Позже тем же вечером Дэн отправился на длинную прогулку вдоль Эйвоны, в конце концов, выйдя около памятной статуи Барда. Натриевые уличные фонари давали резкий оранжевый свет, заставляя статую выглядеть так, будто она была отлита из какого-то странного неземного металла. В голове Дэна начало формироваться представление о том, что произошло, хотя он и не понимал всего полностью. Из письма Джону Хемингу следовало, что Шекспир добился своего огромного успеха, как драматург, заключив сделку с «Йог Сототом», который являлся некой первобытной жизненной силой «из времён до Бога». Дэн мог только предполагать, что эта жизненная сила по какой-то причине потребовала жизнь Хамнета. Может быть, в качестве залога? Возможно, чтобы заставить Шекспира создать ей «укрытие» на Земле, разрушив стоявший там старый театр и построив “Глобус” на том же месте?
Никто никогда не узнает, что же произошло на самом деле. Однако, из письма, написанного Джону Хемингу, явствовало, что в 1613 году Шекспир, уже более не способный нести груз вины за смерть Хамнета, отправился в Лондон, чтобы сжечь “Глобус” и навсегда уничтожить этого «Йог Сотота».
Имелась одна ниточка к разгадке тайны, сохранившаяся на протяжении всех этих веков. Письмо Шекспира заканчивалось следующими словами:
Я возьму с собой кляп актёра, который подарил мне Хамнет, когда ему было всего десять лет, — кляп, который он вырезал сам, и которым я никогда не пользовался из-за его неудобства. Это будет талисман, дающий мне силу, и знак моей любви к сыну, которого я потерял.
Дэн вернулся в Лондон рано утром следующего дня. Над пустынной зоной археологических раскопок висел туман. На холодном воздухе трепетали красные ограничительные ленточки, и повсюду виднелись знаки столичной полиции, предупреждающие об опасности: горючий газ. Он неловко перелез через грязные рытвины и перепрыгнул через недокопанные канавы. Тело было накрыто алюминиевой рамкой с натянутым на неё толстым строительным полиэтиленом, а в бытовке Холмана теперь обосновался постоянный охранник. Он помахал Дэну с верхних ступенек, вытряхивая на глину чашку с использованными чайными пакетиками.
— Здравствуйте, мистер Эссекс! Этим утром холод собачий, не так ли?
Дэн отодвинул в сторону мокрый от тумана полиэтилен. Серое мумифицированное тело лежало там, где его бросили в ту ночь, когда умер Холман: нетронутое, но теперь выглядящее более осевшим. Никто не мог определить, кому он принадлежит, кто это был, и следует ли его вообще трогать.
Дэн долго смотрел на труп и курил. Затем присел на корточки рядом и произнёс:
— Уилл Шекспир. Во плоти. Так кто же тогда похоронен в церкви Святой Троицы в Стратфорде рядом с Энн Хатауэй[7]?
Мумифицированное лицо слегка улыбалось ему в ответ. Теперь, когда он был уверен, кому принадлежало тело, Дэн мог различить сильное сходство с портретом работы Мартина Дрошаута в первом собрании сочинений. Он протянул руку и коснулся лысого выпуклого лба, под которым когда-то находился мозг, создавший Макбета, Гамлета и Отелло.
«Тот, кто умирает, платит все долги».
Дэн почувствовал, как земля вздрогнула и зашевелилась. Послышался медленный засасывающий звук, словно густой цемент стекал по металлическому жёлобу. Сперва Дэн оцепенел, но затем уловил тот самый запах гниющих церковных книг, тот самый древний запах, и тогда он поспешил от тента через участок к углу, где был припаркован ярко-жёлтый экскаватор.
Ему удалось запустить машину с третьей попытки. Двигатель заревел, чёрный дизельный дым расплылся в утреннем воздухе. Затем, управляя резкими, неуклюжими движениями, он направил экскаватор к полиэтиленовому тенту.
Охранник, засунув руки в карманы, вышел посмотреть. Дэн отсалютовал ему, и тот помахал рукой в ответ. «Бедняга, — подумал Дэн. — Посмотрим, что будет, когда он увидит, что я собираюсь сделать».
Дэн опустил ковш машины и начал медленно двигаться вперёд, сгребая огромные, похожие на ковёр пласты твёрдой серой глины, а также деревянные опоры, инструменты, старые двери и прочий хлам. Он высыпал весь ковш прямо на тент, который сразу же рухнул. Затем он подал назад и собрал в ковш ещё больше грязи.
На мгновение Дэн подумал, что, возможно, этим можно и ограничиться — что он без каких-либо проблем вновь захоронил Йог Сотота. Но когда он в третий раз отъехал назад, грязь внезапно взорвалась и забрызгала лобовое стекло машины, будто чёрная кровь.
Дэн ожесточённо сражался с передачами экскаватора. Но затем двигатель заглох, и ему не осталось ничего иного, кроме как наблюдать, как земля вскипает перед ним, словно огромная грохочущая гора из сжиженной глины.
Доски и инструменты разлетались во все стороны. Шквал из обломков с грохотом стучал по кабине экскаватора.
А затем сама грязь раскрылась подобно ужасной пасти, закручиваясь все быстрее и глубже. Дэн почувствовал тошнотворный холодный запах скотобойни, запах, который исходил, скорее, откуда-то извне этого мира, чем изнутри его. И из грязи, сияя ярче солнца, стали подниматься друг за другом шары дрожащего света — сферы, которые распадались на части и извергали из себя блестящую чёрную, кишащую щупальцами протоплазму. Йог Сотот, Старейший Бог, из невообразимо давних времён; властелин первобытной слизи.
Дэн не слышал своего крика. Все, что он сейчас слышал, это шум запустившегося дизеля экскаватора и протестующий рёв его передачи. Он забрасывал кучи сырой глины в открытую пасть, отъезжал и толкал в неё больше почвы, в то время, как весь участок сверкал и содрогался от ужасной мощи Йог Сотота.
Разрушительный взрыв расколол утренний воздух. Сотрясение от него ощущалось даже в Кройдоне, на расстоянии семнадцати миль. Казалось, что раскололась сама субстанция мира, что, в общем-то так и было.
Охранник увидел, как экскаватор растворился в ослепительно-белом свете, а затем участок опустел; на нем больше не было никого. Ни света, ни дрожащих шаров. Только туман, предупреждающие флажки и скорбные звуки невидимых барж на утренней Темзе.
Прошёл почти месяц, прежде чем Рита получила рукописные заметки, которые ей отправил Дэн. Она уехала из “Эттингтон-Парка” и отправилась к своим родителям в Уилтшир. Девушка не смогла понять большинство записей. Но самая последняя страничка, вырванная из репортёрского блокнота, обладала ужасной логикой, которая практически перевернула её сознание.
Теперь я уверен, что Йог Сотот заставил Шекспира построить театр “Глобус”, забрав его сына Хамнета; и что он прятался там годами, оказывая влияние на жизнь яковианского Лондона. Я также убеждён, что Шекспир сам сжёг “Глобус”; погибнув там, но, наконец, освободив Хамнета от Йог Сотота. Человек, который пытался написать последнюю пьесу Шекспира, «Два знатных родича», был не самим Шекспиром, а его сыном Хамнетом, воскрешённым или освобождённым, в зависимости от того, во что вам легче всего верится. Согласно запискам современников, Хамнет обладал «наружностью своего родителя», а, проведя пятнадцать лет под опекой Йог Сотота, он, вероятно, выглядел почти таким же старым, как и сам Уильям. Я убеждён, что именно это — настоящая правда о том, что случилось с Шекспиром. Вспомните, что «Уилл Шекспир» не смог закончить пьесу «Два знатных родича», и что акты II, III и IV за него дописывал Джон Флетчер.
Я ещё не понимаю, что на самом деле представляет из себя этот Йог Сотот, но то, что он сделал с Холманом, показывает, что он чрезвычайно опасен. Именно я инициировал проект, который привёл к тому, что его откопали. И я же должен вновь его похоронить. Отправляю эти заметки на случай, если что-то пойдёт не так.
Три дня спустя Рита приехала в Стратфорд-на-Эйвоне на машине своего отца и положила небольшой старомодный букет на могилу в церкви Святой Троицы, которая, как считалось, хранила в себе останки Уилла Шекспира. Надпись на букете гласила: «Хамнету; В Конце Концов; От Отца, Который Любил Тебя Больше, Чем Жизнь".
Послесловие
Я впервые обратился к демонологии Г.Ф. Лавкрафта в 1975 году, когда написал роман «Маниту». Я создавал исключительно американский роман ужасов, основанный на конфликте культуры прошлого Америки с её современными технологиями. Поэтому Сатана, Ваал и все остальные европейские демоны были для меня бесполезны. Я хотел сослаться на древнее зло, с которым читатели были бы уже знакомы, но которое исключительно американское.
На помощь пришли Ктулху и Йог Сотот. Они явились из первобытных времён, воскресшие в том «странном, одиноком месте под названием Данвич» к северу от Аркхема. Самое главное, что подавляющее большинство энтузиастов ужастиков уже слышали о них и были готовы дрожать от страха только при одном упоминании их имён. С тех пор я время от времени вставляю случайные упоминания Старейших Богов Лавкрафта в свои романы.
Для меня достижение Лавкрафта состоит в том, что он ухитрился создать действительно пугающую атмосферу древнего страха — страха, подкреплённого документальным путём, при помощи которого главные герои постепенно узнавали об ужасающем существовании Старейших Богов. Данный рассказ — «Уилл» — моя личная дань уважения Г.Ф. Лавкрафту, был вдохновлён недавними раскопками в Лондоне театров “Роуз” и “Глобус”.
Почти все факты в рассказе «Уилл» невыдуманные. И только Г.Ф. Лавкрафт сможет сказать вам, что из изложенного является игрой воображения… но к тому времени, конечно, будет слишком поздно.
Перевод: Gore Seth
Шестой человек
Graham Masterton, "The Sixth Man", 1991
Селборн, Гэмпшир
Хотя по большей части действие «Шестого человека» разворачивается в Антарктиде, истинное тёмное сердце этой истории бьётся в гэмпширском Селборне. Деревня Селборн — это родной край преподобного Гилберта Уайта[18]