скулила. В прорехах платья болтались крупные, чуть провисшие груди. Спурий крепко взял ее за локоть и повел к шатру центуриона.
— Отмыть, привести в порядок, — сказал он рабу.
Раб кивнул, ничуть не удивившись. Он втолкнул заворчавшую орчанку в шатер и собрался уже войти следом, но Спурий взял его за плечо.
— Не боишься, что зарежет?
— Нет, господин. Я драться умею, — широко улыбнулся раб.
— Хорошо, — помолчав, сказал Спурий. — Иди.
Он взглянул в небо и поморщился. Дождь будет еще долго.
Увязая в хлюпкой грязи, оскальзываясь на неровно положенных кирпичах, XXV манипула медленно продвигалась по императорскому тракту. Император Максимилиан согнал в свое время тысячи каторжников, чтобы построить этот великолепный тракт — путь из Лорема в Давитанию. Строительство было грандиозным. Дорога сожрала три четверти своих строителей; кости несчастных легли в ее основание, став грозным напоминанием: хуево быть рабом, — да и каторжники оказались плохими строителями. Тракт был собран из рук вон плохо, а местами и вовсе не доделан — в таких случаях солдаты с проклятиями выталкивали из грязи застрявшие телеги с провиантом и снаряжением.
Манипула шла на помощь осажденному форту Гален.
Им следовало бы поспешить, но они всё медлили, медлили, месили грязь, занимались сотней бессмысленных дел — вместо того, чтобы поднажать как следует и рвануть вперед.
Всё это было написано на лице Ветрувия. Он угрюмо смотрел вперед и щурился.
Спурий подъехал к нему сбоку.
— Нужен отбой. Все устали, — сказал он.
— До отбоя еще далеко, — сказал Ветрувий, до боли всматриваясь в дождливую хмарь. — Они отдыхали меньше шести часов назад.
— Дорога разбита, центурион. Дождь идет уже целый день. Все устали.
Ветрувий посмотрел на Спурия.
— Хочешь обсудить мои приказы, чмо? — тихо, без угрозы спросил он.
— Нет, — ответил Спурий.
«Приказы центуриона обязаны выполняться. В противном случае, центурион может применить силу, вплоть до усечения головы».
Некрасивые формулировки устава вдруг всплыли в его голове.
— Да, — внезапно поправил себя Спурий. — Хочу.
— Заткнись, опцион, — сказал Ветрувий. — Опцион, я не понимаю. Какого хера ты вообще меня перед солдатам одергиваешь? Охуел? Какой такой еще клан Лабрука?
— Клан Лабрука — орочий клан. Знак — расколотый щит. Союзники Империи с прошлого года, — отчеканил Спурий. — Я видел их штандарты в деревне.
Ветрувий искренне расхохотался. Его мрачное настроение если не ушло, то сильно уменьшилось.
— Союзники?! У Империи нет союзников.
— Вы не правы, — возразил Спурий. — Многие нелюди…
— Люди тоже ненавидят нас, успокойся, — сказал Ветрувий. Он ухмылялся. Капли дождя стекали по его посеребренному шлему и капали на пернатые наплечники.
«Глупо», — подумал Спурий.
— Ладно, пусть будет привал, — внезапно сказал Ветрувий. — Эй, Корницен.
Музыкант навострил уши.
— Командуй привал на полчаса.
Музыкант кивнул.
— Этого мало, — очнулся Спурий.
— Учись ценить малое, — сказал Ветрувий. — Тебе никто не говорил, что ты похож на глиста?
Спурий сидел с солдатами за котелком каши. Опустив голову на грудь, он делал вид, что дремлет. Солдаты болтали.
Тит Спурий всегда относился к людям с некоторым отвращением, и потому слабо знал их. Он верил, что вся эта война в далеких землях бессмысленна, но он хотел сделать карьеру — и не мог свернуть со своего пути.
Спурий разлепил глаза.
Разговоры прекратились.
— Мне кто‑нибудь наложит еды? — холодно спросил Спурий.
Каптернамус поднес ему миску с жидкой соленой кашей. Солдаты угрюмо молчали и кутались в меховые плащи. Спурий взял миску.
— Спасибо, — сказал он.
Разговор у солдат по–прежнему не ладился, хотя Спурий и отвернулся от них, почти полностью поглощенный кашей.
«Они подчиняются мне. Но любят Ветрувия. Почему?» — раздумывал он.
Каким надо стать, чтобы понравиться им?
Лысым и мускулистым? В грош больше не ставить легата?
Стать сильным?
Спурий не знал, но намеревался выяснить.
У орков — диких необузданных дикарей — вождем всегда становился самый крупный, самый жестокий самец. Но люди ведь не орки. Люди — порождения Одория, доброго и мудрого бога.
Спурий отложил кашу, запахнул меховой плащ и по жидкой грязи двинулся к шатру центуриона. Он не оглядывался.
— Вовремя ты, — сказал Ветрувий, когда Спурий вошел под полог.
— Центурион?
Ветрувий сидел в своем раскладном кресле, крепкий, мускулистый, амбициозный центурион с абсолютно холодными глазами. Он жаждал славы и власти; он хотел победы над орками и не мог проиграть.
Пленная орчанка, отмытая и накормленная, массировала Ветрувию босые вытянутые ноги. У Спурия слегка расширились глаза, но он промолчал.
Ветрувий принимал разведчиков.
Разведчиков было двое — старик и молодой, оба израненные. Спурий взглянул на них и подумал: «Гален пал».
— Гален сгорел ко всем хуям, — сказал Ветрувий.
Спурий помолчал.
— Что будем делать? — спросил он после паузы.
— А сам как думаешь? — Ветрувий подался вперед.
— Мне не хватает сведений. Я должен расспросить разведчиков, чтобы сделать все необходимые выводы, — Спурий заложил руки за спину. — Для начала, мне нужны сведения о дислокации…
Ветрувий расхохотался.
— Ладно–ладно, опцион, расслабься! Я тут командую. Тебе думать и напрягаться не обязательно.
Спурий склонил голову.
— Да, центурион.
Ветрувий задумчиво почесал лысую голову:
— Легат сказал занять форт. Значит, так и будет. Туда скоро подойдут две центурии из нашего легиона, надо бы расчистить для них путь. Вот что, опцион — отправь‑ка ты депешу в Бурриум, на всякий случай. Опиши всю ситуацию. Пусть знают.
— Да, центурион.
— А мы пока выбьем орков из Галена. Сил хватит, — сказал Ветрувий.
— А если не хватит?
— Значит, подохнем. Ты это хотел услышать, опцион? — Ветрувий положил руку на склоненную голову орчанки. — А теперь пошли все вон отсюда, уебаны! Заебали, честное слово.
Спурий поклонился и вышел. Вышли и разведчики, оставив после себя кровавые разводы на полу.
Через день они достигли Галена. Форт был построен на рубеже Аукселия пару лет назад. Он был опорной точкой для имперских войск, направлявшихся на Хладный север, в Давитанию, Бакимнор и прочие богом забытые земли.
Теперь Гален пал.
Ворвавшись внутрь, орки вырезали защитников и подожгли постройки. Все, что могло сгореть — сгорело, однако каменные стены уцелели, и Гален все еще мог послужить как Империи, так и оркам Аркалога.
— Рассредоточиться! Осмотреть территорию! Деканы докладывают обстановку мне лично, — скомандовал Ветрувий.
Впрочем, все эти меры оказались излишними — форт пустовал, разграбленный и разоренный.
— Пушку не тронули, — сказал Спурий, указав на пушку.
— Сам вижу, опцион, — произнес Ветрувий. — Тупые дикари…
Посреди двора, в окружении черных орочьих знамен, высился деревянный божок — чем‑то похожий на безглазого орка с козлиными копытами. На клыках его запеклась полусмытая кровь. Орки, похоже, стаскивали к ногам своего божка изуродованные трупы имперцев, умащали его кровью, орали песнопения.
Казалось, божок ухмыляется.
— Ургмунд… — в ужасе прошептал ординарус Палентий и сотворил священный знак.
— Все назад! — закричал Спурий. — Не подходите к нему!
Легионеры подались назад.
Только центурион подъехал на своем коне к божку. Ветрувий ухмылялся. Он извлек меч–гладиус и громко произнес:
— Так ты и есть Ургмунд?
Божок шевельнулся. По мокрому дереву прошел мучительный скрип. Обезьянья пасть распахнулась:
— Мы мертвы, центурион… Мы… Мы желаем упокоения… — от этого жуткого голоса у Спурия мурашки пошли по коже.
— Не понял, — нахмурился Ветрувий.
— Мы были живы, центурион….
— Че?
Божок содрогнулся. Дерево раскололось по швам.
— Сожгите… — взревел голос. — Сожгите нас! Мы желаем лишь смерти…. Умоляем тебя, центурион…
— Так это и есть Ургмунд? — недоумевал Ветрувий.
Он посмотрел на Палентия.
Тот проглотил ком, вставший в горле, и сказал:
— Я так не думаю. Наверное, внутри души наших павших товарищей или что‑то типа того.
— Понятно! — сказал Ветрувий. — Погоди, я понял. Это уловка.
— Что значит — уловка? — громко спросил Спурий.
— Уловка. Ебучий Ургмунд не хочет подохнуть. Поэтому он просит, чтобы мы сожгли его — потому что огонь не повредит ему! Ладно, выкиньте это говно в реку. Сплавьте куда подальше, — деловито сказал Ветрувий.
С некоторой опаской легионеры подняли вопящего божка и потащили прочь.
— Я потом очищу ребят от скверны, — торопливо сказал Палентий.
— Да, молодец, — сказал Ветрувий.
Спурий осторожно приблизился сзади.
— Центурион, — сказал он тихо. — Вы уверены, что это правильное решение? Духи могут разгневаться на вас.
Ветрувий развернулся и столь же тихо сказал:
— Пох.
Спурий поморщился. Изо рта центуриона воняло.
— Слушай, опцион, — внезапно сказал Ветрувий. — Ты видел знамена?
— Да. Их очень много. Это не маленький даклан или племя. Орков тут сотни, а может и тысячи.
— Да я не о том! — досадливо произнес Ветрувий. — Смотри сюда.
Он указал толстым пальцем на знамя с расколотым щитом, почти незаметное среди огромных, трепещущих знамен.
— Этот твой клан Лабрука — говно, — тихо, зло сказал Ветрувий. — Нельзя доверять оркам. Понял теперь?
— Да, центурион, — сказал Спурий. — Я все понял.
Ветрувий отдыхал. Когда Спурий вошел к нему в шатер, центурион сидел и задумчиво пялился в потолок. Орчанка отсасывала у него, стоя на коленях.
Спурий в полнейшем отупении уставился на ее голый зеленый зад. Слова вылетели у него из головы.
— Че хотел? — нетерпеливо спросил Ветрувий.
Спурий очнулся.
— Центурион, мы здесь уже неделю, — сказал он. — Думаю, предыдушая депеша не дошла до легата. За все эти дни никто не пришел на соединение с нами. Они все мертвы, либо разбиты.