– А было ли такое, матушка, что жалела ты, что замуж за батюшку пошла? Не желала вернуть ли прошлое? – серьезно спрашивала Малина Филипповна.
– Много раз, не буду скрывать, – просто ответила Заря Милославовна. – Да только это все наносное было: поначалу, по молодости и характеру переменчивому, потом от усталости или от болезни какой, когда и божий свет не мил. Ибо если по правде я так считала бы – то не раздумывала бы ни минуточки. Бывает, Малинка, такое – проходит любовь. Правда это… И сил нет под одной крышей оставаться. Несмотря ни на что.
– Любить ведь можно головой, – указала Заря Милославна на голову свою светлую прекрасивую, со лбом высоким белым и глазами синими глубокими, будто озеро.
– Сердцем, – и положила руку беленую на грудь красивую оголенную, четверых детей вскормившую, и только краше ставшую от материнства счастливого.
– И телом любят, – рукой провела по красоте чувственной, стройной и ровной, которой любая девушка позавидовать могла.
Глупые и молодые в тело бросаются и забывают про все. Поэтому установили мудрые правила раньше шестнадцати да без позволения родителей не жениться. А мы не торопились с отцом, детство твое ласковое продляли, которое никогда, поверь, не повторится. До восемнадцати тебя берегли.
Жить без любви – это как хлеб без масла и варенья кушать. Есть можно, да скучно и постно. Тот счастливый, который всеми тремя частями любовь понимает, и в этом силу и радость черпает.
Но должна сказать, с годами все меняется: ослабевает тело, тускнеет ум, сердце черствеет. И люди остаются друг с другом лишь из уважения за время проведенное. И этого тоже дорого…
Разлучает порой судьба супругов на долгие года, и ни головой, ни телом такое не понять, а вот сердце одно остается любить. И так возможно. Поэтому как сложиться у тебя – не знаю. Да ты старайся любить от души. Ухаживай за своим чувством, как за цветком. И увидишь, что любовь не данное, а приобретенное. А когда детишки появятся – это главным станет, что связывает на веки вечные взрослых людей.
И серьезно Заря Милославна в Малинку всматривалась, через очи и беседы пытаясь внушить дочери веру в себя, в людей и в будущее.
– Вот восхищаюсь я тобою, матушка. Как это у тебя получается всегда веселой и радужной быть? Кого не увидишь – приветишь. Все у тебя по местам – по полочкам. Всем успеваешь подарочки послать, весточку передать, поцелуйчики отвесить. Ничего не забываешь. Люди про тебя говорят – добрая. Что ни день – у тебя будто праздник, – вопрошала Малинка маму.
– Это только со стороны, глупенькая, кажется, что я все успеваю, – засмущалась матушка. – Но скажу тебе так: не всегда таково было. По молодости, так уже случилось, бестолковой росла. Думала – мне все должны: растить, любить, подарки дарить, ухаживать и заботиться. Да только ждать долго приходилось, пока мне принесут, уберут и так далее. Легче и быстрее получалось самой все сделать, а еще и другим помочь по дороге. И как только за работу такую бралась, силушки во мне прибывало невиданно, что вокруг я еще десять дел успевала сделать. И заметила тогда я такую особенность, чем больше для других делаешь, не ожидая ничего взамен, а так мимоходом вроде – тем больше силушки на свои дела становится. А уж если толк от дел получался или нежданная благодарность приходила – так и вовсе счастье под потолок, когда пользу свою чувствуешь. И подарком лучшим становились друзья верные, от которых гостинцев и даров да помощи сваливалось – не сосчитать.
Понимаешь, Малинка, у каждого человека в сердце будто сосуд хранится. Наверху страх лежит. Коли не жалко себя на других растратить, не боязно новое начинать, людям не страшно поверить как самой себе – страх вдруг исчезает, – вещала матушка трепетно.
– Дальше злость хранится. Злых людей, Малинка, не бывает. Злость она у всех на одно лицо. Вот как маслом раскаленным на руку капнешь, ожесточаются все как один. Ибо не злость это вовсе, а боль. Душевная или телесная. Не важно. И чем больнее, тем яростнее. Звереет на глазах человек, в животное обращаясь. От того не принято в наших краях братьев меньших есть. Знают люди, кровь человеческая закипать от боли животной начинает и перепрыгивает ярость с одного на другого, будто хворь или чума. Ведь и зверям больно не меньше.
Стоит только в чужом человеке увидеть причину злости, за которой боль-то прячется, как он тебе понятным покажется. И злость на этого человека проходит. Глядишь, все не так уж мрачно и плохо. Как только из сосуда боль выветривается – наполняется он чудесным ароматом – любовью благодушной ко всему вокруг. Хочется все любить, всех обнять, сделать что-то, подарить чего. Прибывает силушка для дел больших и маленьких.
Добрыми людьми не рождаются, а становятся. Кто в любви и заботе рос – тому полегче немножко, на родителей-то глядючи. Есть пример. Ну, а кого пронесло – тот должен сам докумекать, и на плохой пример смотря, стараться вверх да вперед расти. Как дерево…
Долго шли разговоры между матерью и дочерью. Много предстояло обсудить. Вопросы сложные и простые, важные и неважные, мирские и душевные. И плакали, и смеялись вновь, грустили и радовались вместе. Парились, отдыхали, спали, кушали и вновь за беседы принимались. Чтобы ничего не оставить недосказанным, недоопределенным, непонятным.
И под вечер вышли из баньки томлеными и умиротворенными, свежими и красивыми, будто розы цветущие. Малинка, та и вовсе молчала, ощущая себя чашей наполненной, боясь расплескать благодушие от внимания родительского. Алым платком, подарком дорогим материнским, волосы русые распущенные покрывая, так и пошла спать, напевая что-то душевное, не отужинав. Полна была одной лишь лаской материнской.
А семья встретила радостно матушку: расцеловал муж жену хорошую, поластились дети дружные, откушали яств домашних и разбрелись отдыхать и почивать. Завтра ждал добрых людей праздник большой – Новый год.
И не было счастливее дня на всей земле добронравной, чем празднество Нового года. И чувствовался он слаще праздника дня рождения. Ибо в свой день подарки получаешь лишь ты, а на новогодний праздник – все вместе! Все дарят и все получают! Повсеместно, от души, любя. Это людей радует и объединяет общим чувством.
Собиралось общество со всей округи на амарантовом поле, что имело красоту необыкновенную, веяло ароматом чудесным, Новому году под стать, где столько волшебства, чудес и удачи ожидалось и грезилось.
С утра расстилали шатры алые, нарядные, расставляли столы да скамьи парадные, украшали их плодами зрелыми и хлебами пышными, разжигались костры высокие для приготовления кушаний лакомых и для священных действ во благо всевышних сил, что каждый день добрым людям помогают и оберегают. Для развлечения приезжали веселушки с веселухами со всех концов народ радовать, разные мастеровые свои ремесла раскладывали и тут же обучали молодежь любопытную, рассаживались знатные забаутники и выдумщики сказки сказывать и новостями удивлять население, становились в хороводы отрадные молодые ребята и девушки, что первый раз «в люди» выходят, себя показать – людей посмотреть, ну, и ребятня носилась в разные стороны, щебеча и вереща, гоняясь за змеями воздушными.
Мудрые отцы и матери семейств, основоположники и продолжатели традиций тем временем гостей принимали со всех краев, знакомились, общались меж собой и с другими, совещались, выпивали, кушали и отдыхали после года работы и перед тяжелой зимней порой.
Погода стояла золотая. Божественная.
Встала Малинка по утру раннему, не спалось, сердце девичье колотилось невозможно, от него родимого, от стука галопом мчащегося, запылали щеки, будто зарей опаленные. Умылась, расчесалась, оделась в лучшие свои одежды, что сама весь год шила-вышивала в образах женских и, помолившись, попрося благополучия, спустилась к семье.
Встала Заря Милославна по утру раннему, сердце женское билось радостно, хоть и волнительно. Однако, зная прописные истины: «чему быть – того не миновать» да и «что делается – все к лучшему», умылась, расчесала волосы свои благородные, украсила стан свой перламутрами речными и ожерельями из бусинок радужных, что дочери умелые наплели ей в подарки, оделась в лучшие свои наряды и платки и, помолившись о радости видеть семью свою счастливую и благоденствующую, спустилась к столу.
Через время и малые девицы в косынках праздничных поспускались, отец уж печку затопил. Поели пирогов с морковкой, взяли лукошки, полные подарков да гостинцев для родни и друзей и отправились на празднество всеобщее – на Новый год.
Новый год наступил. Красивый это праздник. Радостный. Долгожданный. Самый любимый.
Кто грустил в тот день, потеряв надежду или близкого, обретал малек счастья глоток.
Кто разочаровался в чем – дыхание второе открывалось.
Ну, а кто умел по жизни радоваться, после работы благородной отдыхать, тот и вовсе счастьем весь светился и других заражал.
Прибывали гости, все больше поле, благоухающее ароматом сладким и чудесным, наполняя. Приезжали, приходили, обнимались и расцеловывались крепко, от души да в уста. Кто ведь друг друга год целый не видел?! Только на празднике всеобщем и встречались. Счастливые лица вокруг. Кто болел – выздоровел. Кто на сносях ходил – уж на руках потомство убаюкивал. Кто молод был – подрос для хороводов. Ох, и летит время-времюшко, растут чужие дети быстро. Не поспеешь!
Приехала семья уважаемая и Филлипа Матвеевича, доброго гражданина своей земли, кого в округе «ювелиром» назвали в шутку добрую. Ведь на хозяйстве у него было аж пять девиц. Жена – благородная и мудрая мать семейства, сама раскрасавица, Заря Милославна, и четыре дочери – одна краше другой, глядючи на которых, люди оборачивались, дивясь прелести сестер. Не уродилось в благородном семействе помощника мужского пола, к сожалению. Однако ж дочери, будто жемчужины в бусах дорогих, одна к одной шли, и говорили все, такое богатство может и получше будет. Ну, а сегодня выходила в свет старшая из них – Малина Филипповна.