— Тут мы ожидаем обнаружить дыру в теории. Мы постулируем Закон Космической Цензуры, процесс, не позволяющий чему-либо, попавшему в дыру снаружи, покинуть её. В противном случае придётся допустить существование чёрных дыр с настолько большим спи́ном, что они не будут иметь радиус Шварцшильда. А голая сингулярность — штука весьма неуютная. Тут математика пасует — получается нечто вроде деления на ноль.
Если бы он смог увидеть нас вместе, это оказалось бы почище любой сингулярности. Но мы не боимся, что нас увидят вместе. Младший Джордж Кокс продолжает учёбу. Газетчики берут у него и Йоки интервью на тему необходимости постройки новых разведывательных звездолётов для поиска подобных Земле планет, обращающихся вокруг других звёзд. Старший Джордж Кокс играет на бирже и ждёт.
Фрэнк Кьюри провёл в космосе столько же времени, сколько и я, если не считать полёта «Улисса», который ещё не начался. Он пяти футов ростом, коренастый и мускулистый. Крупные квадратные челюсти придают ему сходство с бульдогом. Весит он меньше меня или Йоки, поэтому ему потребуется меньше пищи и кислорода, чтобы прожить полтора года в перерывах между анабиозом.
Не вижу других причин, почему выбрали его, а не меня. И всё же я не перестаю гадать — что изменилось на этот раз? Или младший Джордж слишком много внимания тратил на акции, и слишком мало на тренировки? Или вообще перестал стараться, потому что я был живым доказательством того, что его выберут в любом случае?
Теперь уже поздно гадать. Но у нас есть один шанс. Меня назначили пилотом корабля, который отвезёт Фрэнка на орбиту, а заодно поручили помочь Фрэнку провести предполётную проверку звездолёта.
Контрольные посты мы с Фрэнком проходим вместе. Охранники пропускают нас без проблем. Поле космодрома залито ярким искусственным светом.
Возбуждённый Фрэнк нервничает и слишком много говорит. На его щеках поигрывают желваки мускулов.
— Двадцать шесть лет. Что может произойти за двадцать шесть лет? Люди могут открыть бессмертие. Или получить всемирную диктатуру. Телепортацию. Сверхсветовые полёты.
— А это сможешь подарить им ты. Если третий зонд вылетит обратно.
— Точно. Если третий зонд вернётся примерно ко времени моего старта… но для космических полётов это малопригодно, Джордж. Чёрных дыр слишком мало. Нет, Джордж, скажи честно — как ты считаешь, что я увижу после возвращения?
«Себя», — едва не срывается у меня с языка. — Ты увидишь меня на посадочном поле. Если только не заберёшься слишком далеко. Тогда может случиться и так, что ты не выберешься из дыры до тех пор, пока не умрут все звёзды.
— Знаю, — буркает он.
— Может, передумаешь? — спрашиваю я. А вдруг это шанс для нас…
— Ещё чего! — рявкает Фрэнк. Всё, назад пути нет.
Мы приближаемся к шаттлу. Это небольшой кораблик с противорадиационным щитом вокруг кормовых дюз, к носовому люку ведёт рампа. Я тоже начинаю слишком много болтать, потому что нервничаю не меньше Фрэнка. К счастью, на взлётное поле можно попасть через двое ворот. Я опасался, что нас остановят охранники и заявят, что один из нас уже прошёл на поле, но всё обошлось — очевидно он преодолел охрану без проблем. Или вообще не преодолел.
Фрэнк ступает на рампу, и тут сзади тенью выскальзывает второй Джордж Кокс с тяжёлым гаечным ключом в руке.
И проворный Фрэнк резко оборачивается, с разворота бьёт Джорджа левым кулаком в живот и тут же добавляет правым. Джордж складывается пополам, словно пучок сваренных спагетти, и валится на спину, подставляя лицо резкому свету прожекторов.
Фрэнк видит его лицо и застывает.
У меня нет гаечного ключа, и я бью его ребром ладони по шее. Фрэнк изумлённо оборачивается, тогда я добавляю ему в челюсть. Он падает.
Я пробую его пульс. Сердце бьётся.
Сердце Джорджа Кокса тоже бьётся, но других признаков жизни он не подаёт. Мне нет нужды щупать свой пульс; он громом отдаётся у меня в ушах. Возможно, другому Джорджу требуется медицинская помощь. И вряд ли он сейчас сможет управлять звездолётом.
И не остаётся ничего другого…
Передо мной вырастает огромный корпус «Улисса». Я вижу похожие на ноздри дюзы маневровых двигателей, но не главного — лишь термоядерный ускоритель размером с сам «Улисс», который разгонит меня до маршевой скорости. С этого момента я перейду на межзвёздный водород, вычерпывая его из пустоты и сжимая магнитными полями, пока не начнётся термоядерная реакция. Я уже делал это прежде, и теперь даже не нервничаю.
Чем больше запутываются метафизические сложности, тем проще становится мой выбор. Я намереваюсь украсть «Улисс», потому что пути назад для меня, скорее всего, уже нет. И я снова направлю корабль по прежней траектории, потому что в этом моя единственная надежда.
Я мог погибнуть, проходя в прошлый раз через сингулярность. Я могу погибнуть в этот раз. Но я избавился от призрака старшего Джорджа Кокса.
А младший Джордж Кокс — человек, которого я для правдоподобия связал спиной к спине с Фрэнком Кьюри — стал настоящим Джорджем Коксом. В его временно́й линии больше нет разрыва, и наши с ним временны́е линии не пересекаются. У меня теперь нет ни отца, ни матери, я призрак неизвестного происхождения.
Если Джорджу хватит ума, то он отвертится от тюрьмы. Он может сказать, что увидел своего двойника-самозванца, шагающего к шаттлу вместе с Фрэнком. И собрался изменить ситуацию с помощью гаечного ключа, но тут Фрэнк его ударил. И это всё, что ему известно.
Причаливаю. Щёлкают захваты, кораблик вздрагивает. До этого момента меня ещё могли остановить, теперь уже слишком поздно. Проникая в звездолёт через входной люк, я внезапно вспоминаю о втором «Улиссе», спрятанном на обратной стороне Луны. Я изобрёл способ размножения весьма дорогих звездолётов. Надо будет его запатентовать.
Но как всё это началось? Существовал ли Джордж Кокс, который скрупулёзно выполнил план полёта? Да, а затем второй Джордж Кокс увидел, что третий зонд вернулся ещё до старта «Улисса». И это навело его на идею — если смог вернуться зонд, то сможет вернуться и он.
Был ли он тем самым старшим Джорджем, что постучал в дверь моей квартиры? Или тот уже прошёл через несколько циклов?
И что произойдёт, если я на этой раз просто выполню план полёта? Нет, на такое я не осмелюсь. Всё завертится сначала. Или не завертится?
Жаль, что я не могу спросить Бауэрхауса. Но люди вроде Бауэрхауса не любят сингулярности.
И я их не виню.
-
Примечание автора: Образованный читатель наверняка понял, что такой фокус можно проделать лишь с чёрной дырой, масса которой не меньше, чем масса галактики. Но когда я писал рассказ, пришлось немного сжульничать. — Л. Н.
Из цикла «Энвил Светц»
Бег иноходца
Шёл семьсот пятидесятый год доатомной эры, или, приблизительно, тысяча двухсотый год христианской эры. Энвил Светц вышел из камеры расширения и огляделся.
Для него тысячу сто лет назад родилась атомная бомба и тысячу лет назад умер конь. Светц впервые путешествовал в прошлое. Тренировки не в счёт: их стоимость оценивается отдельно от затрат на настоящее путешествие во времени, которое обошлось в несколько миллионов коммерческих единиц. Светца пошатывало: сказывались побочные гравитационные эффекты, сопровождающие перемещение во времени. Его опьянял воздух предындустриальной эры и сознание неотвратимости судьбы, и в то же время он не был уверен, что совершил какое-либо перемещение во времени или даже в пространстве. Издержки профессии.
Светц вышел без анестезирующего ружья. Ему поручено добыть коня, но вряд ли животное встретится ему у двери камеры. Какой оно величины? Где его искать? Институту не на что было опереться в расчётах, кроме как на две-три картинки из детской книги, сохранившейся с древних времён, и старое предание — которому едва ли можно верить, — о том, что когда-то коней использовали как транспортное средство!
Светцу пришлось опереться рукой о выпуклую стену камеры: кружилась голова. Он не сразу понял, что перед ним конь.
Животное стояло в пятнадцати ярдах от камеры расширения, глядя на Светца большими, умными карими глазами. Оно оказалось гораздо больше, чем предполагал Светц. Кроме того, у коня на картинке была лоснящаяся тёмно-рыжая шкура и короткая грива, а это животное было совершенно белое, и грива его волновалась на ветру, как длинные женские волосы. Имелись и другие отличия. И всё же животное так походило на изображение в книге, что не оставалось сомнений — это конь.
Светцу показалось, что конь наблюдает за ним, давая возможность опомниться и понять происходящее. Светц потратил ещё несколько секунд на сожаления о том, что не взял анестезирующее ружьё. И тут конь, засмеявшись, убежал прочь. Он пропал из виду невероятно быстро.
Светца охватила дрожь. Его предупреждали, что конь — разумное существо, но как по-человечески звучал его смех!
Теперь можно не сомневаться: он в далёком-далёком прошлом. Доказательством служило не столько появление коня, сколько пустота, в которой остался Светц, когда конь исчез. Он стоял посреди пустынной равнины, под опрокинутым небом, не продырявленным небоскрёбами и не исполосованным следами самолётов. Его окружала девственная природа: деревья, цветы, поросшие травой холмы.
И тишина… Светц словно оглох. После того как затих смех коня, он не слышал ни звука. В тысяча сотом году атомной эры на Земле не осталось уголка, где было бы так тихо. Вслушиваясь в тишину, Светц наконец убедился, что попал на Британские острова, какими они были до прихода цивилизации. Он на самом деле совершил путешествие во времени.
Камера расширения — это та часть машины времени, которая непосредственно перемещается во времени. В ней имеется запас воздуха. В пути воздух необходим, но здесь, на заре цивилизации, он не нужен. Здесь есть свой воздух, не осквернённый отходами реакций ядерного распада или сгорания угля, углеводородов, табака, древесины…