Это не приносит мне большого дохода, то делает довольно насыщенной мою жизнь.
— Чем ты занимаешься в свободное время, кроме писательства?
— Кроме писательства? Читательством, разумеется. Мои увлечения относятся к духовной сфере. Я пытаюсь не только прочитать, но и осмыслить, может, с чем-то поспорить, выработать свою точку зрения. Конечно, я не служу примером здорового образа жизни. Когда человек посреди лета и прекрасной погоды сидит дома, читает книжки и смотрит телевизор… но вот есть это у меня. Вообще, я домосед.
— Какое у тебя отношение к руматовцам?
— Если человек может написать что-то такое, чтобы брало за душу, чтобы это можно было читать и проникнуться, — вот это всегда я ощущаю как великую тайну, как что-то мистическое, причем мистически прекрасное.
— А по отношению к себе?
— Само событие, когда в голову приходит некая идея, есть нечто сокровенное. Она постепенно обрастает какими-то подробностями, другими моментами. Иногда вдруг работа заходит в тупик, и нужно следующее озарение.
— Как ты пишешь? Вот тебя озарило…
— Я ношу идею некоторое время в голове. Она должна взрасти, оформиться в нечто целостное. Не со всеми идеями это бывает, иногда я в них разочаровываюсь. Но рассказ обязательно должен созреть, и только после этого я переношу его на бумагу.
Если речь идет о достаточно большом произведении, то для него нужны другие второстепенные идеи или образы, и работа над ним продолжается от озарения к озарению. После написания следует редактирование, то есть подбор более подходящих слов, предложений, или исключение лишних деталей. Но это гораздо менее одухотворенная работа.
— Ты пишешь свои рассказы сначала от руки, а затем печатаешь, или…
— Нет, я сперва все пишу от руки, и прежде чем они дойдут до машинки, они могут претерпевать значительные изменения, а некоторые так и остаются в черновиках.
— А почему так?
— Наверное, все дело в чувстве ответственности. Когда я печатаю на машинке, то возникает ощущение официоза. Может быть, это связано вообще с моим почтением к печатному слову.
— Есть ли у тебя «недоношенные» произведения, которые тебе нравятся, но ты никак не можешь воплотить их в жизнь?
— Конечно, есть. Например, я не могу придумать для них нужных подробностей. Это может быть связано с ограниченностью моего жизненного опыта…
— Что ж, будем надеяться на лучшее, а сейчас я заканчиваю интервью с Алексеем Лебедевым.
P.S. Что изменилось с тех пор? Немногое.
Нормальных публикаций так и нет — если не считать рассказ «Последний легион», опубликованный в альманахе «Космический век» не только с сокращениями (на что я давал согласие), но и с совершенно бездарными добавлениями, а редактура местами изменила смысл на противоположный. Так что если хотите знать, как все было на самом деле, спросите лучше у меня.
По поводу моих рассказов в журнале «Если» было заявлено, что у меня отсутствует писательский талант даже в зачаточном состоянии.
Кому повезло, так это Катерине Корнюхиной — у нее в 1996-ом вышло четыре книжки в издательстве «Армада». Как только это началось, она самоустранилась от дел «Руматы», а недавно уехала с семьей в Америку. Так что президентом теперь я.
Еще я до некоторой степени освоил компьютер (благодаря чему вы читаете эти строки и, я надеюсь, прочтете все остальное), и новые произведения набиваю сразу на клавиатуре, без черновиков.
Это гораздо приятней, чем на пишущей машинке.
Из старых произведений я еще далеко не все перевел в файлы (честно говоря, это довольно скучное занятие), но со временем, наверное, сделаю. То же предстоит сделать и в отношении архивов «Руматы».
Очень надеюсь, что за этой порцией текстов последуют новые.
Так что проверяйте время от времени, договорились?
Всем привет!
ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО
— Это было, пожалуй, одно из самых странных моих дел, — говорил Лев Ивин, странствующий детектив. Его слушали капитан Шторм и техник Хилл. Их маленький звездолет дрейфовал в просторах Галактики. — Оно заставило меня вспомнить одну древнюю поговорку… Но об этом после. А началось все на космической станции «Эпсилон-2», вращающейся вокруг таинственной планеты Муг.
— Я категорически возражаю против присутствия постороннего на станции! Вы меня весьма удивили, госпожа Вэй. Я немедленно поставлю руководство в известность о вашем безответственном поведении… — и первый секретарь посланника Содружества господин Клавдиус Файлер вылетел из отсека, захлопнув за собой люк.
Госпожа Дайана Вэй, второй секретарь посланника Содружества, проводила коллегу невозмутимым взглядом, а затем перевела свой жгучий взор на Ивина:
— Не обращайте внимания. В последнее время мы все на нервах.
— Что тут у вас произошло?
— Пойдемте, покажу…
За прозрачной перегородкой под белой простыней лежал немолодой человек, опутанный проводами и трубками. Над ним с тихим жужжанием колдовали роботы. Это был сам посланник Содружества. Звали его Альфред Кениг.
— Уже двое суток он в коме, — сказала Вэй. — И состояние его не меняется. Переговоры практически сорваны.
— Как это случилось?
— Никто не знает. Кенига нашли в таком состоянии в его же спальном отсеке. Никаких следов насилия или отравления.
— Но вы подозреваете покушение на убийство?
— Да. Женская интуиция.
— Вы введете меня в курс дела?
Они прошли в кабинет-отсек второго секретаря. На взгляд Ивина там было довольно уютно, хоть и тесновато. Дайана одела очки и уткнулась в свои записи. Ивин расположился в кресле.
— Как вы, наверное, знаете, планета Муг была открыта пять лет назад автоматическим зондом-разведчиком. Потом здесь работала группа наблюдателей на станции «Эпсилон-1». Отзыв о здешней цивилизации они дали относительно благоприятный, что и способствовало переходу контакта во вторую фазу — дипломатическую. Галактическое Содружество представляли мы, а империю Муг — Его Сиятельство князь Тар Афого.
— Возникли какие-нибудь осложнения при переговорах?
— О, нет! Альфред, Клавдиус и Тар — эта троица прекрасно спелась. Все шло прекрасно.
— А вы?
— А я оказалась за кадром. Его Сиятельство возражал против участия самки в переговорах.
— Вы были этим оскорблены?
— Не слишком. В конце концов, он продукт своей культуры. А вот то, что наши мужчины приняли его требование как вполне разумное — это меня действительно разозлило.
— Поэтому вы и обратились ко мне через голову Файлера?
Хотели отомстить?
— Вы догадливы. Но я не настолько мелочна. Просто решила совместить приятное с полезным.
— Чего я действительно не могу понять, так это почему болезнь Кенига ведет к срыву переговоров. Я, конечно, не в курсе всех дипломатических тонкостей, но по-моему в данном случае все полномочия переходят к первому секретарю.
— Так оно и есть. Вот уже два дня Клавдиус шлет радиограммы и уговаривает мугиан не останавливаться на достигнутом.
Безрезультатно. Оттого он и нервничает.
— Неужели им так полюбился Кениг, что они не хотят говорить ни с кем другим?
— Они этого не утверждают. Более того, полномочия Файлера официально признаны. Но что толку? Дело-то стоит. Тар Афого не появляется. Ответы с Муга поступают уклончивые. Ждем неизвестно чего.
Лев Ивин нахмурился.
— Послушайте, — сказал он. — Не хотите ли вы сказать, что мугиане подозревают здесь покушение на убийство, поэтому и не идут на контакт?
— Вот видите, вам тоже пришла в голову эта мысль.
На лице сыщика отразилось раздумье.
— Однако, — возразил он, — мы все же люди, а не мугиане.
Думать за них рискованно: у них может быть совсем иная логика.
— Знаете, я тоже не зря получила диплом ксенопсихолога. На уровне здравого смысла гуманоиды мало отличаются друг от друга.
— Но кто, по-вашему, мог устроить покушение?
— А это уж вы разберитесь, кто. Я, со своей стороны, готова предоставить вам все имеющиеся у меня факты.
— Скажите честно: вы подозреваете Файлера? Может быть, он только хотел вывести Кенига из строя, чтобы самому пожать лавры дипломатических успехов?
— Звучит логично, не правда ли? Но тогда он здорово просчитался. И, честно говоря, для подобной акции надо быть порядочным авантюристом, а за Клавдиусом я такого не замечала.
Он бюрократ.
— А не думаете ли вы, что здесь замешаны сами мугиане?
Может, в последнее время обсуждались какие-нибудь щекотливые вопросы?
— Вовсе нет. Я же вам говорю — они прекрасно спелись. Почти все уже было решено, и встречи приобрели почти неофициальный характер. На последней Альфред научил князя играть в шахматы, а тот подарил ему записи великих композиторов Муга.
— Интересно было бы послушать… А чем закончилась игра в шахматы?
— Афого проиграл четыре партии. Кениг дал ему учебник.
- Неужели князь решил отомстить? — перебил рассказчика Хилл.
Капитан Шторм фыркнул от возмущения. Лев Ивин улыбнулся:
— Это была одна из множества безумных идей, которые тогда вертелись у меня в голове. В подозреваемых и мотивах недостатка не было, однако возможные причины казались несоразмерны последствиям. Дело могло обернуться войной…
- Я связался с руководством, — заявил Клавдиус Файлер, — и меня заверили, что на вас можно положиться. Они не возражают против вашего присутствия на станции и надеются на ваше содействие благоприятному исходу переговоров.
— Я тоже надеюсь, — кивнул Ивин. — Однако меня пригласили сюда для расследования инцидента с вашим непосредственным начальником. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Прежде всего, никакого инцидента нет и не было. Госпожа Вэй совершенно неверно истолковала факты. В принципе, можно только одобрить ее преданность делу, однако в данном случае она действовала сгоряча. Да, господин посланник болен, но это не повод для нелепых подозрений и поиска врагов.