываю дверь. Одно из самых больных мест Мажора, это когда кто-нибудь хлопает дверью его машины. Типа бережливый… жлоб.
«БМВ» отъезжает, а я закуриваю сигарету и иду мимо песочницы, в которой толстая тетка возится с маленькой девочкой.
— … ты должна уметь делать куличи. — втолковывает тетка девочке. — А если ты не будешь делать куличи, тебя заберет страшный Бормотун…
Девочка с испуганным видом старательно набивает пластмассовое ведро песком и смотрит по сторонам, нет ли где поблизости страшного Бормотуна.
Сейчас будет.
Когда я равняюсь с ними, то делаю жуткую гримасу и замогильным голосом вою:
— Я страшный Бормотун! Где тут девочка, которая не умеет делать…
Вот бы эти кадры записать на пленку! Это видеть надо, как у крохи расширяются зрачки, когда она смотрит на меня. Тетка пока еще полностью ничего не понимает, а у девочки начинают дрожать губы:
— Я умею. Я почти научилась. Не надо меня забирать! Пожалуйста…
Девочка начинает потихоньку плакать, а тетка гневно смотрит на меня и возмущенно восклицает:
— А ну иди отсюда! Ты что, совсем…
— Сама иди! — огрызаюсь я. — Это шутка была!
— Я тебе сейчас пошучу! — тетка встает в полный рост и я понимаю, что этой горе сала и мяса мне нечего противопоставить. Отхожу на два шага и советую тетке:
— Только не ори, а то лопнешь!
Девочка уже не плачет, а истерически рыдает и тетка, глянув на нее, двигается в мою сторону. Приходится поступиться своей репутацией и, резко повернувшись, я быстрым шагом иду прочь. Делаю несколько шагов и оборачиваюсь на всякий случай. Тетка за мной не идет, она пытается успокоить девочку, которая уже кричит и вырывается из крепких объятий своей мамаши. Похоже, я им не понравился.
А я ведь действительно хотел только постебаться…
намеченный жертвой распростертый клюв…
утраченных иллюзий запоздалый гнёт…
очередь за солнцем на холодном углу
я сяду на колеса, ты сядешь на иглу
Захожу в знакомый скверик и вижу компанию из нескольких человек, сидящих на длинной лавочке. Пару пацанов я знаю, поэтому подхожу к ним и здороваюсь со всеми.
— Афоня дома? — спрашиваю я. Глупый вопрос: конечно же, он дома. Вон тачка его стоит. Но если он дома, что тогда здесь делают пацаны?
— Непонятно, братан, где он. — отвечает белобрысый парень с короткой стрижкой а-ля «Scooter». — Телефон ни домашний, ни мобильный не отвечают, в квартиру звонишь — никакой реакции. Или он спит, или он уснул навечно.
Белобрысый говорит, а сам смотрит в сторону. Голос ровный, без всяких интонаций, да и сам белобрысый уже напоминает не Скутера, а маньяка. Я сажусь на корточки перед лавочкой и набираю номер Кабана.
Вне сети.
Только собираюсь убрать телефон в карман, как белобрысый тянет руку.
— Покажи трубу.
Показывать телефон маньяку, а тем более давать его ему в руки, мне не хочется. И все-таки я даю ему трубку, ревниво следя за его движениями. Меня раздражает, как он открывает флип и начинает клацать кнопками, мне не нравится, что он включает и слушает мелодии, сажая тем самым батарейку…
Поэтому я не сразу понимаю, о чем говорит один из ребят, сидящих на лавочке.
— … за чек ее трахнуть можно, а за парочку можно и на ночь развести.
Я поворачиваюсь и смотрю в ту сторону, куда смотрят пацаны. Бог ты мой…
Возле входа в сквер стоит девушка. Точнее, не девушка, а девочка. Ей лет четырнадцать-пятнадцать и легкое синее платьице, развевающееся на ветру, лишь подчеркивает ее юный возраст. Платье едва прикрывает колени, девочка прижимает его к ногам, обутым в старенькие туфли на небольшой шпильке, а сама поглядывает в нашу сторону. Длинные волосы соломенного цвета на затылке собраны в пучок. Ей бы белый бант на голову и школьную форму — и первый раз в первый класс. О чем же это говорят пацаны?
Я задаю вопрос вслух и мне отвечает маньяк-Скутер, возвращая телефон:
— Она торчит, а денег нет. Вот и зарабатывает натурой. Малолетка!
Он презрительно сплевывает на землю и мне почему-то этот плевок не нравится. Словно в меня плюнули.
— Русик, не хочешь трахнуть ее? — спрашивает один из пацанов у другого.
— У меня капуста только на пакет. Да и связываться с соплячками не хочется…
— Слышь, пацаны, вы не чешете? В натуре за чек ее поиметь можно? — мне все-таки кажется, что меня разыгрывают.
Тот, которого назвали Русиком, поворачивается в сторону девочки и свистит. Когда та смотрит на него, он машет ей рукой.
— Настя, иди сюда!
Девочка подходит и становится возле меня. Смотреть на нее снизу вверх не хочется, я встаю и вижу, что ростом она почти достает моего подбородка.
— Настя, вот паренек хочет тебя раскумарить. — Русик кивает на меня, а я даже не успеваю покраснеть, Настя сразу поворачивается ко мне и, глядя в мои глаза, тихо говорит:
— Только минет.
У меня медленно открывается рот. Только сказать ничего не могу.
— Она в натуре, только минет делает. — поясняет Русик. — Зато как делает! Да, Настя?
Девочка скромно жмет плечами — если слово «скромность» здесь уместно.
— Я возьму тебе чек… — хрипло говорю я и замечаю, как гнусно ухмыляется белобрысый. Ублюдок думает, что я волнуюсь от похоти. — Пойдем, пока поговорим.
Беру ее под руку, а сам боюсь того, что сейчас она презрительно скривится и ответит что-нибудь вроде «Плати и трахай, а мозги мне засирать нечего…»
Но девушка покорно идет, влеченая мной, в сторону от компании и опускает голову вниз, слыша сальные смешки сзади. Смешки направлены не на меня и даже не на нее, а на действия, которые, как предполагается, мы должны совершить. Но я не собираюсь делать ничего такого, мне даже немного страшно от всего этого. Я не представляю, как с этим ребенком можно делать ЭТО.
Сажусь на клумбу там же, где несколько часов назад я разговаривал с Олегом и хлопаю рукой по камню.
— Садись.
Настя подчиняется. Сев, она сразу же пытается натянуть платье до коленок… Шлюхи так себя не ведут.
Если это не игра.
Дурацкая ситуация. Не могу понять, зачем мне нужны эти разговоры, для чего я сейчас буду лезть к ней душу. Это ведь не просто любопытство. Чем-то напоминаю сам себе вампира, высасывающего из глубины души самое сокровенное. А, может, я хочу убедить себя, что у меня все не так уж и плохо, раз рядом есть еще хуже?
Я закуриваю сигарету — мне не хочется курить, но мне нужна пауза, чтобы сформировать тот вопрос, который я хочу задать. Давно я уже так не волновался. И все-таки я начинаю издалека.
— Давно?
— Что давно? — переспрашивает Настя.
— Торчишь давно?
Она неопределенно пожимает плечами и ничего не отвечает.
— Я никогда не сидел на игле. — говорю я. — Страшно.
— Страшно… — эхом повторяет Настя.
— Бросить никогда не поздно.
Настя смотрит вниз и молчит.
— Сколько тебе лет?
— Какая тебе разница?! — неожиданно резко отвечает Настя. — Боишься, что мусорам сдам? Не бойся, не сдам.
Ее тон передается мне. Я сглатываю слюну и достаю из кармана деньги.