Настя долго молчит, опустив голову вниз. Мне кажется, что она обиделась на мои слова и я уже собираюсь извиниться, как она поднимает голову и тихо смеется.
— Ты чего? — спрашиваю я.
— Ничего. — отвечает она. — Ничего. Просто всего этого могло не быть. Да этого просто не должно было быть!
— Чего не должно было быть? — не понимаю я.
Настя машет головой и не отвечает. Я встаю с бордюра и она делает то же самое.
— Пойдем? — спрашивает она у меня и я вздыхаю. Да пусть идет, в офисе может согласится пацанам рассказать, где этот Андрей-воробей живет-поживает.
— Пойдем.
Мы идем крайне медленно. Дело даже не в том, что больно идти. Не хочется торопиться. Есть в душе горечь от того, что Мул отказался помочь, отказался даже выслушать меня. А еще к горечи примешивается справедливый гнев и предвкушение того, что сейчас я обвиню Мула и остальных в том, что своим отказом помочь мне они способствовали моему избиению. Есть и третье чувство, оно послабее, чем остальные, но все-таки… я не понимаю, почему Мул так себя повел. Насколько я его знаю, он никогда в такого рода делах не включал заднюю. Неужели его до сих пор долбило?
Черт! А может, у них тоже что-то произошло? К примеру, приехал Каха со своими отморозками или менты с обыском нагрянули… а я им тогда зачем был нужен? Нет, все таки Мул во время моего звонка был еще под кайфом. Наверняка закинулся еще одной таблеткой… а может и не одной.
Наконец, мы подходим к калитке и останавливаемся перед ней. Несколько секунд я не решаюсь ее толкнуть — нехорошие мысли все-таки крутятся, липкой лентой оборачиваясь вокруг сознания и набивая горло неприятными комками. Смотрю на Настю и та спрашивает:
— Ты здесь живешь?
— Почти. — я толкаю калитку и, пока она открывается, киваю головой в сторону дома. — Проходи, гостьей будешь.
Или мне кажется, или в глазах у нее действительно мелькает по-детски кокетливая искорка; Настя улыбается и с улыбкой заходит во двор. Смотрит на небольшой палисадник, разбитый справа от дорожки и искренне восхищается:
— Ой, как красиво! А кто за ними ухаживает? Случайно, не ты?
Мне не нравится ее настроение — повода для веселья я не нахожу и, честно говоря, мне очень хотелось бы, чтобы она помолчала и вела себя сейчас более смирно. Как у Афони во дворе.
Но свое желание я держу в себе, а по моему виду Настя вряд ли об этом желании догадывается. Она подходит к двери дома и спрашивает у меня:
— Нам сюда?
— Ага. — отвечаю я и махаю рукой. — Дверь сильно толкай, заедает.
Так получается, что когда она открывает дверь и шагает внутрь, я нахожусь в полной уверенности, что она пройдет дальше и иду вслед. Я не ожидаю того, что она остановится на пороге и получается, что я, не желая того, толкаю ее в спину. Она резко поворачивается ко мне и я вижу даже не выражение, а гримасу ужаса на лице. Не понимая, в чем дело, я делаю к ней шаг и она отскакивает в сторону, прижавшись спиной к стене.
Я смотрю в сторону алтаря, пытаясь найти то, что ее испугало, а потом понимаю: не «что», а «кто». Мул и Кабан смотрят на девчонку с не менее испуганным видом, а Мишаня…
А Мишаня держит в руке пистолет и ствол направлен на Настю. Черный зрачок настороженно осматривает девочку с головы до ног и я чувствую, что при малейшей опасности он плюнет в нее сгустком свинца, даже не колеблясь.
— Э, мужики… — начинаю я и меня обрывают.
— Где ты ее нашел? — это Куба. Спокойно, без нервов.
И почти одновременно:
— Зачем ты меня сюда привел?! Зачем?!
А вот ее, кажется, сейчас удар хватит. Спрашивает, а сама трусится. И взгляд от пистолета не отводит. Что здесь происходит?!
— Мужики… — повторяю я.
— Какого хрена ты ее сюда…
— Не трогайте меня! — кричит Настя; Мул поворачивается к ней и орет на нее:
— Пасть закрой! — он поворачивается ко мне и спрашивает. — Ты зачем ее сюда притащил?
Жестко спрашивает. Глаза сверкают, тело напряжено, как сжатая пружина… Вот дерьмо! Что происходит?!
— Я не… — я вовремя осекаюсь. Не знаю, что у них за дела, но если я сейчас скажу, что девчонка сама увязалась за мной… я смотрю на Мишаню, на пистолет и думаю, что в этом случае неприятности у нее будут гарантированно. — Она мне помогла дойти. Меня сейчас… — я взмахом руки заставляю Мула подождать с очередным вопросом и продолжаю. — Ты глянь на меня. Глянь! Когда я просил, чтобы вы подтянулись к Афоне, мне помощь была нужна! Реально была нужна помощь. А в результате мне башню отбили, ребра переломали и травы я не взял нихрена! Человек семь-восемь били, пока вы здесь сидели!
— За что? — задает следующий вопрос Мул. Как на допросе. Кто, зачем, где?..
— Ты лучше скажи, что здесь происходит? Где вы ствол взяли?
— Кто тебя…
— Стоп! — орет Куба. — Стоп!
В комнате повисает тишина. Ее нарушает только слабенькое поскрипывание колес на инвалидной коляске — Мишаня полуприкрыл глаза и, не пряча пистолет, свободной рукой крутит колесо взад-вперед. Кайфует.
И в этой неполной тишине Куба задает мне вопрос, но смотрит почему-то на Настю:
— Веня, там, во дворе что, еще ничего не знают?
— Не знают про что? — интересуюсь я и вижу, как Настя отрицательно машет головой, отвечая Кабану. Да что такое?
— Бля, про что не знают?! Вы или…
Поскрипывание прекращается, а через секунду к моим ногам скользит по полу… скользит дипломат, обтянутый черной кожей. Я видел его всего несколько раз в своей жизни, этот символ психоделического рая. Сажусь на корточки и осторожно открываю два замка на нем. Поднимаю крышку и чувствую, как начинают дрожать руки. Знакомые пакеты — завернутые в тетрадные листки дозы анаши объемом со спичечный коробок. Чеки — маковые головки, плотно забитые в маленькие полиэтиленовые пакеты. А вот этот порошок, запаяный в пакетики намного меньшего размера — или героин, или кокаин. Пластиковая бутылочка с таблетками — мескалин или экстази. Еще одна бутылочка. Пачка пятисотенных, перетянутых резинкой. Два маленьких пузырька с какой-то жидкостью. Коробочки, в которых лежат таблетки разного цвета. С внутренней стороны крышки несколько петелек для ручек заняты папиросами. Забитыми папиросами. Афоня иногда и сам баловался травкой, якобы проверяя качество.
Они сделали это. Поэтому Мул и не пришел… торопил меня… сколько всего тут!
Я трогаю все руками, подношу к лицу, смотрю на свет, глажу пальцами, щупаю и качаю головой. Руки сами достают два забитых «стандарта» — я просто не выдержу, если буду смотреть на это богатство в нормальном состоянии. Лезу в карман за зажигалкой. Меня никто не останавливает. Впрочем, посмел бы кто-нибудь меня остановить! Я «взрываю» одну, потом другую и затягиваюсь. Одну папиросу отдаю Кубе, другую тяну Насте. Я только сейчас замечаю, что она сидит на полу, сжавшись в комочек и смотрит на дипломат. Вся дрожит, когда видит, что я ей предлагаю, машет головой.
— Попробуй. — говорю я. — Это расслабит.
— Не хочу. — отвечает она. — Отпустите меня.
— А кто тебя держит? — удивляюсь я. — Если хочешь идти, то иди.
— Никуда ты не пойдешь! — Мул подходит к начинающей было подниматься Насте и кладет ей руку на плечо, усаживая обратно на пол. — Сиди пока.
Настя съеживается, превращаясь в маленький дрожащий комочек.
Куба сует мне папиросу, я затягиваюсь, передаю Мулу и тут же интересуюсь:
— Эй, Мул, в чем проблема? Она моя гостья и уйдет тогда, когда захочет.
— Веня, она никуда не пойдет. — говорит Мул и садится перед Настей на корточки. — Что ты у него делала?
— Я ничего не видела… — лопочет девочка и опускает голову вниз. Мул хватает ее за подбородок и поднимает ее голову.
— Что ты там делала?! Отвечать! Быстро! — орет он.
— Мул, слышь… — пробую я остановить его и Кабан отрицательно машет головой, передавая мне косяк.
— Веня, кури дурь и не лезь к ним.
— Кабан, она что, видела вас? — я начинаю уже догадываться и боюсь ответа на свой вопрос. Неужели…
— Да. — спокойно отвечает Кабан, а Мишаня подкатывается ближе и наводит ствол на голову девочки, затягиваясь второй папиросой.
Она в шоке. Ее трусит, она открывает и закрывает рот, не в силах ничего сказать. Она переводит взгляд на меня и смотрит на свою последнюю надежду, на свой последний шанс.
— Мишаня… — зову я Мишку. — …погоди. Кабан, Афоня жив?
— Нет. — Кабан садится рядом со мной на корточки и берет бутылочку с таблетками. Вертит ее в руках и кривит лицо. — Она была у него в квартире, только в другой комнате. Так?
Последний вопрос обращен к Насте и та кивает головой.
— Мы ее не заметили. — продолжает рассказ Мул. — А когда вышли, увидели ее на балконе. Она видела нас, но возвращаться мы не могли. Оставалось только надеятся, что она нас не разглядела. Но вот оказалось, что она разглядела. Что делать будем, моя маленькая подружка?
— От… отпустите… я никому… ничего… пожалуйста… — все это время она смотрит на меня в надежде получить помощь.
Я чувствую ее животный страх и говорю:
— Мул, оставь ее в покое. Она никому ничего не скажет.
— Не скажет. — улыбается Мишаня и вновь направляет ствол в голову Насте.
— Пожалуйста… — стонет Настя. — …не надо.
— Не надо! — эхом повторяю я. — Мишаня, убери ствол, идиот!
И Мул взрывается:
— Мудак, ты что, не врубаешься?! Мы Афоню грохнули! Если мы спалимся, то нам всем крышка! А она сдаст нас…
— Не сдаст! — я тоже повышаю голос и вскакиваю так резко, что Мул вскакивает тоже, а Мишаня… Мишаня переводит ствол на меня!
— Ты что, ох. л?! — реву я ему и ствол опускается вниз. — Мул, она никого не сдаст! Я отвечаю!
— Ты, идиот, ты знаешь, что…
— Я знаю, что она не сдаст никого! — я подхожу к Насте и протягиваю ей руку. Она цепляется в нее — как утопающий за последнюю соломинку — и я рывком поднимаю ее и прижимаю к себе. Анаша уже добралась до мозга — план у Афони всегда был хорошим.
— Она моя девушка и сдавать вас ей нет никакого интереса. Ясно?