— Ты ведь так же хорошо, как и я, понимаешь, что всё кончено. Остаётся только одно.
— Ты же не станешь выходить наружу?
Он кивнул.
— Теперь я понял, кто он такой, этот шестой человек. Отс тоже это понял. Он — Отчаяние. Он — абсолютное отсутствие человеческой надежды. Эскимосы всегда утверждали, что в некоторых чрезвычайно холодных местах исключительно мощные человеческие эмоции могут обрести человеческий облик. Так говорили и индейцы-квакиутлы.
— Брось, Майкл, ты теряешь хватку.
— Нет, — возразил он. — Нет! Когда Скотт добрался до полюса и обнаружил, что Амундсен успел сюда первым, то впал в отчаяние. К тому же, вероятно, он понимал, что они не смогут вернуться живыми. И это обратилось шестым человеком, Отчаянием; и Отчаяние выслеживало их, одного за другим; и знаешь, что говорят об Отчаянии? Отчаяние срывает саму плоть, прямо с костей.
Майкл не казался сумасшедшим; но меня он сводил с ума. Он всё ещё улыбался, словно никогда не был счастливее. «Отчаяние нас настигнет», — так писал Отс, и Майкл оказался прав. В этом был некий вывернутый наизнанку смысл.
Он крепко меня обнял.
— Хочу, чтобы ты позаботился о Тане. Я знаю, как сильно она тебе небезразлична. — Затем Майкл открыл полог палатки и выбрался наружу.
Щурясь от обжигающе ледяного ветра, я видел, как он поковылял прочь, направляясь к вертолёту. Еле различая сквозь снег, я увидел рослого человека, поджидающего Майкла, человека в чёрном, неподвижного и безгранично терпеливого. В некоторых чрезвычайно холодных местах исключительно мощные человеческие эмоции могут обрести человеческий облик.
Майкл встал прямо перед этим человеком, будто послушный солдат, прибывший к своему командиру. Затем человек в чёрном поднял обе руки и вонзил их в грудь майклова анорака, проткнув ткань, кожу и живую плоть. С жутким треском, который был слышен даже сквозь завывания метели, он буквально вывернул Майкла наизнанку, шквалом кровавого месива лёгких, сердца и трепещущих потрохов.
Затем пурга задула ещё яростнее и скрыла их. Трясущийся, перепуганно бормочущий, я закрыл полог палатки и съёжился под анораком и одеялами, в ожидании той или иной смерти.
Я возносил самую длинную молитву, которую когда-либо возносил человек, и надеялся.
Палаточный полог распахнулся, и я очутился в треугольнике солнечного света. Не было ни пурги, ни ветра, лишь далёкое посвистывание вертолётных винтов и человеческие перекрикивания.
Это оказался Родни.
— Джеймс! Боже мой, ты ещё жив, — изумился он.
Вместе с Таней я сидел на вершине Лита и смотрел на Селборн. Стоял один из тихих жарких безвременных августовских вечеров.
— Такие летние деньки нравились Майку, — промолвила она.
Я кивнул. Две ласточки спикировали и пронеслись прямо над нами. Самые верные домашние ласточки, что каждый год возвращаются вить гнездо в тот же самый дом.
— Иногда у меня такое чувство, будто он ещё с нами, — добавила Таня.
— Да, — согласился я. — Пожалуй, да.
— Но он хотя бы не мучился, правда?
— Нет, — ответил я ей. — Все трое погибли мгновенно, без боли. Они даже не успели ощутить пламя.
— Тебе повезло, — с небольшой печалью заметила она.
— Пойдём, — напомнил я. — Пора возвращаться.
Я помог ей подняться с травы, и мы вместе стали спускаться по склону холма, пробираясь между ежевикой и кустами можжевельника. В какой-то момент Таня опередила меня, а я на миг остановился и оглянулся — на тёплые и благоухающие рощи, на мирные летние склоны и на свою собственную тень, чёрную, высокую и неподвижную, словно воспоминание о том, чего никогда не было.
Перевод: BertranD
В стиле рококо
Graham Masterton, «Rococo», 1991
Был такой тёплый весенний день, что Марго решила позавтракать не в офисе, а на площади неподалёку, рядом с ультрасовременным искусственным водопадом по проекту Спечокки. На площади всегда было полно народу, но после неестественной прохлады суперконди-ционированного воздуха в её маленьком кабинете в «Джордженс Билдинг» завтрак казался почти что отпуском на средиземноморском побережье.
Марго была столь же классным специалистом в проведении пикников, как и в своих профессиональных делах, так что на розовую хрустящую салфетку от Тиффани были выложены следующие припасы: sfinciuni — тонкий сандвич из пиццы по-палермски с некопченой ветчиной и сырами рикотта и фонтина; фруктовый салат из манго и клубники, вымоченных в белом вине; и бутылка негазированной минеральной воды «Мальверн».
Именно тогда, когда она выкладывала свой завтрак, она впервые заметила мужчину в сизо-сером костюме, сидевшего на противоположной стороне площади, у самого края водопада. И хотя его то и дело заслоняли проходившие мимо туристы, от неё не укрылось, что он пристально смотрит в её сторону. Он действительно не сводил с неё глаз; и через несколько минут ей стало явно не по себе от этого немигающего взора.
Марго привыкла, что на неё пялятся мужчины. Она была высокая, выше пяти футов девяти дюймов, и у неё были роскошные каштановые волосы, уложенные локонами. Её бывший жених Пол говорил ей, что у неё лицо, как у ангела, который вот-вот заплачет: большие синие глаза, прямой, тонко очерченный нос и чуть надутые губки. У неё была высокая грудь и широкие бедра, такие же, как у мамы, только у мамы не было возможности подчеркнуть все достоинства своих изгибов стильными деловыми костюмами.
Она была единственной женщиной — уполномоченным по контактам с рекламодателями в агентстве «Раттер Блэйн Раттер». Насколько ей было известно, она была также и самой высокооплачиваемой женщиной во всем агентстве; и она была полна решимости достичь самых высоких постов. Не останавливаться на полпути. Подняться на самый верх.
Она принялась за еду, но не удержалась, чтобы не взглянуть на того мужчину. Смотрит ли он ещё на неё? Да, смотрит. В этом не было никакого сомнения. Он сидел на одной из скамеек около водопада, закинув ногу на ногу, в позе самой что ни на есть вальяжной. На вид ему было лет тридцать восемь — тридцать девять, у него были светлые блестящие волосы — причёска, впрочем, слишком длинная и небрежная, чтобы её могли счесть модной, по крайней мере в тех кругах, где вращалась Марго.
На нем была кремовая рубашка и сизо-серый галстук-бабочка в тон костюму. Было в его позе что-то такое, что заставляло предположить, что он очень богат и к тому же привык ни в чем себе не отказывать.
Марго уже почти доела свой sfinciuni, когда на горизонте появился Рэй Триммер. Рэй был одним из самых талантливых сочинителей рекламы в компании «Раттер Блэйн Раттер», хотя его вечная необязательность порой доводила Марго до белого каления. Он бросил огромный неопрятный свёрток с сандвичами на бетонную плиту и сел к ней поближе.
— Ты не против, если я к тебе присоединюсь? — спросил он, разворачивая сандвичи и проверяя, какая в них начинка. — Сегодня дочка собирала мне завтрак. Ей восемь лет. Я ей сказал, что она может дать волю фантазии.
Марго нахмурилась при виде сандвича, лежавшего на самом верху кучи: «Тунец с джемом. Нельзя сказать, что она лишена фантазии».
Рэй принялся за еду.
— Я хотел поговорить с тобой насчёт этого нового освежителя «Весенний цветок». Я решил поработать над тем, чтобы сделать из него не такой вульгарный ширпотреб, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я понимаю, конечно, что освежитель для постели — это массовая продукция по своей сути, но я полагаю, нам следует постараться, чтобы он выглядел более элегантным… более элитарным.
— Мне нравится то, что у тебя было сначала.
— Не знаю, не знаю. Я показывал тот проект Дэйлу и не могу сказать, что он был им страшно доволен. У женщины в рекламе такой вид, будто она дезинфицирует постель, чтобы избавиться от вонищи своего муженька.
— Но как раз для этого «Весенний цветок» и предназначен.
Рэй потянулся за следующим сандвичем. Не заслонённая Рэем, Марго опять почувствовала на себе взгляд человека в сером костюме, который смотрел на неё все так же не отрываясь. Белокурые блестящие волосы, в лице что-то странное, средневековое; глаза блекло-синего цвета.
— Рэй, видишь этого типа вон там? Который сидит прямо около водопада?
Рэй поднял голову, жуя новый сандвич, затем повернулся и посмотрел вокруг. Как раз в этот момент толпа японских туристов наводнила площадь и совершенно заслонила того человека. Когда туристы прошли, вместе с ними исчез и он — хотя Марго терялась в догадках, как ему удалось исчезнуть так незаметно.
— Не вижу я никого, — сказал Рэй. Лицо у него передёрнулось, и он посмотрел на сандвич, который ел. — Это ещё что за дьявол? Свиной хрящик с арбузом! Ну и ну!
Марго сложила салфетку и сунула её в свою сумочку от Джаспера Конрана.
— Слушай, Рэй, поговорим потом, ладно?
— Ты даже не посмотришь, что у меня сегодня на десерт?
Марго быстро пошла через площадь по направлению к водопаду. Вода стекала с его верхнего уступа так медленно, так равномерно, что казалось, будто она совсем не движется — гладкая стеклянная поверхность. К её удивлению, мужчина стоял совсем недалеко, в кирпичной нише с бронзовой статуей обнажённой женщины — обнажённой и с завязанными глазами.
Он увидел подошедшую Марго, но не сделал попытки скрыться. Он смотрел так, как будто ждал её появления здесь.
— Прошу меня извинить, — сказала Марго как можно более внушительно, хотя пульс у неё скакал, как кролик Роджер по травке, — у вас, вероятно, какие-то проблемы с глазами?
Мужчина улыбнулся. Он стоял очень близко, и был он очень высок — пожалуй, шесть футов три дюйма, и от него пахло корицей, мускусом и каким-то душистым табаком.
— Проблемы с глазами? — спросил он тихим грудным голосом.
— Да, ваши глаза, кажется, не могут смотреть ни на кого, кроме меня. Вы хотите, чтобы я позвала полицейского?
— Я прошу прощения, — сказал мужчина, слегка поклонившись. — В мои намерения вовсе не входило вас напугать.