— Я люблю ее.
— Зачем? — спросила Грета.
— Что зачем? — я был поставлен в тупик.
— Зачем ты ее любишь?
Я не знал, что ответить.
— Потому что, — наконец сказал я.
Грета некоторое время рассматривала меня, а затем вдруг наклонилась и молча потянулась к моим губам.
Я немедленно отстранился.
— Ты чего? — спросил я в ужасе.
— Ты мог бы выбрать меня, — словно в забытьи произнесла Грета. — Зачем она?
— Ты соображаешь, о чем говоришь?
Я толкнул ее в грудь, и Грета без сил села на кровать. Я не видел ее глаз — все тонуло в сплошной тьме. Однако я слышал ее тусклый голос.
— Мне все равно, Петер. Я помню всё.
Она схватила меня за руку. Я сопротивлялся, как мог, однако Грета была сильнее. Вскоре мы лежали в одной постели, и там было тесно и жарко, и исчезли все преграды. Грета восседала на мне, и в мои уши лился ее голос.
— Я ничего не забыла, Петер, — ее пальцы бегали по моему телу, заставляя меня испытывать жгучий, мучительный стыд. — Я помню всё, до единой подробности.
— Рагнар, — произнес я в отчаянии.
— Рагнар? — удивилась она.
Она легла рядом, и ее мокрые волосы упали мне на лицо.
— Ты ведь убьешь меня, — тоскливо произнес я. — Рагнар всегда меня убивал.
— Нет, — ответила Грета. — Никогда. Сначала я убью эту змею Инге.
Я высвободился из ее хватки и повалил сестру. Мои пальцы в темноте нашли ее тонкую шею и сомкнулись. Грета лежала подо мной, и ее расширившиеся глаза были полны удивления.
— Почему? — тоскливо спросил я.
— Ты — мой возлюбленный, — ответила Грета с трудом, — а Инге всегда нам мешала. И я убью ее.
— Нет, — прошептал я.
Наваждение исчезло. Я сообразил, что — без учета всех этих обратившихся в прах миров — что я лежу голым на собственной голой сестре, и мои пальцы сжимают ее горло.
— Ох, — сказал я.
Я выпустил Грету и сел на кровати.
Она продолжила лежать.
— Петер… Куда ты? Петер, остановись. Петер, я приказываю тебе!
Но я уже оделся. Шумно дыша, я вывалился из квартиры и сбежал вниз по лестнице, оставив и Грету, и мать, и всю свою прошлую жизнь позади.
Подумав, я выбрал Норвегию. Мальчишке трудно попасть туда, но если прибиться к бродячим цыганам… Или к бомжам. Или еще к кому‑нибудь. Неважно.
Я должен покинуть этот город.
Без меня Инге и Грета не убьют друг друга. Если повезет — мы не встретимся до глубокой старости, и круг насилия не сомкнется до того момента. Конечно, избежать его никогда полностью не удасться — но можно ведь его отложить.
Если постараюсь, они не найдут меня.
До поры до времени.
Я шел, снедаемый тоской, потому что не верил до конца, что смогу хотя бы страну покинуть. Хотя бы город.
«Анне. Ты будешь у нас королевой, — вспомнил я слова Греты, сказанные ею в глубоком детстве. — А ты, Эрик, будешь ее верным рыцарем. А вот ты, злюка Освальд… А у тебя в этой истории печальная судьба. Ты будешь злыднем».
В этом мире коты не разговаривают. Как странно.
Пуэрто–Президенте
На земле лежали навзничь четыре мертвых эльфа. Все немолодые — судя по их лицам, словно бы вытесанным из жесткой древесины, и чуть подернутым пеплом волосам. Эльфы не стареют, вспомнил Рауль. Просто их метаболизм к концу жизни замедляется, и они превращаются в одеревеневшие манекены со стеклянными глазами. А потом у них ломаются кости.
Было раннее утро, и солнце било в глаза.
Рауль поморщился.
— Четверо, мужского пола, эльфы, — произнесла Виргенья, не без труда опускаясь рядом с трупами. — Убиты выстрелом в сердце. Судя по всему, перед смертью их пытали… Умерли не здесь. Трупы привезли на машине, затем сгрузили на землю и уехали.
— Их пытали? — удивился Рауль. — Как ты поняла?
— По вырванным ногтям, — ледяным тоном произнесла Виргенья. — Если бы ты потрудился наклониться, сам бы увидел.
— Э–э, — замялся Рауль.
— Чего застыл? Наклоняйся, смотри. Ты же должен учиться — зря, что ли, тебя из столицы направили.
Рауль наклонился.
Характер у Виргеньи сложный, конечно. Но она красива — как и все эльфийки. В их стране женщины–полицейские очень быстро набирают вес, отращивая гигантские задницы и арбузные груди. Виргенья же благодаря метаболизму сохранила фигуру. Даже сейчас — находясь на седьмом месяце беременности — Виргенья оставалась ловкой и изящной.
Ей бы в декрет, уныло подумал Рауль.
— Кому бы могло это понадобиться? — спросил он, разглядывая мертвого эльфа.
— Понятия не имею, — сказала Виргенья. — Впрочем, одного из дохляков я знаю. Это Киридорн, эльфийский лорд из Обреро.
— Лорд — это что‑то вроде цыганского барона? — спросил Рауль.
— Лорд — это лорд. В прежние времена они правили эльфами из больших дворцов и срали золотом. А сейчас это просто отребье — ничем не лучше коммунистов и цыган.
Подъехала труповозка и вместе с ней — еще один полицейский, Родриго. Он поздоровался с Раулем, шутливо поклонился Виргенье, затем достал из кармана айфон и начал с выражением неимоверной скуки на лице фотографировать трупы.
— Айфон? — скептически произнесла Виргенья.
— Фотоаппарат я разбил, — пожал плечами Родриго. — Поспорил недавно с ребятами, что не смогу его об голову разбить. Но моя голова оказалась крепче, чем я думал.
Рауль и Виргенья отошли в сторону.
— Ладно, — сказала Виргенья, потягиваясь. — Поехали.
— Куда?
— Для начала — в Обреро. Поговорим с одним моим старым знакомым.
— А отчет?
— Сам напишешь.
Они забрались в машину. Виргенья завела двигатель. Тот чихал и кашлял, словно простуженный. Они поехали в Обреро, один из районов города Пуэрто–Президенте, по пересохшей грунтовой дороге, по пути натыкаясь на камни и распугивая ящерок с запылившейся чешуей.
При въезде в Обреро собралась большая толпа. Они слушали бородатого пророка–эльфа в грязной робе. Взобравшись на перевернутый ящик, он вещал:
— Скоро родится он! Король Леса! Волосы его — ивовая крона, ноги его — стволы великих дубов, голос его — птичья трель. Он сожмет латиноса в руке, и латинос станет трупом. Он прогонит людей из бассейна Параны, и эльфы станут здесь единственными хозяевами, как то и было раньше! Разве вы не видите? Магия возвращается, и это знак: Король явит себя! Покайтесь!
— О Боже, — сказала Виргенья.
Она остановила машину и высунулась в окно. Пророк продолжал вопить, в исступление тряся бородой. Все это выглядело крайне комично. В толпе раздавались смешки, но эльф словно не замечал их.
Виргенья покачала головой.
— Веласкес совсем сбрендил.
— Ты знаешь его? — удивился Рауль.
— Конечно. Это мой одноклассник, Абимаэль Веласкес. В младших классах он постоянно прудил под себя. Мы звали его просто: Сыкун.
Она закрыла окно, и они поехали дальше.
— А кто это — Король Леса? — спросил Рауль.
Он прежде никогда не слышал о каких‑то там королях. В Асунсьоне, где Рауль родился и вырос, короли сохранились только в названиях кремовых тортов и магазинов.
Виргенья посмотрела в окно.
— Король эльфов. Спит под холмами. Местные верят, что однажды он проснется и поведет свое войско против людей. Или не проснется, а родится вновь…
Виргенья надолго замолчала и посмотрела на свой живот.
— Говорят, что в старые времена эльфы правда владели магией — вот только вранье это все, — сказала она. — Иначе наша страна не была бы завоевана.
Обреро был бедным кварталом. Здесь на тесных улочках, где смыкались крыши соседних домов, бегали грязные полуголые дети, брели куда‑то взрослые эльфы, облезлый пес жадно лакал из лужи. В тени, под навесом, стоял лоточник–эльф и продавал горячие лепешки с луком, их еще звали «лембас–фахитас» или просто «лембас».
Виргенья остановила машину перед домом, который ничем не отличался от соседних.
— Вылезай. Приехали.
— Чей это дом?
— Одного старого лорда. Его зовут Фольмар Андаломей, но тебе это не понадобится — говорить все равно буду я.
Дверь им распахнула встрепанная девочка лет восьми. Она посмотрела на Виргенью и открыла рот. Из него вытекла ниточка слюны.
— Привет, — сказал Рауль, но девочка лишь глупо рассмеялась и убежала.
На шум вышел престарелый эльф с седыми, ломкими волосами. На его голове плотно сидела широкополая шляпа. Несмотря на тяжелую жару, лорд кутался в теплое пончо, расшитое геометрическими узорами. Лицо его, как и у всех старых эльфов, казалось неестественно молодым.
— Это ты? — хмуро спросил он у Виргеньи.
— Я.
— Тогда садись за стол.
Позже они сидели за растрескавшимся столом, и лорд разливал им чай из помятого металлического чайника. Перед Раулем стояла глубокое блюдце с горкой лембасов. Он откусил кусок от одного.
Вполне так вкусно. С луком и яйцами, с горошинами перца.
Виргенья от еды отказалась.
— Киридорн умер, — сказала она. — Ты ведь знаешь об этом?
— Знаю. Сегодня утром почувствовал, — ответил старик.
— Знаешь, кто это сделал?
— Конечно, знаю, — ответил лорд и скрестил морщинистые загорелые руки на груди. — Коммунисты, кто же еще. КПП–КД. Товарищ Артемий недавно ко мне заезжал, просил вмешаться, остудить горячие головы. Но я отказался. Не мое это дело.
Виргенья вскинулась.
— Товарищ Артемий? А он разве не умер?
— Нет, конечно, — рассмеялся старик. — До сих пор жив, здоров и борется за освобождение нашей страны от врагов. А во врагах у него — весь мир, все эти американцы, бразильцы, аргентинцы, китайцы. Он и китайцев особо не жалует, хоть и маоист.
— А причем тут эльфы? — спросила Виргенья.
Старик нахмурился.
— Ты говоришь «эльфы», словно уже к нам не принадлежишь… Товарищу Артемию нужны деньги на его борьбу. И он берет деньги — у бразильских компаний, у жестоких наркоторговцев, у бандитов разных. Каждый день к нам сюда приезжает большая машина от коммунистов — в обед. Ее тут же окружает толпа, и коммунисты продают наркотики. А полиция? Ведь вам плевать на это.