Инспектор неподвижно замер у своего «ситроена» с ключом в руке, задержав дыхание, вслушиваясь и ожидая. Попадись он сейчас кому-нибудь на глаза, тот человек не усомнился бы, что это статуя.
Перевод: BertranD
Доказательство существования ангелов
Graham Masterton, «Evidence of Angels», 1995
Она полюбила ребёнка страстной сестринской любовью ещё до рождения и назвала Алисой. Мать разрешала ей прикладывать ухо к животу и слушать, как бьётся внутри его сердечко, а иногда она даже чувствовала, как волновался живот, когда он ворочался внутри. На деньги, которые подарили ей родители к тринадцатому дню рождения, она купила малышу у Дженнера маленькое клетчатое платьице с кружевным воротничком, которое спрятала, чтобы подарить ему в тот день, когда он появится на свет.
Она была уверена в том, что он будет девочкой, и уже представляла, как станет учить Алису её первым балетным па; и как они вместе будут танцевать начальные сцены из La Fille Mai Gardee, на радость маме и папе. А ещё она мечтала, как зимними утрами будет водить Алису на прогулки на Замковый Холм, где незнакомые прохожие будут останавливаться и ворковать с ней, принимая Джилли за мать Алисы, а не за старшую сестру.
Но вот однажды январским утром она услышала, как вскрикнула мать; и сразу же началась беготня вверх и вниз по лестнице. А потом папа повёз её в клинику на Морнингсайд, и хлопья снега облепили их, как рой белых пчёл, постепенно скрыв из вида.
День она провела у миссис Макфейл, которая приходила к ним убираться, в её чистом холодном домике на Ранкиллор-стрит, где громко тикали часы и сильно пахло лавандовой полиролью. Миссис Макфейл была крохотной и неприятной и все время по-цыплячьи дёргала головой. В обед она поставила перед Джилли порцию какой-то серой еды, с луком, и, дёргаясь, смотрела, как девочка с несчастным видом ковырялась в тарелке, а на подоконнике в это время рос сугроб.
На заднем дворе миссис Макфейл стояла, чуть накренившись, вращающаяся сушилка для белья, теперь тоже нагруженная снегом. Она напомнила Джилли серафима с простёртыми крылами; пока она смотрела, солнце вдруг выглянуло из-за туч, и серафим засиял, ослепительный и величавый, и в то же время скорбный, ведь он был привязан к земле, а значит, не мог надеяться подняться на Небо.
— Есть-то будешь, или как? — спросила миссис Макфейл. На ней был бежевый свитер, весь в катышках шерсти, и коричневый берет, хотя она никуда не собиралась. Её лицо напомнило Джилли тарелку холодной овсянки, с пенками, в которую кто-то воткнул две изюмины вместо глаз и ложкой нарисовал рот уголками вниз.
— Простите, миссис Макфейл. Наверное, я ещё не проголодалась.
— Хорошая еда пропадает. Это же лучшая баранина, с ячменём.
— Простите, — повторила она.
Но вдруг, неожиданно, неприятная миссис Макфейл улыбнулась ей и сказала:
— Ничего, не страшно, дорогая. Младенцы-то ведь не каждый день рождаются, правда? Кто это, по-твоему, будет? Мальчик или девочка?
Мысль о том, что это может оказаться мальчик, никогда не приходила Джилли в голову.
— Мы назовём её Алисой, — сказала она.
— А если это он?
Джилли положила вилку. Поверхность её рагу покрывалась маленькими шариками жира. Но затошнило её совсем не от этого. А от внезапной мысли о том, что её мать, возможно, прячет в своём животе брата вместо сестры. Брата! Сына и наследника! Разве не о нем вечно твердила бабушка, когда они приезжали к ней в гости? «Какая жалость, что у тебя нет сына и наследника, Дональд, который носил бы имя твоего отца».
Сын и наследник не захочет учить балетные па. Он не захочет играть с её кукольным домом, который она заботливо принесла с чердака, перестелила в нем коврики, поставила обеденный стол и три тарелочки с пластмассовой яичницей и сосисками.
Она так долго копила на то клетчатое платьице. А что, если и в самом деле родится мальчик? Она даже раскраснелась от досады на собственную глупость.
— Уж не температура ли у тебя, детонька? — забеспокоилась миссис Макфейл. — Не хочешь есть, и не надо. Я потом твою порцию подогрею. Яблочного пудинга хочешь?
Джилли мотнула головой.
— Нет, спасибо, — прошептала она и попыталась улыбнуться. За окном солнце опять скрылось, небо помрачнело; но сушка для белья стала ещё больше похожа на потерпевшего крушение ангела. Мысль о том, что он простоит там всю ночь, никому не нужный, никем не любимый, не в силах взлететь, показалась ей непереносимой.
— Давай-ка телевизор включим, — сказала миссис Макфейл. — А то, чего доброго, «Главную дорогу» пропустим. Не о чем и с соседками поболтать завтра будет.
Они сели на неуклюжий коричневый диван и стали смотреть шоу по расплывчатому, взятому напрокат телевизору. Но Джилли то и дело оглядывалась через плечо на серафима во дворе, наблюдая, как его крылья становятся тем больше и мощнее, чем быстрее падает снег. Может быть, он и взлетит, в конце концов.
Миссис Макфейл шумно сосала мятный леденец.
— Чего ты все вертишься, а, детка?
Сначала Джилли смутилась. Но почему-то поняла, что миссис Макфейл можно рассказать всё, и ничего не случится. В смысле, она никому не скажет, не то что бабушка, которая раз взяла и доложила папе с мамой все, что она говорила о школе.
— Ваша сушилка. Она как ангел.
Миссис Макфейл тоже обернулась и посмотрела во двор.
— Ты про крылья?
— Это всего лишь снег.
— А ведь ты права, детка. Так оно и есть. Чистый ангел. Серафим и херувим. Ты же знаешь, они всегда прилетают, когда рождаются младенцы. Это их долг хорошенько приглядывать за ними, за малышами-то, пока те не встанут на ножки как следует.
Джилли улыбнулась и покачала головой. Она не поняла, что имела в виду миссис Макфейл, но не хотела в этом признаться.
— У каждого ребёнка есть ангел-хранитель. У тебя твой; у твоего братика или сестрички будет свой.
«Это должна быть Алиса, — мелькнула у Джилли отчаянная мысль. — Не может быть, чтобы это оказался сын и наследник».
— Конфетку хочешь? — спросила миссис Макфейл и протянула ей мятый, липкий кулёк.
Джилли снова покачала головой. Она как раз отвыкала от сладкого. Если уж балериной стать не получится, так хотя бы супермоделью.
К четырём часам стемнело. Папа пришёл за ней в пять и стоял на крылечке дома миссис Макфейл, на его плечах лежал снег, а изо рта пахло виски. Он был худой и очень высокий, с крохотными усиками песочного цвета и яркими серыми глазами, похожими на раковины с Портобелло бич, какими те бывают, пока не высохнут. Волосы на его макушке уже редели и теперь торчали дыбом.
— Я пришёл за тобой, — сказал он. — Твоя мама в порядке, малыш тоже, и вообще все хорошо.
— А вы, видать, уже это дело отметили, мистер Драммонд, — сказала миссис Макфейл с притворным осуждением. — Ну, и правильно. А теперь расскажите нам, кто родился, и сколько весит, и всё-всё.
Папа положил ладони Джилли на плечи и посмотрел ей прямо в глаза.
— У тебя родился брат, Джилли. Он весит семь фунтов и шесть унций, и мы назовём его Тоби.
Джилли открыла было рот, но не смогла сказать ни слова. Тоби? Кто такой Тоби? И что случилось с Алисой? У неё было такое чувство, словно Алису тайно похитили, а нагретое ею местечко в материнской утробе занял неизвестный гадкий мальчишка, о котором она знала лишь одно: он подменыш, кукушонок.
— Шикарно! — сказала миссис Макфейл. — Неудивительно, что вы уже опрокинули стаканчик, мистер Драммонд! Да если бы и сигару выкурили, я бы не удивилась!
— Ну, Джилли? — спросил её отец. — Разве не здорово? Подумай только, как тебе весело будет с ним, с братишкой!
Джилли трясло от неподдельного горя. Её глаза налились слезами, и они текли по её щекам прямо на клетчатый шарф. «Алиса! Они забрали тебя! Они не разрешили тебе жить!» Она так часто думала о сестрёнке, что даже знала, как она будет выглядеть и о чем они будут с ней говорить. И вот Алисы не стало и не будет уже никогда.
— Джилли, в чем дело? — спрашивал отец. — С тобой всё в порядке?
В горле у Джилли стоял твёрдый комок, как будто она проглотила, не рассосав, один из леденцов миссис Макфейл.
— Я купила… — начала она, и тут же остановилась, потому что лёгкие у неё болели, и каждый вдох давался с большим трудом. — Я купила… я ей купила платье! Потратила на него все свои деньрожденные деньги!
Отец рассмеялся и прижал её к себе.
— Ну, ничего, не забивай свою маленькую головку такими пустяками! Мы с тобой вместе сходим в магазин и поменяем его на комбинезон или даже на штанишки! Годится? Не плачь больше, сегодня такой счастливый день! Не будешь больше горевать, обещаешь?
Но Джилли все шмыгала и шмыгала носом и вытирала глаза своими шерстяными перчатками.
— Ох, уж этот возраст, — мудро заметила миссис Макфейл. — Но вообще она сегодня была хорошей девочкой. В обед почти ничего не ела, правда, а так чистый ангел.
Пока они переходили Кларк-стрит, вокруг них бушевала настоящая метель. Отец оставил машину возле кинотеатра «Одеон», и она уже стала похожа на маленькую иглу на колёсах. В «Одеоне» показывали «Алису в Стране чудес», и Джилли почти поверила, что это никакое не совпадение, а заговор руководства кинотеатра с её родителями, чтобы подразнить её, Джилли.
Они сели в машину и поехали к центру. Метель почти скрыла очертания скалы и замка над Принцесс-стрит, а последние покупатели плелись по шероховатым, посыпанным солью тротуарам, точно заблудшие души во сне, от которого им не суждено проснуться.
Прошёл год, и снова наступила зима. Джилли сидела у своего туалетного столика перед зеркалом, намотав на голову скатерть, и думала о том, как стать монахиней. Из неё вышла бы симпатичная монахиня. Она была очень тонкой и худенькой для своих четырнадцати лет, с бледным лицом и большими тёмными глазами — печальными, проникновенными, какие иногда встречаются у шотландцев. Она помогала бы бездомным и больным, самоотверженно бинтовала бы их язвы и давала бы им попить.