Рассказы. Часть 1 — страница 23 из 66

Эндрю Лир трудился без отдыха, внимательно следя за дрожащими стрелками самописцев на регистрирующей ленте. Вокруг «Персиваля Ловелла» летал зонд с аппаратурой. В его тонком корпусе скрывался простой прибор — уравновешенный двуплечий рычаг, Челночный Детектор Массы, дрожание которого и регистрировали самописцы на борту «Персиваля».

В одном месте самописцы начали чертить странную кривую. Кто-нибудь другой не обратил бы на это внимания и просто подрегулировал бы прибор, чтобы её убрать. Но Эндрю Лир заинтересовался. Он подумал немного и приказал зонду задержаться над этим местом. На ленте возникла обычная зелёная синусоида. Лир сорвался со стула и бегом бросился к капитану Шильдеру.

Бегом? Скорее, это походило на «вплавь». Лир подтягивался, хватаясь за поручни, отталкивался ногами, а потом вытянутыми вперёд руками резко тормозил. Когда человек спешит, такой способ передвижения ни к чёрту не годится. К тому же нельзя забывать, что Лир был сорокалетним астрофизиком, который в своей жизни очень мало занимался работой, требующей значительных физических усилий.

Добравшись, наконец, до отсека управления, он был настолько измучен, что не мог выдавить из себя ни звука.

Шильдер, выглядевший чуть ли не геркулесом, терпеливо ждал, глядя на учёного со снисходительностью сильного человека, пока тот хватал ртом воздух. Он уже давно считал астрофизика чудиком. И теперь слова Лира только подтвердили его предположения.

— Сигналы, посланные гравитационным лучом? Доктор Лир, попрошу не забивать мне голову вашими дурацкими домыслами. Я занят. Точнее, все мы заняты.

Некоторые мысли Лира были занятными. «Генераторы гравитации, чёрные дыры». Он считал, что нужно искать сферы Дайсона — звёзды, окружённые искусственной оболочкой. Он говорил, что масса и инерция — это две совершенно разные вещи, что можно найти способ устранить инерцию и это приведёт к тому, что корабли начнут двигаться со скоростью света. Он был мечтателем с широко раскрытыми глазами и, как каждый мечтатель, имел склонность частенько уклоняться от темы.

— Вы не понимаете, — сказал он Шильдеру. — Гравитационное излучение очень трудно перекрыть электромагнитными волнами. А модулированные гравитационные волны очень легко обнаружить. Развитые галактические цивилизации могли бы вступить в контакт именно на гравитационных волнах. Некоторые из них могли бы даже моделировать пульсары — изменяя вращение нейтронных звёзд. Кстати, именно из-за этого и провалился проект «Озз» — искали ведь сигналы только в электромагнитном спектре.

— Хорошо объясняете! — рассмеялся Шильдер. — Допустим, что ваши приятели пользуются нейтронными звёздами для пересылки информации. Но как это нас касается?

— Но, извините меня, а это? — Лир протянул ленту из регистратора, оторванную минуту назад. — Я считаю, что мы должны садиться только в том месте, где это было зарегистрировано.

— Но вы же знаете, что мы должны садиться в районе другого моря. Посадочный модуль уже готов и только ждёт отправки. Доктор Лир, мы потратили четыре дня на составление подробной карты этого моря. Он плоский. Имеет зелёно-бронзовую окраску. Через месяц, когда наступит весна, вы убедитесь, что это мхи и ни что иное.

Лир держал ленту перед собой, как щит.

— Сэр, прошу вас сделать ещё хотя бы один оборот.

Шильдер широко улыбнулся и благосклонно кивнул. Может, его убедили синусоиды на ленте, а может и нет. Возможно, он не хотел обижать Лира перед экипажем. Как бы там ни было, во время полёта над тем же местом было обнаружено маленькое круглое сооружение. А Лиров указатель масс снова начертил синусоиду.

Инопланетян не было. На протяжении нескольких первых месяцев мы каждую минуту ждали их возвращения. Аппаратура базы работала исправно и без ошибок, работала с таким совершенством, будто её хозяева вышли на минуту и вот-вот должны вернуться. Сама база походила на высокий, в два этажа противень, перевёрнутый вверх дном и окон не имела. Наполняющий её воздух был пригоден для дыхания и напоминал по составу земной на высоте около трёх миль, правда, кислорода было немного больше. Атмосфера Марса была более разреженной и ядовитой. Следовательно, они прилетели с какой-то другой планеты.

Стены выглядели грубыми, наклонялись вовнутрь и поддерживались внутренним давлением. Довольно низкий потолок тоже удерживался давлением воздуха. Внешне потолок, как и стены, казался сделанным из расплавленной марсианской пыли. Оборудование работало, осветители горели красным огнём, внутри поддерживалась постоянная температура в десять градусов Цельсия. Почти неделю мы не могли найти выключателей, скрытых за рифлёными плитками стен. Климатическая установка, пока мы не научились ею управлять, посылала нам порывистые ветры. Из того, что они оставили, мы могли делать выводы и обсуждать их.

Вероятнее всего, они прилетели с планеты немного меньшей, чем Земля, вращающейся на небольшом расстоянии вокруг красного карлика. Находясь настолько близко, чтобы получать достаточное количество тепла, их планета должна была купаться освещённым полушарием в красном свете и бешеных ветрах, рождающихся на границе дня и ночи. Им, очевидно, было неизвестно желание уединения. Единственными дверьми на базе были двери шлюза. Второй этаж отделялся от первого шестиугольной металлической решёткой, так что находящиеся сверху не были скрыты от взглядов пребывавших внизу. Спальня представляла собой натянутый от стены к стене пластмассовый мешок, наполненный ртутью. Все помещения были очень тесными и плотно заставленными аппаратурой и мебелью. Причём стояло всё это настолько близко друг к другу, что случись тревога, обитатели станции вынуждены были бы поотбивать себе колени и локти, буде таковые у них имелись. Потолки на обоих этажах нависали так низко, что вынуждали нас ходить пригнувшись. Инопланетники были ниже людей, но их лавки прекрасно нам подходили. Мыслили, однако, они, конечно, иначе — их психика не требовала большого жизненного пространства.

Жить на корабле уже опротивело, а существование на базе пришельцев вызывало постоянное чувство клаустрофобии. Иногда искры хватало, чтобы человек перестал собой владеть.

Двое из нас не смогли приспособиться к создавшейся ситуации.


Лир и Шильдер были словно выходцы с разных планет. Для Шильдера система была обязательной. Он не принимал во внимание никакие протесты. Именно Шильдер ввёл во время долгого перелёта многочасовые занятия гимнастикой и никому не позволял их пропускать. А мы даже и не пытались. Ну и отлично. Эти упражнения поддерживали в нас жизнь. Это была не та гимнастика, которой мы все занимаемся при нормальном тяготении чтобы размять кости. Спустя месяц пребывания на Марсе, Шильдер остался единственным, кто ходил по базе полностью одетым. Некоторые из нас объясняли это его гордостью и, может быть, были правы, но первым, кто расстался со своей рубашкой, был Лир. Шильдер очень аккуратно стирал свои вещи, выжимая их так, чтобы не осталось ни капли воды, а потом равномерно раскладывая их для просушки. На Земле привычки Эндрю Лира были не более, чем чертой характера. Он часто терял носки, предварительно их распоров. Чем-нибудь увлёкшись, он откладывал все свои бытовые дела на неопределённое время. Помоги боже хозяйке, убиравшей его кабинет! Он никогда не мог ничего найти. Он был гениален, но невыносим. Привычки его могли бы измениться только на виселице, где человек в мельчайших подробностях вспоминает проведённую жизнь. Отправка на Марс могла стать тем, на что он мог бы опереться. Жаль, потому что отсутствие систематичности и аккуратности в космосе может стоит жизни.

В скафандре не больно-то забудешь застегнуть ширинку!

Через месяц после посадки Шильдер поймал Лира именно на этом. «Ширинка» в вакуумном скафандре — это специальная трубка из мягкой резины, надеваемая на член. Трубка ведёт к пузырю, снабжённому пружинным зажимом. Чтобы воспользоваться приспособлением, нужно открыть зажим. После отправления нужды зажим закрывается и открывается наружная защёлка, через которую пузырь и опорожняется. Подобная конструкция существует и для женщин, но там применяется катетер, который для мужчин неприемлем. Скажу только, что конструкции ещё далеко до совершенства и что нужно ещё много работать, чтобы она стала более или менее надёжна. Нехорошо, когда половине человечества угрожает лишиться того, ради чего она существует.

Лир совершал долгую прогулку. Глазел на марсианский ландшафт — равнину под фиолетовым небом, над которой постоянно висела дымка оранжевой пыли. Лир нуждался в пространстве. Целый час он провозился с коммуникатором пришельцев в помещении, где потолок был слишком низок, а всё остальное грозило задеть его костлявые рёбра.

Возвращаясь с прогулки, он встретил выходившего Шильдера. Тот обратил внимание, что внешняя застёжка «ширинки» открыта. Лир пробыл снаружи несколько часов, и если бы он попробовал помочиться, его ждала бы мгновенная смерть.

Мы так и не узнали, о чём они говорили там, снаружи. Так или иначе, Лир ворвался в помещение базы, покраснев до ушей, бормоча что-то себе под нос. Он ни с кем не заговаривал. Психологи НАСА не должны были пускать их вместе на такую маленькую планету. Но должно быть, среди них нашёлся чересчур умный специалист. Пусть же это останется на его совести!

Конечно, рассматривались кандидатуры многих таких же знающих астрофизиков, как и Лир, но все они были намного старше. Шильдер же налетал в космосе тысячи часов и был одним из первых людей на Луне.

Среди всего остального, пришельцы оставили на станции работающий коммуникатор. Судя по огромным столбам-подпоркам, он дьявольски много весил. Это был огромный механизм, настолько большой, что строители базы, скорее всего, собрали сначала его, а потом уже начали возводить стены. Благодаря этому у Лира было около квадратного метра площади, где он мог свободно стоять, выпрямившись во весь рост.

Но даже он не знал, зачем коммуникатору находиться на втором этаже базы. Этот механизм мог посылать сигналы хоть вниз, сквозь всю планету. Лир убедился в этом, когда изучал его. Он передавал информацию при помощи азбуки Морзе на Детектор Массы на борту «Персиваля Ловелла», находившегося в это время по другую сторону Марса. Лир установил как-то Детектор Массы рядом с коммуникатором на хорошо закреплённой платформе, не боящейся вибрации. Детектор вычертил волны с настолько острыми вершинами, что некоторым из нас показалось, будто они чувствуют исходящее из механизма гравитационное излучение.