— Итак, что нового вы мне можете сообщить? — с нетерпением спросил он, когда я уселся перед его столом.
— Кое-что. Человек по фамилии Барроуз тоже был в Ногалесе во время убийства Ньюхолла и тоже сразу после этого приехал в Сан-Франциско. Кери выследил здесь Барроуза. Вы читали о том, как по улице шел голый изрезанный человек?
— Да.
— Это был Барроуз. Затем в игру вступает новый человек — парикмахер Арли. Он следил за Кери. Вчера ночью на пустынной дороге южнее города Арли стрелял в Кери. Кери убил его.
Глаза старого адвоката выкатились еще на один сантиметр.
— На какой дороге? — задыхаясь спросил он.
— Вам точно назвать место?
— Да!
Я подтянул к себе его телефон, позвонил в агентство, попросил прочесть отчет Дика и назвал адвокату место.
Это произвело на него впечатление. Он вскочил с кресла. Морщины на его лице блестели от пота.
— Мисс Ньюхолл там одна! Это мешто меньше чем в километре от ее дома!
Я нахмурился и постучал полушариями друг об дружку, но ни к какому выводу не пришел.
— А если я пошлю человека присмотреть за ней? — предложил я.
— Великолепно! — Его встревоженное лицо разгладилось, так что на нем осталось не больше пятидесяти или шестидесяти морщин;
— Ей хочетша побыть там одной пошле смерти отца, наедине шо швоим горем. Вы пошлете надежного человека?
— По сравнению с ним Гибралтарская скала — осиновый листок на ветру. Дайте мне для него рекомендательную записку. Его зовут Эндрю Макэлрой.
Пока адвокат писал записку, я снова позвонил в агентство и попросил телефонистку разыскать Энди и сказать ему, что он мне нужен. Перед тем, как вернуться в агентство, я пообедал. Энди уже ждал меня на месте.
Энди Макэлрой был человек-валун, не очень высокий, но почти квадратный и крепкий — как в смысле физическом, так и в смысле лба. Угрюмый суровый мужчина с воображением арифмометра. Я даже не уверен, что он умел читать. Но я был уверен, что, если Энди прикажут что-то сделать, он сделает это, и ничего другого. Другого он придумать не сможет.
Я дал ему записку адвоката для мисс Ньюхолл, сказал, куда ехать и что делать, и с этой минуты о мисс Ньюхолл мог уже не заботиться.
Трижды в конце дня я получал донесения от Дика Фоули и Мики Линехана. Том-Том Кери ничего выдающегося не предпринимал, хотя купил в спортивном магазине на Маркет-стрит две коробки патронов 11,17 миллиметров.
В вечерних газетах появились фотографии Большой Флоры Брейс и Анжелы Грейс Кардиган с заметками об их побеге. Факты в них выглядели неправдоподобно, как всегда выглядят в газетных заметках. На другой странице сообщалось, что в глухом месте, на дороге найден убитый парикмахер. Прострелены голова и грудь — в общей сложности четыре пули. По мнению окружных властей, он погиб, сопротивляясь грабителям, но бандиты бежали, ничего не взяв.
В пять часов в дверь заглянул Томми Хаул.
— К вам опять этот Кери.
— Давай его сюда, — сказал я веснушчатому парню. Смуглый человек вошел не торопясь, сказал: «Привет», сел и свернул коричневую самокрутку.
— У вас на вечер особенных дел нет? — спросил он, закурив.
— Таких, чтобы не отложить их ради чего-то лучшего, нет. Гостей собираете?
— Угу. Надумал. Только не гостей, а в гости к Папе-до-полу. Поедете со мной?
Настал мой черед сказать:
— Угу.
— Я подберу вас в одиннадцать — на углу Ван-Несс и Гири, — с растяжкой сказал он. — Только компания будет тесная: вы и я… и он.
— Нет, с нами должен быть еще один. Я его приведу.
— Мне это не нравится. — Том-Том Кери медленно покачал головой и благодушно нахмурился, не вынимая изо рта самокрутку. — Вас, сыщиков, получается больше. Должно быть один на один.
— Нас не получится больше, — объяснил я. — Этот фрукт, которого я беру, — ни на моей стороне, ни на вашей. И вам не повредит, если будете присматривать за ним так же внимательно, как я, — постарайтесь, если можно, чтобы он не оказался ни у вас, ни у меня за спиной.
— Тогда на кой вы его тащите?
— Колесики в колесиках, как сказано в Писании. — Я улыбнулся.
Смуглый человек опять нахмурился, уже не так дружелюбно.
— Сто шесть тысяч долларов награды — я ни с кем делиться не намерен.
— Справедливо, — согласился я. — Кого я приведу, требовать долю не будет.
— Поверю вам на слово. — Он встал. — Так мы должны приглядывать за этим малым, да?
— Если хотим, чтоб все прошло благополучно.
— Положим, он станет мешать нам, валять дурака. Мы его можем делать или только скажем: "Бяка! Бяка!"?
— Ему тоже придется рисковать.
— Годится. — Его жесткое лицо опять стало добродушным, когда он повернулся к двери. — В одиннадцать на углу Ван-Несс и Гири.
Я вошел в комнату оперативников, где, развалясь в кресле, Джек Конихан читал журнал.
— Надеюсь, вы придумали мне какое-нибудь дело, — приветствовал он меня. — У меня пролежни от этого кресла.
— Терпение, сынок, терпение — вот чему надо научиться, если хочешь стать сыщиком. Мне, например, когда я был парнишкой твоих лет и только поступил в агентство, мне повезло…
— Ой, не надо опять, — взмолился он. Но тут же его молодое миловидное лицо стало серьезным. — Не понимаю, почему вы держите меня на насесте. Кроме вас, я единственный, кто хорошенько разглядел Нэнси Риган. Казалось бы, вы меня должны послать на розыски.
— То же само? я сказал Старику, — сочувственно ответил я. — Но он боится тобой рисковать. Он говорит, что за все пятьдесят лет слежки он никогда не видел такого красивого агента, вдобавок модника, светского мотылька и наследника миллионов. Он считает, что мы должны беречь тебя как рекламный образчик и не подвергать…
— Идите к черту! — Джек покраснел.
— Но я убедил его, и на сегодня он разрешил вынуть тебя из ваты, продолжал я. — Поэтому встречай меня на углу Ван-Несс и Гири без чего-нибудь одиннадцать.
— Дело? — Он весь был нетерпение.
— Может быть.
— Что будем делать?
— Захвати свою хлопушку. — В голову мне пришла мысль, я ее выразил вслух. — И пожалуй, нарядись как следует — вечерний костюм.
— Смокинг?
— Нет, торжественнее — все, кроме цилиндра. Теперь о твоем поведении: ты не агент. Я не вполне себе представляю, кто ты, но это не имеет значения. С нами будет Том-Том Кери. Веди себя так, как будто ты не мой друг и не его — как будто нам обоим не доверяешь. Мы с тобой будем осторожничать. Если что-то спросит, а ты не знаешь ответа, прячься за враждебностью. Но на Кери чересчур не наваливайся. Понял?
— Кажется… да. — Он говорил медленно, наморщив лоб. — Я должен вести себя так, как будто еду с вами по одному делу, но в остальном мы не друзья. Так?
— Точно. Держи ухо востро. Ты всю дорогу будешь плавать в нитроглицерине.
— Что затевается? Будьте человеком, намекните хотя бы.
Я ухмыльнулся ему снизу. Он был гораздо выше меня.
— Мог бы, — признался я, — но боюсь, что это тебя отпугнет. Так что лучше я ничего не скажу. Радуйся жизни, пока можешь. Пообедай как следует. Многие приговоренные, кажется, любят плотно позавтракать яичницей с ветчиной перед тем, как их поведут к веревке. На обед тебе, наверное, этого не захочется, но…
Без пяти одиннадцать Том-Том Кери подъехал в большой открытой машине к углу, где мы с Джеком ждали его в тумане, облегавшем нас, как влажная шуба.
— Залезайте, — велел он, когда мы подошли к мостовой.
Я открыл переднюю дверь и знаком пригласил Джека. Он начал свой маленький спектакль: ответив мне холодным взглядом, открыл заднюю дверь.
— Я сяду сзади, — сказал он без обиняков.
— Здоровая мысль. — И я уселся рядом с ним.
Кери обернулся на сиденье, и они с Джеком долго глядели друг на друга. Я ничего не сказал, не познакомил их. Закончив разглядывать парня, смуглый человек перевел взгляд с его воротничка и галстука — фрак был виден из-под пальто — на меня, ухмыльнулся и протянул:
— Ваш друг в ресторане подает?
Я рассмеялся, потому что негодование, от которого потемнело лицо Джека и даже открылся рот, было натуральным, а не наигранным. Я толкнул его ногой. Он закрыл рот, ничего не сказал, посмотрел на Тома-Тома Кери и на меня, словно мы были представителями какого-то низшего вида животных.
Я улыбнулся Кери и спросил:
— Мы ждем, когда нам подадут бензин?
Он сказал, что нет, перестал разглядывать Джека и тронулся с места. Мы проехали через парк, по бульвару. Машины — и встречные, и шедшие впереди возникали из ночного тумана и снова растворялись. Наконец город остался позади, туман рассеялся, и дорогу залил лунный свет. Я не оглядывался назад, но знал, что где- то там едет Дик Фоули с Мики Линеханом.
Том-Том Кери свернул с бульвара на дорогу, ровную и хорошую, но малоезжую.
— Не здесь ли где-то убили вчера ночью человека? — спросил я.
Кери кивнул, не повернув головы, а когда мы проехали еще с полкилометра, сказал:
— Вот здесь.
Теперь мы ехали чуть медленнее, и Кери выключил фары. По дороге, наполовину серебряной от луны, наполовину серой от тени, километра полтора машина едва ползла. Мы остановились под высокими кустами, затенявшими часть дороги.
— Все на берег, кому сходить, — сказал Том-Том Кери и вылез из машины. Мы с Джеком последовали за ним. Кери снял пальто и кинул на сиденье,
— Дом за поворотом, в стороне от дороги, — сказал он нам. — Луна, черт бы ее взял! Я рассчитывал на туман.
Я ничего не ответил. Джек тоже. Лицо у парня было бледное и взволнованное.
— Пойдем напрямик, — сказал Кери и направился через дорогу к высокой проволочной изгороди.
Он перелез через изгородь первым, потом Джек, потом… меня остановил звук чего- то двигавшегося по дороге нам навстречу. Двоим за забором я дал знак затихнуть, а сам укрылся под кустом. Приближавшиеся шаги были легкие, быстрые, женские.
В лунном свете перед нами появилась девушка. Девушка лет двадцати с небольшим, ни высокая, ни маленькая, ни худая, ни пухлая. В короткой юбке, в свитере, с непокрытой головой. На ее белом лице, в торопливых движениях был ужас — но и кое-что, кроме него: там было больше красоты, чем привык видеть немолодой сыщик.