— Не будь как маленький, — сказала Конни. — И вообще, Винтеркраун. Я устала. Пойдем спать.
Он согласно кивнул.
Они разошлись по комнатам и вскоре заснули.
На следующий день Конни приняла командование над войсками принца.
— Все, — сказала она. — Конец войне.
Солдаты решили, что это ободрительная речь, и заулыбались.
— Я поведу вас на Онкейв! — закричала Конни, и поднятый ею меч Зари вспыхнул на солнце. Его очистили от ржавчины, и он теперь жутко, болезненно сиял. — Мы отобьем столицу и навсегда приучим дисмейцев к одной простой мысли: Камелия непобедима! Пусть бегут! Мы их догоним и убьем на бегу! Пусть знают: Гнева Божьего избежать нельзя!
Сопровождаемая кровожадным ревом солдат, она развернула коня и помчалась в сторону Онкейва. За ней ринулась все остальная масса. Рыцари пришпорили коней и стали догонять Деву. Они продирались сквозь бегущих пехотинцев и невольно втаптывали их в землю. Кое‑кто уже лежал на земле, корчась от боли — но общего настроя это не сбило. Все, даже раненые и умирающие, были в полнейшем восторге.
Скоро победа!
Вскоре установилось некое подобие порядка. Впереди ехали принц с Конни и леди Рэйчел, и их вся охрана. За ними — рыцари. Основная масса войска растянулась по всей дороге, обоз сильно отстал. Винтеркраун постарался пробиться к Конни, но его оттеснили гвардейцы, поэтому пришлось ехать чуть в сторонке.
Леди Рэйчел тревожно оглядывалась по сторонам. Никто, кроме нее, не заметил, что деревья и поля по обе стороны дороги вели себя крайне странно. Они смазались. Они пропали из поля зрения. Проносились мимо с чудовищной скоростью.
— Это магия, — проскулила леди Рэйчел.
— Что? — весело отозвался принц Уильям.
— Ваше Величество, я думаю, нам лучше уехать отсюда, и как можно быстрее.
— Это еще почему?
— Магия…
Конни обернулась и произнесла со смешком:
— Да, это магия, штука, на которую способны лишь женщины. Тизмарк, кстати, тоже женщиной был. Только он это скрывал, в отличие от нас с вами, леди Рэйчел.
— Ее можно использовать? — заинтересовался принц Уильям.
— Да, — ответила Конни.
— Тогда я хочу, чтобы копейщики с лучниками не отставали. Пусть бегут наравне с нами. Нам нужна вся наша сила в Онкейве, одними рыцарями не обойтись.
— Как прикажете, — склонила голову Конни.
«Нет–нет–нет, — трусливо подумала леди Рэйчел. — Хватит на сегодня магии».
Ею обладело жуткое предчувствие.
Скоро все…
Принц вдруг приподнялся в стременах.
— Онкейв! — закричал он.
И все увидели его. Вечный город. Город, где жил когда Каролюс Великий. Король городов, повелитель семидесяти стран. Место, откуда Уильяма с его отцом изгнали навсегда.
— Аааааааах! — простонал принц Уильям. — Как он прекрасен!
Из рта его потекла слюна. Ветер некрасиво размазал ее по щекам. Принц Уильям в тот момент выглядел просто омерзительно, и леди Рэйчел невольно отвернулась.
Она жалела, что вообще ввязалась в это дело.
— Умрем, — вдруг сказала Конни.
И остановилась.
Леди Рэйчел все поняла. Краем глаза она заметила, как видоизменилось заклинание.
Принц Уильям, который вырвался вперед, превратился в кровавое месиво.
Нет, только не сейчас, закричала Рэйчел про себя. Она спрыгнула с коня на полном скаку, сломала себе ногу, но даже не заметила этого. Я еще не готова! Дай хотя бы МНЕ шанс спастись. Доведи нас до Онкейва. Пусть там будет хоть тысяча ловушек, думала она, пока ее втаптывали в землю конские копыта, — хоть вся дисмейская армия в засаде — я сумею сбежать, я выживу, я же волшебница! Но не убивай меня здесь! Я не хочу умирать! Меня‑то зачем, Господи, зачем… ЗАЧЕМ?!
Тут леди Рэйчел смяло, и мысли ее перестали быть.
Она умерла.
Винтеркраун это видел. Он мог даже описать это. Их армия мчалась к Онкейву в гигантском полупрозрачном коконе с упругими стенками; кокон этот растянулся по всей дороге от Бледного Форта до столицы. Он ускорял людей, плавно и мягко ложился им под ноги. Но вот — кокон вдруг прекратил свое движение. Он начал сжиматься. Люди, которые были впереди, погибли первыми. Кокон смял их ряды, прокатил по земле — затем с такой силой и скоростью впечатал их, и всю остальную армию, всю людскую восторженную массу, в противоположную свою стенку, что — чавк! — осталось лишь громадное мокрое пятно. Человеческий шар. Озера кипящей крови. Кроваво–красный суп.
Кокон лопнул, и человеческий суп растекся по земле.
Винтеркрауна вырвало.
Когда все началось, он бросился к Конни, и стенка кокона прошла сквозь него. Словно холодный упругий ветер. Стенка несла с собой измятые человеческие тела, она выдрала из‑под него коня — но самого Винтеркрауна она пощадила. Он упал с полуметровой высоты на землю, да так и не смог встать. Зато он мог видеть, как погибают все остальные, и впоследствие даже мог рассказать, как все это случилось.
Он стоял на коленях, когда к нему подошла Конни.
— Страна умерла, — негромко произнесла она.
— Ты жива… — в тот момент он даже не думал о ней. Он вообще ни о чем не мог думать.
— Да, — кивнула Конни.
Она присела рядом с ним. На поясе у нее был меч Зари в ножнах.
— Принц Уильям только что умер. А король Уильям умер вчера. Его утопили в бочке с вином, какая прелесть. Армии, как ты уже понял, больше не существует, Бледный Форт беззащитен, Эшфорд — никогда не был хорошо укрепленной крепостью. Королевство Камелия пало.
— Это сделала ты, значит…
Винтеркраун попытался найти какие‑то слова, но не смог.
Да быть такого не может!
Чтобы Конни…
— Зачем? — на автомате спросил он.
— Потому что королевство — это не король, и не армия, и не налоговая система. Королевство — это люди. А им, поверь, будет лучше под гнетом дисмейцев. В конце концов, дисмейцы тоже люди. И налоговая система у них получше, чем у нас.
Конни протянула Винтеркрауну руку.
— Пошли, в озере искупаемся.
— Тебе конец, — прошептал он.
— И что?
— Не знаю.
— Дай руку, — сказала Конни.
Винтеркраун тупо уставился на ее руку. Пальцы, такие белые и такие знакомые, кисть, локоть…
Ему нужно было время, чтобы осознать.
А пока — пока он машинально взял ее пальцы в свои и позволил поднять себя на ноги.
Легион
Бездна взывает к бездне, подумал Тит Спурий, опцион.
Деревню сожгли. Это сделали дезертиры, отметил Спурий, и они определенно заслуживают наказания. XXV манипула застала дезертиров врасплох. Те как раз наслаждались жизнь — насиловали уцелевших орчанок, пили деревенское вино, не брезгуя и перебродившей кислятинкой, и думали, что все это это сойдет им с рук.
Не сошло.
Был дождь; манипула вошла в сожженную деревню, ступая по раскисшей золе, и без лишнего шума зачистила уродов. Часть взяли в плен.
А теперь командир манипулы, центурион Гай Ветрувий — массивный, мускулистый, с наголо обритой головой — сидел, постукивая себя полым посеребренным шлемом по колену, и произносил монотонно:
— Казнить. Дезертирство.
Палач хватал очередного дезертира за волосы и отработанным движением вспарывал ему дрожавшую глотку.
— Казнить. Дезертирство.
Более дюжины исхудалых людей стояли на коленях в грязи, связанные, и ожидали своей очереди.
— Казнить. Дезертирство, — произнес Ветрувий и почесал толстую шею.
«Он жесток, — отметил Спурий. — Вегеций писал, что хороший центурион должен быть злобен и мускулист, всем подавать свой личный пример, держать легионеров в узде и беспрекословно подчиняться приказам легата».
Соответствовал ли Гай Ветрувий этим качествам?
Да, соответствовал.
Дезертиры закончились.
Теперь они лежали на земле с распоротыми глотками, а к Ветрувию подвели уже пленниц — тех самых орчанок, которых обнаружили под кряхтевшими дезертирами: избитых, рыдавших, уродливых. Орки уродливые — у них кожа зеленая. Их женщины мало отличались от мужчин — та же зелень. Орчанки плакали, прикрываясь остатками одежды, и валялись в ногах у Ветрувия, но он все равно приказал их казнить.
— Они из клана Лабрука, — спокойно произнес Спурий из‑за плеча центуриона. — Лабрук — союзник Империи.
— Казнить, — сказал Ветрувий.
— Так нельзя.
Ветрувий повернул свою лысую голову.
— Хочешь что‑то сказать, опцион?
— Да, центурион, — невозмутимо произнес Спурий. — Если легат узнает, что мы казним его союзников, будут проблемы.
Ветрувий некоторое время разглядывал его, затем усмехнулся и повернулся к замершему палачу.
— Казнить.
«Уебок», — подумал Спурий.
Спурий служил в манипуле Ветрувия всего три месяца.
Его назначил сюда легат.
Раньше центурион выбирал себе опциона, то есть порученца, сам — из числа преданных ему солдат. Сейчас, после реформы Мария, этим занимался легат. Так он мог хоть как‑то контролировать центурионов.
«Я должен отстранить Ветрувия, — подумал Спурий. — Но командовать тогда придется самому, а я не умею. Я должен понять. Ветрувий — уебок, избивает солдат почем зря, но те готовы ради него на все, хоть в бездну к Ургмунду отправиться…. Почему?»
Ветрувий — бушующее пламя. Лысый хрен с зычным голосом.
«Я слишком холоден, слишком рационален, — с сожалением подумал Спурий. — Я в не силах понять пламя, однако… Пожалуй, я смог бы его затушить».
Он задумался.
— Эту оставьте, — внезапно сказал Ветрувий.
Палач в замешательстве уставился на центуриона. Спурий чуть шевельнулся. Он взглянул на орчанку, стоявшую на коленях перед занесенным мечом — дрожит вся, хнычет, пускает сопли… Ничего особенного. Молодая разве что. Черноволосая.
— Центурион? — спросил Спурий.
— Эту — ко мне в шатер, — резко сказал Ветрувий. — Быстрей давай.
Спурий пожал плечами и помог орчанке подняться. Она скалилась и смотрела на него с испугом, протянутую руку брать наотрез отказывалась — пришлось вздернуть ее за шкирку, словно котенка. Орчанка