Он обследовал больного с глубоким сердечным вниманием (как редко я видел подобное среди медиков!), потом оставил рецепт и в тот же вечер написал мне:
«Мой дорогой Дюма!
Я видел Вашего подопечного: он очень болен. Я еще ни за что не ручаюсь, но передал его в руки моего самого умелого молодого друга — доктора Вильмена.
Считайте меня по-прежнему Вашим верным другом.
Барон Ларрей».
Господин Вильмен принял больного из рук Ларрея и сотворил чудо.
Сраженный двусторонней пневмонией, умирающий, которого лечили морфином и мускусом, встал на ноги через неделю.
Это так осчастливило всю семью, что снова на плиту был поставлен тот же котел, что кипел на ней в тот день, когда праздновали приезд родственников в Париж, и снова на улице Мирры за столом сидели двадцать сотрапезников и пили за здоровье барона Ларрея и г-на Вильмена.
Пусть здравицы эти принесут им удачу и пусть долго живут они, эти достойные апостолы науки!
... В прошлую среду, в девять часов вечера, несмотря на самый тщательный уход, мальчик испустил последний вздох.
Он соединился со своей сестрой в той холодной и влажной земле, куда так боялся попасть.
Увы! Ко времени вторых похорон семья была столь же бедна, как и к первым.
Я написал несколько слов генералу Флёри, предлагавшему мне полагаться на него в подобных ситуациях!..
Он дал сто франков.
Спасибо!
Сборник«Драмы на море»
Бонтеку
В конце мая 1619 года в ясную погоду три голландских судна: «Новая Зеландия» (капитан Петер Тиц), «Энекёй-сен» (капитан Ян Янц) и «Ньив-Хорн» (капитан Бонтеку), — обогнув мыс Доброй Надежды и не пристав к нему, плыли мимо земли Натал.
Прошло сто тридцать два года с тех пор, как португалец Бартоломеу Диаш, посланный на поиски знаменитого пресвитера Иоанна, этого папы Востока, разыскивавшегося уже три столетия, сам того не подозревая, будучи застигнут бурей, которая подхватила его на свои крылья и повлекла за собой с юга на восток, обогнул этот мыс.
С того дня был проложен новый путь в Индию.
Король Жуан II Португальский, не желая запугивать будущих мореплавателей, переименовал мыс Бурь (такое название дал ему Бартоломеу Диаш по возвращении в Лиссабон) в мыс Доброй Надежды, и под этим именем он известен и поныне.
Через десять лет настала очередь да Гамы.
Ему предстояло продолжить путешествие Диаша с того места, где оно было прервано, связать Индию с Португалией, Каликут — с Лиссабоном.
Дав имя земле Натал в память о Рождестве Господнем, затем бросив якорь в Софале, принятой им за древний Офир, сделав одну за другой стоянки в Мозамбике, в Ки-лоа, в Момбасе и в Мелинде и получив опытного лоцмана от царя города, упомянутого последним, — да Гама со всей решимостью отправился в плавание по Оманскому морю. Он прошел, вероятнее всего, между Лаккадивскими и Мальдивскими островами и 20 мая 1498 года высадился на берег в Каликуте, центре торговли, которую Индия в то время вела со всем обширным континентом, простирающимся от Занзибара до Малаккского пролива.
Затем настала очередь Камоэнса — Гомера Индийского океана; «Лузиады» — это эпическое повествование о его путешествии.
В сражении с маврами под Сеутой Камоэнс потерял глаз почти в то же самое время, когда Сервантес потерял руку в битве с турками при Лепанто.
Известно, как Камоэнс после посещения Гоа и участия в сражениях у Шембе, у мыса Гвардафуй и у Маската был сослан на Молуккские острова за несколько сатирических стихотворений; как дон Константин де Браганца назначил его попечителем наследственных дел в Макао — город еще не существовавший или только что возникший; как Камоэнс, не обремененный попечительскими обязанностями, написал свою поэму и как он, обладатель двух сокровищ — сокровища фортуны и сокровища поэзии, — поплыл на корабле в Гоа; как судно потерпело крушение у берегов Сиама, и поэт, уступив свое золото Китайскому морю, но держа над водой свою поэму, спас одной рукой свою жизнь, а другой — свое бессмертие.
Увы! Хотя поэма «Лузиады» шесть лет спустя увидела свет и в том же году появилось второе ее издание, а любой португалец знал наизусть стихи об исполине Адамасторе и о несчастьях Инес де Кастро, на улицах Лиссабона, тем не менее, можно было встретить жалкого старика, опирающегося на костыль: он направлялся в монастырь Сан-Доминго, где, смешавшись с толпой учеников, слушал лекции по богословию, а тем временем раб-яванец нищенствовал, чтобы кормить его на собранное подаяние.
Правда, когда старик проходил мимо, люди останавливались посмотреть на него, и он мог услышать утешительные для его гордости слова:
— Это Луис де Камоэнс, великий поэт.
Некоторые прибавляли:
— Значит, он беден?
И всегда какой-нибудь голос отвечал:
— Нет, король дон Себастиан платит ему пенсию.
В самом деле, король дон Себастиан выплачивал человеку, прославившему его царствование, пенсию в семьдесят пять ливров в год.
После того как дон Себастиан был убит во время своего африканского похода, поэт вынужден был перебраться из своего и так уже бедного жилища в еще более жалкое на улице Святой Анны.
Когда же умер Антонио, яванский раб, и некому стало просить милостыню для поэта, а сам он побираться не хотел, автору «Лузиад» пришлось спуститься еще на одну ступень ниже: покинуть свое убогое ложе и переселиться в богадельню.
Ему оставалось сойти всего на одну ступень ниже — в могилу, и он переступил этот порог с улыбкой.
Несчастный поэт, о котором забыла его родина, но который не смог ее забыть!
«По крайней мере, я умираю раньше, чем Португалия!» — таковы его собственные слова.
И его бросили в могильную яму, на которую лег камень без надписи.
Через шестнадцать лет после его смерти, когда его слава возросла, дон Гонсалу Котинью предложил поставить памятник поэту; но, так же как никто не знал, где стояла когда-то его колыбель, никому не было известно, где находилась его могила.
В конце концов старый ризничий вспомнил, как грозовым вечером он хоронил человека без родных, без семьи, без друзей, человека с двумя увечьями: выбитым глазом и сломанной ногой.
По этому описанию узнали Камоэнса.
Могилу торжественно открыли, извлекли из нее тело, перенесли его в уголок рядом с клиросом францисканских монахинь в монастыре святой Анны, и над новой могилой поэта укрепили мраморную доску с надписью:
Здесь погребен Луис де Камоэнс,
король
поэтов своего времени. Он жил в нищете
и убожестве и умер
так же
в год MDLXXIX
Там он покоился в мире и всеми почитаемый около двух веков, но однажды, 1 ноября 1755 года, словно Небо пожелало грозным предупреждением оповестить мир о рождении некой королевы, землетрясение уничтожило Лиссабон, вместе с Лиссабоном — церковь святой Анны, а вместе с церковью святой Анны — могилу автора «Лузиад».
Эта королева была Мария Антуанетта Австрийская.
О короли и поэты, подчас Бог определяет вам схожие судьбы, чтобы показать миру, что вы равны!
Поэма Камоэнса сделала Индию популярной. Вскоре там, где прошли мореплаватель Диаш, завоеватель да Гама и поэт Камоэнс, появился купец Ван Норт. Но прибыл он в Индию с противоположной стороны, проплыв вдоль берега Патагонии, а затем, пройдя через страшный пролив, открытый Магелланом 28 мая 1520 года, и, следуя примеру Себастиана дель Кано, вернулся в Атлантический океан через мыс Доброй Надежды, совершив за три года кругосветное путешествие.
Это было началом морских удач Голландии, и однажды эти европейские финикийцы в своем чванстве назвали себя «подметальщиками морей» и укрепили на гафеле своих судов метлу вместо флага.
Четырнадцатью годами позже голландский адмирал Георг Спильберген разбил у берегов Перу испанский флот и установил владычество своей страны на Молуккских островах.
Через пять лет после этой победы мыс Доброй Надежды обогнули, как мы сказали, три голландских судна под командованием Петера Тица, Яна Янца и Бонтеку.
Как получилось, что эти три китобойных судна плыли вместе? Расскажем об этом.
Виллем Исбранц Бонтеку был назначен в 1618 году голландской Ост-Индской компанией капитаном «Ньив-Хор-на», судна, предназначенного для торговли, водоизмещением в 1100 тонн и с командой из двухсот шести человек на борту.
Бонтеку вышел с Тексела 28 декабря и после 5 января, когда он покинул Ла-Манш, на его судно налетело три страшных шквала, и он было подумал, что здесь и закончится его путешествие.
Но Провидение распорядилось по-другому: после двухнедельной бури опасность отступила, море немного успокоилось, и Бонтеку продолжил свой путь, еще не зная, каким образом он попадет в Индийский океан — пройдя Магеллановым проливом или обогнув мыс Доброй Надежды.
Куда поворачивать судну — к востоку или к западу, — зависело от направления ветра.
Перед тем как подойти к Канарским островам, оно встретилось с двумя кораблями, и они вместе, как мы уже сказали, обогнули мыс.
Приближаясь к экватору, они попали в трехнедельный штиль, а затем юго-восточный ветер погнал их в Антильское море посреди рифов, называемых Аброхос.
Счастливо выбравшись оттуда, они тщетно пытались отыскать остров Тристан-да-Кунья, и вскоре, подгоняемые переменчивыми ветрами, так быстро приблизились к мысу Доброй Надежды, что из опасения быть выброшенными на берег направились к югу и, полагаясь на здоровье и силу своих команд и рассчитывая на большой запас воды, решили обогнуть мыс, не приставая к нему.
Таким образом они оказались против земли Натал, где капитан Янц, направлявшийся к Коромандельскому берегу, покинул Тица и Бонтеку и вошел в Мозамбикский пролив.
Немного позже между Тицем и Бонтеку возникли некоторые разногласия; Тиц отправился своим путем, и «Ньив-Хорн» остался в одиночестве.