Эта новость совсем не произвела на Батая того впечатления, на которое рассчитывала г-жа де Сент-Эстев.
— Ах, в будуаре! — промолвил молодой офицер. — Да, конечно, нам будет очень хорошо в будуаре.
Евдоксия посмотрела на него с удивлением: это одобрение прозвучало как-то странно.
Тотчас же осознав свой промах, он улыбнулся, галантно обнял ее за талию и начал говорить ей те пошлости, какие обычно говорят куртизанкам, вполне удовлетворяя этих дам, не избалованных слишком учтивым обхождением с ними.
Ужин был сервирован с самой утонченной роскошью; горели свечи в люстрах, канделябрах, подсвечниках; сверкал хрусталь.
На тарелках саксонского фарфора красовался вензель хозяйки дома, окаймленный гирляндой роз.
Но ни фарфор, ни хрусталь, ни зажженные свечи не привлекали взгляда адъютанта.
Среди всего этого блеска его глаза были прикованы только к мрачному шкафу.
Евдоксия проследила за его взглядом.
— О да! — сказала она с улыбкой. — Вы, наверное недоумеваете, как рядом с мебелью с позолотой оказался такой заурядный шкаф? Это мой шкаф для белья. Я уже заказала новый, работы Буля: он подойдет ко всему, что есть в доме.
— Вы правы, дорогая Евдоксия, вид этого шкафа режет глаз.
— Повернитесь к нему спиной — вот и все.
— Ну уж нет! — опрометчиво выпалил молодой человек.
— Почему? — обеспокоенно спросила Евдоксия.
— Я пошутил, — с небрежным видом сказал Батай, — и вот вам доказательство!
И он уселся спиной к шкафу.
Ужин, чрезвычайно изысканный, вполне отвечал сервировке, но наш молодой адъютант не мог оценить его по достоинству.
Проклятый шкаф за спиной не давал ему покоя.
Ему все время мерещилось, что он слышит, как скрипит и открывается дверца. К счастью, перед ним было зеркало и все, что происходило у него за спиной, не могло для него остаться незамеченным.
Но за спиной ничего не происходило.
В конце ужина, поскольку обеспокоенный отсутствием полиции Батай становился все более и более озабоченным, Евдоксия решила, что ее гость тревожится из-за своих часов.
— Кстати, — обратилась она к своей камеристке, — а где часы полковника?
Часы были поданы на серебряном блюде.
Офицер поблагодарил кивком, положил их в карман жилета, но его озабоченность не проходила.
Пробило час.
Ужин закончился, кофе и ликеры были выпиты; красавица Евдоксия принимала одну томную позу за другой, что выглядело почти как упрек. Есть нечто, в чем мужчины боятся быть заподозренными еще более, нежели в трусости, и наш адъютант начал понимать, что его хозяйка уже далеко зашла в своих предположениях.
Еще немного — и ее лукавая улыбка сменится выражением явного подозрения.
Офицер принял решение. Дав себе слово все время держать саблю под рукой и не спать, что было нетрудно рядом с красивой женщиной, он сказал, целуя ручку Евдоксии:
— Сударыня, не покажете ли вы мне другую комнату в вашем доме?
— Наконец-то! Знаете, я уже начала думать, что вы недостаточно любопытны.
И, опираясь на руку Батая, она направилась к спальне; сквозь полуоткрытую дверь видна была очаровательная мебель, обтянутая небесно-голубым атласом и блестевшая серебром под светом алебастровой лампы — единственного светильника в этой комнате.
В ту минуту, когда они вступили на ковер цвета опавших листьев, выгодно оттенявший лазурный стенной ковер, во входную дверь громко постучали.
Офицер вздрогнул, а куртизанка стала бледнее кружев своего пеньюара.
Стук повторился: второй раз, затем третий... Раздался голос:
— Именем императора! Отворите!
Куртизанка посмотрела на молодого человека страшным взглядом — взглядом разъяренной змеи.
Тот невольно отстранился, словно увидел, как блеснул кинжал в ее руке.
В тот же миг он отскочил в сторону и схватился за эфес сабли.
Но вот снова прогремел тот же голос:
— Именем императора, отворите!
— Подлец! Вот чего ты ждал! — проскрежетала сквозь зубы куртизанка.
Прибежала служанка, еще более бледная, чем ее госпожа.
— Что делать, сударыня? — спросила она.
— Открывайте!
— А они...
— Я их предупрежу!
И она кинулась в коридор, который, по-видимому, вел к кухне и к комнатам прислуги.
В третий раз прозвучала традиционная фраза, и после пятисекундной тишины последовал приказ:
— Ломайте дверь!
— Не надо! — закричала служанка. — Открываем!
И она в самом деле открыла дверь.
На пороге стоял полицейский агент, с которым наш офицер беседовал на Иерусалимской улице. Его сопровождали комиссар полиции, три жандарма и слесарь.
Один из жандармов остался стоять на лестничной площадке.
Батай увидел, как тот наклонился и крикнул другому жандарму, по-видимому охранявшему дверь на улицу:
— Осторожно! Мы уже вошли!
— Наконец-то! — заметил Батай, обращаясь к полицейскому агенту. — Лучше поздно, чем никогда!
— Ну уж, — засмеялся тот, — я решил, что рядом с красивой женщиной вы не заснете раньше трех часов ночи, так что у меня в запасе оставался еще час.
В эту минуту на пороге комнаты показалась куртизанка. Она была бледна, но спокойна.
— Могу ли я узнать, господа, — произнесла она насмешливо, — чем я заслужила такую честь, как ваш визит?
— Сударыня, — ответил агент сыскной полиции, — мы пришли осведомиться у вас об этом господине. (Он показал на Батая.)
— Неужели вам вменяется в обязанность следить за нравственностью господ офицеров Великой армии?
— Нет, мы только обязаны следить, чтобы их не запирали в шкафы красного дерева.
— В шкафы красного дерева? — переспросила Евдоксия с изумлением, в котором слышался ужас.
— Да, в шкафы красного дерева, — подтвердил агент. — А у вас есть один такой в вашем будуаре, прелестная дама, и он настолько привлек внимание полиции, что мы решили посетить вас. Не будет ли вам угодно пройти вместе с нами открыть его?
И агент, служивший провожатым полицейскому комиссару, приблизился к будуару, все еще ярко освещенному, а затем направился прямо к шкафу.
Куртизанка, одеревенев от страха, шла за ними, словно ее подгоняла непреодолимая сила.
— Ключ? — спросил агент.
— Я не знаю, где он, — пролепетала Евдоксия.
— Даем вам минуту на то, чтобы вы вспомнили.
Именно в эту минуту молчания и ожидания, когда все, кроме часового на лестнице, находились в будуаре, раздался крик жандарма: «Ко мне!»
И тотчас же грянул выстрел.
Адъютант с саблей в руках кинулся в прихожую и увидел, как жандарм сражается с двумя незнакомцами.
Ударом клинка Батай рассек голову одному, острием проткнул насквозь другого.
— Черт возьми! Благодарю вас, жандарм! — воскликнул он. — До сих пор я играл довольно дурацкую роль, но с вашей помощью отыгрался!
— Что там такое? — крикнул жандарм, который стоял у двери, выходящей на улицу.
— Да ничего, пустяки! — ответил тот, что стоял на лестнице.
Куртизанка покрылась мертвенной бледностью.
Адъютант вошел в комнату и жестом предложил всем занять свои места.
— Все в порядке! — сказал он. — Можете продолжать.
— Итак, сударыня, — повторил полицейский агент, — где ключ?
— Я уже сказала вам, сударь, что не знаю, где он!
Именно такого ответа от нее и ждали.
Повернувшись к слесарю, агент позвал:
— Подойдите сюда, приятель!
Слесарь подошел.
— Откройте эту дверцу!
Слесарь одну за другой попробовал три отмычки, на третьей замок поддался и дверца открылась.
Труп, пронзенный тремя ударами ножа, с обнаженной грудью, со свешивающейся на нее головой, почти раздетый (на нем остались лишь панталоны тонкого сукна), висел, подвязанный под мышками, на вешалках — из тех, на каких в шкафу обычно хранят одежду.
Из этих трех ран и струилась кровь, по каплям вытекавшая из паза в шкафу.
Агент взял убитого за волосы и приподнял его голову.
Это был красивый юноша лет двадцати—двадцати двух; по его нежной коже и ухоженным волосам можно было понять, что он из хорошой семьи.
Госпожа Евдоксия де Сент-Эстев сочла за лучшее лишиться чувств.
— Вот что значит иметь слабые нервы, — заметил полицейский агент. — Жандарм, отнесите даму в ее комнату и следите за ней и за служанкой!
Жандарм, которому был отдан этот приказ, взял красавицу Евдоксию на руки и понес в ее комнату.
Служанка шла следом.
— Господин полковник! Вы знаете, что такое мышеловка? — спросил полицейский агент.
— Думаю, что это такое устройство, с помощью которого ловят мышей, — ответил адъютант.
— И убийц тоже.
— Убийц? — переспросил офицер. — Я полагаю, что ввиду их плачевного состояния нам нечего их опасаться.
— Разумеется, — сказал полицейский агент, — но ведь они могли быть не одни. Окажите нам честь, останьтесь с нами, и вы увидите, как это делается. Если только вы не предпочитаете отправиться спать.
— Спасибо, — ответил Батай, — спать мне не хочется.
— Ну что ж, не будем терять время! — заявил агент, после чего он обратился к представителю власти: — Господин комиссар полиции, если вы опасаетесь, что ваша жена испытывает беспокойство, можете возвратиться к себе; ваше присутствие уже не обязательно.
— Возможно и так, сударь, но мой долг велит мне остаться.
— Как вам будет угодно! Что касается вас, друг мой, — он обернулся к слесарю, — поскольку у нас нет дверей, которые нужно открыть...
— Другими словами, вы меня отсылаете? — заметил ученик святого Элуа.
— Нет, я только говорю, что мы можем обойтись без вас.
— А я предпочитаю остаться, — сказал слесарь, — таких мышеловок я никогда не видел, а это должно быть забавно!
— Хорошо, оставайтесь, только не бренчите вашими железками!
— Будьте покойны, — заверил слесарь, — я пошевелюсь не больше, чем моя наковальня!
— Что ж, будем ждать! — заключил агент.
Он свистнул особым образом, и жандарм, который стоял у двери, выходящей на улицу, поднялся в комнату.