мной этот дом покинет и Анна. Но этот момент никак не наступал: разговор шел о заграничном пребывании Анатолия Дмитриевича и крутых зигзагах его судьбы, после долгих лет приведших его к родному очагу. Да, тут еще вбежал Федя.
— Папа, когда ты нас прокатишь по деревне? Санька с Зинкой уже ждут на дворе, а Сашка сейчас прибежит.
— Верно. Обещание надо выполнять. Это имеет воспитательное значение, — засмеялся Анатолий Дмитриевич, вставая со стула.
— Анна, принеси мне пиджак!
Как только он вышел из комнаты, я подбежал к Анне, которая начала убирать со стола, и схватил её за руки.
— Нюра! Нюрочка! Ты еще не сказала ему, что мы любим друг друга?
— Зачем? Ни к чему.
— Как? Ведь я должен покинуть этот дом и ты уйдешь вместе со мной?!
— Мне уходить от мужа, которого я ждала столько лет? А полумертвую бабушку куда денем? А сына? Ты сам говорил, что в городе у тебя одна комната и мебели раз-два и обчелся… Это ты оставь. Я никуда не пойду.
Это была правда. Я и не подумал. Стало быть — все кончено. Но я сразу как-то не мог с этим примириться и с упреком сказал Анне.
— Так выходит — твоей любви грош цена?
— Ну чего ты пристал ко мне? Ну любила… Ты мне нравился, но вернулся законный муж — какие тут могут быть разговоры? Приехал муж не с пустыми руками — всех одарил. Бабушка и та радуется: шамкает «шо-шо-шо» Это у неё означает «хорошо».
Я сознавал, что в словах Анны было много житейской мудрости, но последняя всегда противоречит представлениям романтика, каким был я.
— Хорошо, — глухо сказал я, — я уйду. Значит, я любил один. Мне тут делать нечего, — и повернулся к двери. Анна схватила меня за рукав.
— Подожди. Ты напрасно обижаешься на меня. Разве я… — тут её голос осекся, как бы конвульсия прошла по её лицу. Но она превозмогла её и тихо сказала: — Я тебе сделаю бутербродов на дорогу.
Быстро нарезала хлеб, намазала маслом и наложила слой шпротов, привезенных мужем, завернула в газету и подала со словами:
— Положишь в наружный карман рюкзака.
Через четверть часа я уже шагал по дороге на ближайшую железнодорожную станцию. Начал моросить мелкий дождь, пригодился захваченный с собой плащ. В душе не было ни злобы, ни обиды — какая-то пустота.
Станционный посёлок был мал и неуютен. В зале ожидания было всего несколько пассажиров. Сбросив рюкзак на пол, я уселся на скамейку. В это время в раскрытую дверь вбежала большая собака. Пес, видимо, был бродячий, худой, грязный и тощий, но умный. Осторожно, принюхиваясь, он обходил пассажиров, от которых, как видно, ему иногда кое-что перепадало. Но закусывающих не было. Проходя мимо меня, пес остановился против моего рюкзака — вытянул морду и потянул в себя воздух. Потом сел против меня и, умиленно поглядывая, бил хвостом по полу. Не требовалось быть очень догадливым, чтобы понять, что он учуял мой бутерброд и очень хотел бы его съесть. Я отламывал кусочек за кусочком и весь его скормил собаке, за что получил от неё истинно благодарный взгляд. Приветливо взмахнув хвостом, пес вскоре исчез в дверях.
Потом подошел поезд.
Я не знаю — почему, но пассажирский поезд, подходящий к перрону, всегда действует на меня как какое-то возбудительное, тонизирующее средство. Он несет в себе зов далей далеких, он окрыляет мечту, манит и обещает. Знаю — иллюзорно все это, но верю, хочу верить, что где-то в просторах, куда убегают стальные рельсы, обитает та настоящая суженая. Может быть, она зайдет в вагон на маленькой станции и тихо скользнет в моё купе на свободное сидение, и тогда я узнаю её по той силе, с которой все моё существо потянется к ней. Или же она пронёсется на встречном поезде, и тогда я почувствую внезапное волнение, как человек, перед которым вдруг вспыхнула огромная радужная звезда и, рассыпавшись на тысячи искр, погасла. Она, воплощение моей мечты, не может не существовать, раз существую я. И я её разыщу — вперёд, Зоревой!
Я шел в деревню собирать материалы и делать зарисовки для повести и ни того, ни другого не сделал. Но когда прочел свои записи в дневнике, то убедился, что повесть уже написана.
Сказание о царе Юдхиштхире
Кришна был — царского рода и сам был царем и все его Учение настолько проникнуто благородным воинственным духом, что оно даже кульминировано в форме прекраснейшей поэмы, посвященной великой Битве на Поле Курукшетра. Все легенды о Кришне, как о пастухе, проводящем время в танцах и в играх на лютне, в обществе пастухов и пастушек, есть позднейшее развитие народной фантазии…
Самое малое прикосновение истины
спасает от самого глубокого отчаяния.
Кауравы8 и Пандавы — так назывались два царских рода в древней Индии. Их царства граничили друг с другом, они часто враждовали, что, однако, не мешало им породниться между собой. И было такое время, когда царством Пандавов правил царь Юдхиштхира и четверо его братьев,9 царством Кауравов — коварный царь Дхритараштра, дядя Юдхиштхиры.
Мудро и милосердно правил своим народом царь Юдхиштхира. Он помогал вдовам и сиротам, поощрял богатых на помощь бедным и везде установил строгую справедливость. И прозвали его в народе честнейшим среди честных. Ему помогали его братья, среди которых силою и полководческим талантом отличался Арджуна, а знанием правил чести и рыцарства — Бхимасена. И слава о добродетелях Юдхиштхиры и его братьев, а также их нежной жены Драупади — далеко разнеслась за пределами их царства.
И еще славились царственные братья своими конями — никто не умел выращивать таких быстроногих красавцев, как они. Но Юдхиштхира не был бы таким мудрым и доброжелательным, если бы у него не было духовного учителя — один из богов, принявший образ человека Кришны, наставлял его.
Не таков был их дядя Дхритараштра, царь соседнего царства Кауравов. Он завидовал славе Юдхиштхиры и замыслил недоброе: когда меньше всего можно было ожидать нападения, когда воины Пандавов жили со своими семьями и наслаждались домашними радостями, Дхритараштра двинул своё войско на ничего не подозревающего соседа и почти без труда захватил его царство. Царь Юдхиштхира, братья и его сестра Драупади были вынуждены темной ночью спасаться бегством в леса.
С трудом преодолев опасный переход по джунглям, братья добрались до пределов соседнего государства. Когда они, скрывши своё царское достоинство, явились к правителю этой страны, тот высоко оценил их знания по коневодству и назначил их придворными конюхами.
Обосновавшись таким образом на чужой земле, братья поставили перед собой одну единственную цель: возвратить во что бы то ни стало утерянное царство.
Началась кропотливая работа по составлению планов, засылке лазутчиков на родину, установлению связей с прежними друзьями. Заговор плелся годами, на родине создавалась подпольная армия. Драгоценности, вывезенные при бегстве, ушли на приобретение оружия, коней, колесниц, боевых слонов…
Наконец, все было готово: день выступления назначен и Юдхиштхира и его братья во главе своего войска двинулись к столице Дхритараштры. Но коварный царь через своих лазутчиков узнал о готовящемся нападении и двинул свою армию навстречу.
Оба войска сошлись на поле Курукшетра10, но так как был уже вечер, то в бой не вступили, а расположились друг против друга станом.
К радости Юдхиштхиры и его братьев в их стане появился великий гуру Кришна, одно появление которого уже вселяло мужество и окрыляло надеждой. На военном совете братья распределили свои роли в предстоящей битве, а наутро, при восходе солнца, пока оба войска завтракали и готовились к бою, состоялась между Арджуной и Кришной полная божественной мудрости беседа, которая изложена в жемчужине востока — в книге «Бхагаватгита». Начался жестокий бой — армии сошлись в рукопашную. Сотрясали воздух яростные выкрики людей. Молниями сверкали разящие мечи и копья. Ржали вздыбленные в сече кони, ревели боевые слоны. Боевые колесницы с разбегу врезались в ряды пехотинцев, и воины, стоя на колеснице, левой рукой правили конями, а правой наносили удары по обе стороны копьем или длинным мечом.
В войске братьев не было воина страшнее брата — полководца Арджуны. В армии Дхритараштры таким непобедимым воином был сын начальника войск Дрона.11 Обладая огромной силой, в колеснице с особо дрессированными свирепыми конями, которые, придя в ярость, сами рвали зубами противников, он, как бог войны, носился по полю, разя и сокрушая, и гнал перед собой воинов Юдхиштхиры. И никто, кроме Арджуны, не мог остановить его.
Жестокая битва, не принося победы ни той ни другой стороне, длилась целый день. Но как только наступил вечер и солнце скрылось за горизонтом, воины, по свято соблюдаемому в то время обычаю, прекращали битву, отходили в свои станы, где готовили себе ужин и ложились спать с тем, чтобы наутро, с восходом солнца, возобновить битву. И так изо дня в день.
Каждое утро облеченный в сияющие доспехи Дрона на своей колеснице налетал как смерч на ряды воинов Юдхиштхиры и, пока подоспевал Арджуна, усеивал поле трупами. Его боялись. Дух войска Юдхиштхиры падал. Появились дезертиры — армия братьев таяла. Еще несколько дней — и все будет потеряно. Озабоченные до крайности, братья собрались на военный совет. Что предпринимать, чтобы предотвратить надвигающуюся беду — крушение дела всей их жизни? Арджуна и Дрона победить в единоборстве друг друга не могли. И задумались братья: а нельзя ли поразить Дрону духовно — так, чтобы он потерял своё мужество, ярость и отвагу?
Один из братьев предложил хитроумный план: в неприятельской армии сражался единственный сын Дроны — Ашватамма. А что, если в пылу сражения, когда Дрона опять налетит со своей колесницей, крикнуть ему: «Ашватамма убит!» Ведь обольется кровью родительское сердце и сникнет душа!
— Но ведь это будет ложью. Это ляжет на нас вечным позором! — воскликнул Юдхиштхира.
— Тогда надо сделать так, чтобы это не было ложью, — у нас есть боевой слон по имени Ашватамма. Мы его убьем и после этого можем смело кричать — «Ашватамма убит!».
Все смутились и переглянулись. Обратились за советом к великому гуру Кришне, который тоже присутствовал на заседании. Но тот сказал, что этот вопрос должны решить братья сами. С большой неохотой Юдхиштхира, по настаянию братьев дал согласие на этот план.
На другое утро, когда снова возобновилась битва, и Дрона, как и прежде, атаковал сильно уже поредевшие ряды противника, воины Юдхиштхиры упорно сопротивлялись — схватка стала ожесточенной. И тут, в самом пылу сражения, до слуха Дроны донесся громкий, торжественный крик: «Ашватамма убит!»
Не веря своим ушам, Дрона остановил коней. У него вырвался крик: «Как? Мой сын Ашватамма убит? Кто сказал это?»
Но уже не один, а несколько голосов повторили ему то же самое. Два огненных слова, переплетаясь как две огненных змеи, — как их не перевертывай — страшного смысла не теряли. Они летели к нему и жалили в самое сердце.
Вдруг выпрямившись во весь свой богатырский рост, Дрона закричал.
— Никому не поверю! Пусть самый честнейший среди честных царь Юдхиштхира придет и повторит, что мой сын Ашватамма убит, — тогда поверю.
Сражение прекратилось, молчание воцарилось кругом. Слышно было, как воин побежал звать царя.
Юдхиштхира стоял окруженный братьями, когда к нему подбежал воин — тот самый, кому было приказано произнести роковые слова — и доложил о происшедшем. Юдхиштхира молча выслушал воина. Это был удар неожиданный и жестокий. Кто мог это предвидеть! Теперь от него, никогда не сказавшего ни слова лжи, будут требовать, чтобы он солгал…
Юдхиштхира обвел взглядом лица окружавших его братьев — они с мольбой смотрели на него, старшего своего брата, которому привыкли повиноваться, как отцу, и их взоры, их молящие глаза говорили яснее слов: «Иди и солги!» Разве он мог осудить их за это? Нет, разве он сам не прошел все унижения и тяготы долгих годов изгнания? Разве нежные руки жены Драупади — царевны мало перетаскали воды из чужих колодцев? И разве коварный дядя честным путем лишил их царства? И разве он не мужчина и станет жеманничать в грозный час, решающий все…
— Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я пошёл и сказал то, что требуют от меня? — спросил он братьев.
— Так, брат, так. Ты правильно нас понял. Иди и скажи! — тихо сказали братья, полные благодарности, что не пришлось уговаривать.
И спокойно, как подобает мужчине и царю, пошёл Юдхиштхира, ведомый воином, и произнес перед Дроной:
— Я царь Юдхиштхира, прозванный честнейшим среди честнейших, заявляю тебе: да, твой сын Ашватамма убит.
И тогда Дрона зарыдал, бросил своё копье и меч на землю и протянул обе руки воинам Юдхиштхира со словами:
— Вяжите меня — сдаюсь. Не хочу ни воевать, ни жить без сына, света моих очей.
И тут произошло то, чего ни Юдхиштхира, ни его братья никак не могли ожидать: увидев своего победоносного вождя сдающимся, его воины один за другим последовали его примеру: бросали оружие, сдавались, бежали с поля сражения. Воины Юдхиштхиры с победными криками бросились вперёд, врывались в никем уже не защищенный стан врага и предавались грабежу. Перед опешившим от неожиданности и как бы замершим в каком-то оцепенении Юдхиштхирой победа обернулась к нему не своей радостно-ликующей стороной, но своим ужасным ликом. Его воины волокли сопротивляющихся и плачущих женщин, прижимающих к груди своих детей. Из вражеского стана тащили одеяния, утварь, а кто сопротивлялся, тут же убивали… Стон, вой и плач висели в воздухе. Победители вступили в драку между собой за обладание лучшими конями. Юдхиштхира стряхнул с себя оцепенение, стал отдавать приказы к движению вперёд, к столице, стараясь, если можно, не допустить жестокости к побежденному.
Но грабеж и насилие, два отвратительных близнеца, были неотделимы от войны. К нему подводили толпу пленниц из царства дворца Дхритараштры. Среди них была и старшая царица с распущенными волосами, растерзавшая себе грудь от горя. Гнали стада отобранного скота, который должен поступить в царскую казну. Но в душе Юдхиштхира не было ни капли радости победы. Наоборот, в нем была страшная рана — сознание, что все это куплено ценою лжи. Он чувствовал, что рана эта превратилась в никогда не заживающую язву, которая отравит ему каждую радость, и не будет ему больше радости в жизни. То же самое испытывали его братья и жена, ибо сознавали, что безжалостно подтолкнули своего брата на ложь.
Как Юдхиштхира, так и его братья знали, что действие, нарушившее законы морали, в данном случае их ложь, может быть исправлено только действием — одного раскаяния для этого мало — потратили несколько лет на восстановление благополучия в стране, на залечивание ран, причиненных войною. И проявляя милосердие, где только представлялся случай, стремились сеять вокруг себя радость и улыбки. Это облегчало укоры совести, но не освобождало от них.
Тогда Юдхиштхира, его братья и жене приняли решение покинуть своё царство, передав его достойным правителям, а самим отправиться на поиски великой горы Меру,12 подножие которой покоится на земле, а вершина уходит в небесное царство — тот Рай, где обитают боги, куда после смерти уходят герои, праведники и достойные люди. Никто не мог в точности указать её местонахождение. Знали только, что путь туда лежит через многие страны и великую пустыню, что путь этот полон опасностей и великих лишений.
Без тени сожаления они покинули свой пышный дворец, богатства в нем находящиеся и, одевшись в простые одежды, пустились в путь. Впереди шел Юдхиштхира, а за ним — его братья и жена. При выходе из дворца, из него выбежала собака Юдхиштхира и пошла за своим хозяином.
Через леса и горы, реки и долины, через опасные ущелья, кишащие змеями и зверями, под грохот падающих с круч камней и непроглядных туманов, ползущих из пропастей и лепящихся к черным скалам, шли они. Иногда страшные призраки протягивали к ним костлявые руки и леденящий душу хохот доносился и спереди и сзади. Но путники не оглядывались, ничто их не устрашало — у них была одна единственная цель: достигнуть священной горы Меру или погибнуть. Так шли они из страны в страну и, наконец, дошли до великой пустыни, где не было ни воды, ни животных, ни птиц — лишь необозримые пески и палящее солнце. Но за этой пустыней, сказали братьям люди, должна была находиться их цель — священная гора.
Бесстрашно, без колебаний двинулись братья в пустыню. Как всегда вперёди Юдхиштхира со своею собакой, за ним — братья и Драупади. Долго они шли, жаждущие под палящим солнцем, изнеможенные, смертельно усталые. И тогда первая замертво упала на раскаленные пески любимая жена Драупади. Братья даже не оглянулись на неё, не замедлили шага и шли вперёд. Затем упал могучий воин Арджуна, и никто не оглянулся на него, не замедлил шага, затем упал Бхимасена и один за другим пали все братья, за исключением Юдхиштхиры, который теперь один продолжал путь, не оглядываясь. Вот уже вдали начали перед ним вырисовываться очертания священной горы Меру.
Выбиваясь из последних сил, Юдхиштхира шел, не сводя с неё глаз. Она как бы росла в его глазах, поражая своим великолепием. Подошва её окаймлена высокою стеною, и в ней — железные решетчатые врата.
И видит Юдхиштхира, что жители этой горы уже заметили его, опускаются с высот и идут к воротам ему навстречу. По мере приближения Юдхиштхира начинает узнавать среди толпящихся по ту сторону ворот небожителей некоторых героев прошлого и даже своих умерших родственников. У многих в руках цветы, видно — готовят ему торжественную и радостную встречу. Уже летят ему навстречу приветственные крики: «Да здравствует царь — герой Юдхиштхира! Победитель милосердия! Слава великому царю Юдхиштхире!»
И раскрылись настежь перед ним тяжелые железные, решетчатые ворота.
— Дошел… достиг! — думает Юдхиштхира, и огненная волна радости пронизывает его с головы до пят. — Куда делась усталость?
Приветственные крики усиливаются. Юдхиштхира видит вперёди толпы двух красавиц, которые держат в руках гирлянду роз, чтобы увековечить его. Он шагал вперёд, и ворота за ним закрылись. Юдхиштхира оглянулся: его собаку не впустили — она осталась по ту сторону ворот.
— Впустите мою собаку, прошу вас! — обратился он к тем, кто закрывал ворота.
— Великий царь и герой, — ответили они, — здесь не место собакам. Только самые достойные люди могут здесь пребывать, а о животных не может быть и речи. Мы понимаем твою любовь к животным. У нас самих были собаки. Но закон — есть закон.
— Но эта собака особенная — она так любила, так служила и охраняла меня. Она прошла со мной через смертельные опасности, и нет животного вернеё ее! Умоляю вас — пожалейте ее! Как я могу бросить её одну на погибель в пустыне?
Но стражи врат остались непреклонными, и толпа небожителей поддержала их.
— Значит, я должен совершить подлость по отношению к своей собаке? За верность — заплатить предательством? — он обвел взглядом толпу. Все молчали.
— Тогда я отказываюсь от вашего рая! Выпустите меня обратно в пустыню — туда, где осталась моя собака! — сказал Юдхиштхира.
Пока он это говорил, совершилось чудо: собака стала расти, изменила свой облик и превратилась в бога смерти, который сказал:
— Это было твое последнеё испытание, Юдхиштхира! Ты выдержал его блестяще.
Юдхиштхира помолчал и снова обвел взглядом толпу стоящих перед ним небожителей.
— Но я не вижу среди вас милых братьев, моей сестры Драупади и всех тех, кто храбро сражался за меня и отдал свои жизни, — грустно признался Юдхиштхира. — Где они?
— Они оказались недостойными пребывать здесь вместе с тобой, — был ответ. — Свои прегрешения они искупают страданиями в заколдованном лесу, где они превращены в деревья.
— В таком случае я еще раз отказываюсь от вашего рая. Отведите меня туда, где находятся все те, кого я любил и кто любил меня. Их страдания пусть будут моими страданиями — я пребуду с ними до конца, — сказал Юдхиштхира.
И вмиг очутился в мрачном лесу. Бугристые корни и ветки деревьев переплетались между собой. Колючие шипы покрывали стволы и вонзались в тело при малейшем неосторожном движении Юдхиштхиры. Точно большие змеи, лианы обвивали деревья и преграждали путь. Юдхиштхира зычно крикнул в мрак: «Братья мои, сестры! Воины мои и все те, кого я любил и кто любил меня, я опять с вами и теперь уже от вас никуда не уйду!»
И тогда произошло чудо: лес исчез, и Юдхиштхира опять оказался на горе Меру, но уже среди своих братьев и всех тех, кто сражался за него, и кого он любил. И среди всеобщего ликования торжественно зазвучал голос Великого Гуру Кришны:
— Юдхиштхира, в своей жизни ты был полон мужества и других великих добродетелей, но у тебя была одна слабость — уступчивость. Когда нужно было проявить несломимую твердость — ты шел на уступки, жалея тех, кто эту уступку требовал. Теперь этот недостаток выжжен огнем. Радуйся, Брат!
Приложение
«Пришло время для великого исхода Пандавов. Облачившись в одежды отшельников, пятеро братьев вместе с Драупади покинули навсегда Хастинапур, поручив Юютсу и Крипе дела царства. Пандавы направились сначала на восток и дошли до берега моря с красными водами. В это море Арджуна бросил свой знаменитый лук, вернув его богу океана Варуне, которому он некогда принадлежал. Оттуда путники повернули на юг, потом на запад и достигли берегов другого моря, где узрели сквозь воды погрузившийся на дно океана прекрасный город Двараку. Затем они направили свои стопы на север. Они дошли до гор Хималая и с великими лишениями миновали их труднодоступные области. За горами Хималая они увидели обширную пустыню, а за пустыней — гору богов Меру, упирающуюся вершиной в небосвод.
И, миновав пустыню, они стали продвигаться в гору тропой, ведущей на небо. Вскоре, не вынеся тягот пути, упала Драупади, и дух её отлетел. Но Пандавы не остановились и продолжали подниматься дальше. Потом упал мертвым Сахадева, и братья продолжали подниматься вчетвером. Потом настал черед Накулы, и только трое Пандавов продолжили путь к небесам. Следующим пал Арджуна, а после него — Бхимасена. Только Юдхиштхире, царю справедливости, удалось взойти живым на небо и вступить в небесное царство, где его радушно встретил повелитель богов Индра.
Но и души спутников его вознеслись к небу, и они обрели там обитель немеркнувшего света».
Однажды спросили царя Юдхиштхира, какая самая удивительная вещь в мире? И царь ответил: «Всякий день вокруг нас умирают люди, а каждый думает, что он никогда не умрет».
«…Мои нужды — ничто, по сравнению с нуждами каждого из тех древних абсолютных монархов. Можно ли сравнивать требования от меня с тем, что требовалось от Арджуны на поле сражения при Курукшетре, когда он командовал огромной армией и все-таки находил время, среди шума битвы, беседовать о самых высших философских вопросах и проводить их в жизнь. Мы в нашей, сравнительно свободной и значительно более легкой и удобной жизни, не имеем права делать меньшее…»
Ашватхамман — сын Дроны, великий воин;
Ашвины — братья-близнецы, божества вечерней и утренней зари;
Арджуна — сын Панду и Кунти;
Бхимасена — сын Панду и Кунти;
Бхима — царь Видарбхи, древнего государства, находящегося на территории современного Берара, отец Дамаянти;
Дхритараштра — царь, сын Амбики и Вьесы, отец Кауравов;
Драупади — общая жена пяти Пандавов. Старший брат Юдхиштхира проиграл её в кости и она стала рабыней. Глумясь над нею, Духшасана срывал с неё одежды, но бог Кришна снова и снова одевал ее;
Дхарма — бог справедливости;
Дроначарья — учитель воинского ремесла. Его любимым учеником был Арджуна, но Экалабья превзошел Арджуну в стрельбе из лука. Поэтому, ради своего любимца, в плату за обучение Дроначарья попросил у Экалабьи его большой палец;
Кунти — сестра Васудева, жена Панду;
Мадри — сестра Васудева, жена Панду;
Накула, Сахадева — сыновья Панду и Мадри;