— Не знаю, — сказал Фрэйзер. — Точно я ничего не знаю. Но отнесись с пониманием и помоги мне, Джим. Джуди наотрез отказалась видеть меня. Ты же ей нравишься. Под каким-нибудь предлогом пригласи ее на обед. Настаивай, чтобы она пришла, уговори ее, а потом ты или твоя жена попробуйте вытянуть из нее какие-нибудь подробности, только так, чтобы она ни о чем не догадалась, ничего за этим не почувствовала…
— Мое имя Суорски, а не Холмс. Но я сделаю, что смогу, если ты обещаешь мне выкинуть из головы свою глупую идею-фикс. Ты выглядишь так, словно тебя все время сжимают тисками.
«Истина в вине»… К концу вечера Джуди говорила свободно и уже не чувствовала себя скованной.
— Мне все-таки чем-то нравится Колин, — сказала она. — Он так умеет обнимать! Отличный парень… Только Матт… Просто не знаю… Колин не обладает и половиной достоинств Матта, хотя, правда, Матт тоже по природе холостяк. Я немного испугана тем, что придется пользоваться его материальными благами. Все время испытываешь головокружение, находясь в окружении таких вещей, какие есть у него, так и тянет куда-нибудь сбежать.
— У Колина навязчивая идея, — осторожно вставил Суорски.
— Он считает, что Кеннеди загипнотизировал тебя, чтобы ты влюбилась в Снайдера. Я говорил ему, что это невозможно, но он настаивает.
— О, нет, нет, нет, — сказала она очень пылко. — Это не так. Я расскажу вам, как было. Они два раза проверили мои эмоции — оказывается, после длительных физических тренировок, таких как бег, граница между ними притупляется, но никогда не стирается. А в третий раз Кеннеди положил меня под гипнотизатор — так он называл эту машину. Я уснула и проснулась через три часа, и он отпустил меня домой. Я чувствовала себя хорошо, была счастлива, во всем видела что-то возвышенное, а потом постепенно поняла, что люблю мистера Снайдера, поняла, что значит для меня Матт. Я позвонила ему в тот вечер, и он сказал, что машина Кеннеди ускоряет работу человеческого мозга на короткое время. Я и сама чувствовала, что соображаю гораздо лучше, чем обычно. Сделал ли что-то Кеннеди — я не знаю, но мне все это кажется достаточно забавным и оригинальным. Когда вы с ним познакомитесь, то поймете, что он похож на… Он почти Бог — сильный, мудрый, хороший. Он…
Ее голос был едва слышен. Она сидела, бессмысленно уставясь на стакан.
— Знаете, — нахмурился Суорски, — после всего, что вы тут сказали, мне кажется, Колин прав.
— Не говорите так! — Она вскочила и влепила ему пощечину. — Кеннеди хороший! Все вы дряни, сидите тут говорите гадости за его спиной, а на самом деле мизинца его не стоите и…
Она вылетела из комнаты, оставив хозяев несколько ошеломленными.
Суорски рассказал об этом Фрэйзеру.
— Удивительно. — Он пожал плечами. — Ее ярость не кажется естественной, я начинаю соглашаться с твоими выводами. Но что можно сделать? Полиция?
— Я пытался, — скучно сказал Фрэйзер. — Они смеялись. Когда я пытался настаивать, меня чуть было не упекли в тюрьму. Но самое неприятное — никто из тех, кто знаком с машиной Кеннеди, не согласится дать против него никаких показаний. Он сделал так, что они поклоняются ему.
— Так ты дойдешь до безумия. Это всего лишь гипотеза. Я отказываюсь верить в твои предположения, пока не найдется несколько вещественных доказательств. Что ты намерен предпринять?
— Ладно, — сказал Фрэйзер без всякого выражения. — У меня есть несколько тысяч сбереженных долларов и я помогу Джуди. Слышал басню о льве? Он был сильнее медведя, тигра и носорога, но маленький комар, напав, победил его. — Колин встал. — Пока! Надо торопиться. До свадьбы всего шесть недель.
3
Ему постоянно досаждали мерзкие тени, ведущие гнусные разговоры, мешающие работать и думать, где бы он ни находился, они радовались ударам судьбы и наваливались тяжестью после спиртного, они громко шептались каждый вечер и мешали спать, и нельзя было вызвать полицию и пожаловаться на них, потому что тогда его точно упрятали бы в психушку.
Фрэйзер сидел в своей комнате уже недели две и как раз дошел до такого состояния. Однажды, когда он пытался сосредоточиться на очередной математической матрице, зазвонил телефон. Фрэйзер равнодушно подошел и поднял трубку. Трезвый голос логики подсказывал, что это не могла быть Джуди, как бы в глубине души он ни надеялся. В трубке раздался мужской голос:
— Мистер Фрэйзер?
— Да, — проворчал он. — Чем обязан?
— Это Роберт Кеннеди. Я хочу поговорить с вами.
Фрэйзеру показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет, но он ничем не проявил своего состояния.
— Давайте, говорите.
— Мне бы хотелось, чтобы бы вы пришли ко мне домой. Быть может, разговор будет долгим.
— М-м-м-м… — Результат превосходил самые смелые ожидания Колина, но он оставался резок. — О'кей. Но учтите, что я во всех подробностях рассказал об этом деле нескольким людям. Если со мной что-нибудь случится…
— Вы пускаете слишком много пыли в глаза, — буркнул Кеннеди. — Ничего не случится. Во всяком случае, вы неправильно поняли, кто были те двое. Это всего лишь два детектива, которых я нанял.
— Я приду, — сказал Фрэйзер и опустил трубку, внезапно поняв, что взмок от напряжения.
Ночной воздух обдал его холодом, когда он выскочил на улицу, и отрезвил голову. Он остановился, на секунду ощутив город огромной безликой машиной, перемалывающей человеческие судьбы, и подумал, что если человек постоянно находится в поле чьего-нибудь зрения, это дает ему какое-то чувство надежности, но иногда, оторвавшись мыслями от привычных дел и остановившись на мгновение, он испытывает беспомощность и одиночество.
Он нашел адрес Кеннеди и добрался до тихой и уютной Пятидесятой.
— Полагаю, вы со своей навязчивой идеей притащили с собой оружие, на всякий случай, — встретил его Кеннеди. — Это может когда-нибудь принести вам неприятности.
— Нет, — ответил Фрэйзер. — Неприятностей не будет.
Его взгляд обежал комнату. Одну стену целиком занимали книги, показавшиеся Фрэйзеру бесполезными. Мебель, хотя и огромных размеров, была расставлена со вкусом. Он посмотрел более внимательно на три портрета, висящие над камином: в центре пожилая женщина и два юноши по бокам.
— Моя жена, — сказал Кеннеди, — и мои мальчики. Они все умерли. Хотите выпить?
— Нет. Я пришел поговорить.
— Что вы так боитесь? Я не сатана, — сказал Кеннеди, — я люблю книги и музыку, хорошее вино и хороший разговор. Я человек, как и вы, только у меня есть цель.
Фрэйзер сел и стал набивать свою трубку:
— Да-да, продолжайте, я слушаю.
Кеннеди поставил свой стул прямо перед Фрэйзером и жестко взглянул на него, прищурив глаза за стеклами очков:
— Почему вы досаждаете мне?
— Я? — Фрэйзер удивленно поднял брови.
Кеннеди сделал нетерпеливое движение.
— Давайте не будем играть словами. Здесь нет свидетелей. Я хочу говорить правду и хочу, чтобы вы сделали то же самое. Мне известно: вы достаточно убедили Мартинеза помочь вам в этом дурацком расследовании. Что вы хотите?
— Я хочу вернуть себе свою девушку, — сказал Фрэйзер. — Надеюсь, моя нелестная оценка…
Кеннеди вздрогнул.
— Знаете, я сожалею. Это один из аспектов моей работы, который мне ненавистен. Мне не нравится, когда говорят, будто я не слишком учен. Меня вполне удовлетворяют скромные желания моих клиентов, и я рад, что могу сделать их счастливыми. Не скрою, некоторые женщины действительно были, пусть и незначительной, но частью моей работы.
— Ваше детище способно делать ужасные вещи!
— Что за ужасы вы себе вообразили? Эти девушки любят — нормальное, искреннее чувство. Они не превратились в разновидность зомби благодаря какому-то сверхъестественному вмешательству, как вы трезвоните повсюду, — нет, они совершенно нормальны, им не причинен вред, и они счастливы. Фактически счастье такая редкая вещь в нашем мире, что я хочу и я могу стать для них благодетелем.
— Вы сделали машину, — сказал Фрэйзер, — которая изменяет разум. На такой срок, в каком вы заинтересованы. Вы так же грубо нарушаете права свободы личности, как те, что сажают людей в концентрационные лагеря.
— О какой свободе вы говорите? Вы рождаетесь с определенной наследственностью. Окружающая обстановка лепит вас, как глину. Вы думаете в точности так, как научили вас учителя. Миллионы крошечных факторов, подсунутые по воле случая, целиком зависящие от неопределенной случайности, влияют на решающий фактор, каким, бесспорно, является ваша жизнь, включая вашу любовь… Ладно, не будем тратить время на философские рассуждения. Ответьте на некоторые вопросы. Я допускаю, что повредил вам — неумышленно, уверен, но хочу исправить содеянное.
— Ваша машина, — спросил Фрэйзер. — Как вы сделали ее? Как она работает?
— Я практиковал в Чикаго, — начал Кеннеди, — и занимался лабораторными исследованиями с Гавотти. Вы разбираетесь в кибернетике? Я не имею в виду компьютеры и автоматы, которые являются лишь одним аспектом проблемы, я имею в виду контроль и коммуникацию не только в машине, но и в живых клетках.
— Я читал книги Вернера, а также изучал работы Шеннона. Это вызывает интерес: теория коммуникации представляется основой биологии и физиологии не меньше, чем электроники.
— Вполне согласен. Будущее будет воспринимать Вернера как Галилея психологии. Так вот, если бы работы Гавотти были опубликованы, он стал бы современным Ньютоном, но когда его машина была уже собрана и он готов был опубликовать результаты своих работ, он внезапно умер. Никто не знал об его открытиях, он был очень скрытным и всегда ставил меня перед свершившимся фактом, не посвящая ни в сами исследования, ни в их результаты. После его смерти я при первом же удобном случае нашел применение тому, что он дал мне, и забрал машину. Я без всяких разговоров унес машину.
Кеннеди откинулся на спинку стула.
— Эта история достаточно правдива, можете не сомневаться, — продолжал он. — Мы выполнили поразительно удачную серию расчетов, проделав столетнюю работу за три месяца. Будь я религиозен, я бы счел, что Всевышний дал мне в руки вещь из будущего.