Были в комнате и другие предметы, которые он узнал: большой фаянсовый кувшин зелёного цвета, ароматическая курильница в виде крошечного домика и фарфоровый кот, смотревший с многозначительной улыбкой. Мартин никогда не бывал тут раньше, поэтому не мог понять, почему все эти предметы кажутся такими знакомыми. Возможно, от усталости у него началось дежавю.
После ужина они какое-то время сидели возле плиты. Рыбак рассказывал, как ежедневно выходит в море тралить рыб-идей. В более глубоких водах у залива водятся рыбы намного крупнее — целые теоретические концепции косяками ходят.
— Это край идей, — буднично пояснил он. — Даже ласточки и дрозды в небе, и те — маленькие чудные мысли. Можно поймать ласточку и вспомнить о чем-то позабытом или узнать о каком-нибудь приятном пустячке. Ты… ты родом из края поступков, где действуют, а не просто обсуждают.
— А Подкроватье? Что это за место?
— Не знаю. Край страхов, наверное. Край тьмы, где подстерегает недоброе.
— Так вот куда вы хотите отправить меня за дочерью?
Жена рыбака поднялась из кресла, взяла с каминной полки фотографию и молча передала её Мартину. Белокурую девушку запечатлели в тот миг, когда она стояла на берегу океана в лёгком летнем платье. Светлоглазая и пленительно красивая, она зарылась пальцами босых ног в песчаный пляж. Вдали разлеталась стая птиц, и Мартин подумал о «приятных пустячках».
Поразглядывав фотографию, он отдал её обратно.
— Что ж, будь по-вашему. Я попытаюсь.
В конце концов, спасать людей — его долг. Парня из Коленного изгиба он так и не нашёл, но, возможно, получится оправдаться, отыскав Леонору.
Как только пробило одиннадцать, его проводили в комнату девушки. Комната была маленькой и простой, если не считать соснового туалетного столика, заставленного куклами и мягкими игрушками. У более длинной стены прямо посередине стояла простая сосновая постель, а над ней висела гравюра с изображением парка. Мартин, нахмурившись, присмотрелся к гравюре. Чем-то этот парк казался знакомым. Возможно, ребёнком он там бывал. Но как изображение оказалось здесь, в краю идей?
Задёрнув красные полосатые шторы, жена рыбака откинула одеяла на кровати.
— Вы сохранили постельное белье с того дня, как исчезла Леонора? — поинтересовался Мартин.
Она, кивнув, открыла маленький бельевой ящик в ногах кровати, вынула оттуда сложенную белую простыню и постелила. Один край изорвало в клочья, будто он побывал в каком-то механизме, либо повстречался по меньшей мере с тигриными когтями.
— Сама бы Леонора так делать не стала, — заметил рыбак. — Попросту не смогла бы.
— Да, — отозвался Мартин, — но если не она, то кто?
К полуночи Мартин уже лежал под одеялами, одетый в ночную сорочку, выданную хозяевами, а дом погрузился во тьму. Оконные рамы дребезжали под напором ветра, как будто кто-то хотел пробраться внутрь, а где-то за дюнами рокотал прибой. Мартин всегда считал, что нет зрелища тоскливее, чем ночное море.
Он пока не решил, верит в Подкроватье или нет. Он даже не решил, верит ли в край идей. Казалось, это какое-то наваждение, но… Кровать на ощупь была настоящей и подушки тоже, а на спинке стула виднелась пещерная экипировка.
Минут пятнадцать он неподвижно лежал на спине. Затем решил, что стоит заглянуть за край постели. В конце концов, если Подкроватья не существует, в худшем случае придётся потерпеть духоту с теснотой. Мартин перевернулся под одеялами и зарылся под них.
И тут же оказался в низком туннеле среди густых сплетений древесных корней. Ноздри наполнила вонь прелых листьев и плесени. Вероятно, это место находилось в каком-то лесу. Здесь стояла кромешная темнота, а корни цеплялись за волосы и царапали лицо. Казалось, по рукам ползают тараканы, норовят забраться под воротник. Ночной сорочки на нем уже не было. Её заменила более мужественная одежда — толстая рубаха в клетку и джинсы из грубой ткани.
Через сорок-пятьдесят метров пришлось проползать под исполинским деревом. Сердцевина его превратилась в труху, и, протискиваясь между цепкими отростками главного корня, Мартин старался не потревожить сам ствол, в котором было, наверное, несколько тонн, — он побаивался, как бы тот не провалился под землю, раздавив его насмерть. Пришлось раскапывать груды торфянистой почвы, и в какой-то момент под пальцами хрустнуло что-то склизкое. Разложившийся барсук — по всей видимости, застрявший под землёй. Мартин замер, задыхаясь от омерзения, но тут огромное дерево затрещало, в волосы градом посыпалась сырая земля, и он понял, что надо выбираться как можно скорее, пока его не похоронило заживо.
Извиваясь, как червяк, он рванул прочь, продираясь через паутину свисающих корней, и — вот он, открытый воздух! Все ещё была ночь, очень холодная, и надо ртом вился пар, совсем как зимой по утрам, когда они с приятелями ждали школьный автобус и делали вид, что курят… когда же это было? Вчера? Месяц назад? А может, вообще прошли годы?
Мартин стоял в лесу. Луна где-то пряталась, но все вокруг заливало жутковатое фосфорическое свечение. Он представил, будто вон за теми деревьями приземлились пришельцы. Огромный звездолёт, полный узких, запутанных отсеков, где механик может проблуждать месяцами, протискивая задницу сквозь невероятно узкие служебные туннели и угловатые шлюзы в переборках.
Лес молчал. Ни стрекота насекомых, ни шёпота ветра в кронах. Единственные звуки издавал сам Мартин, который осторожно пробирался сквозь заросли ежевики, толком не зная, куда идти. Впрочем, шестое чувство подсказывало: он движется в нужную сторону. Его словно что-то звало, тянуло, чуть ли не магнитом, будто дрожащую компасную стрелку. Он все дальше и дальше углублялся в Подкроватье — царство клаустрофобии, где большинство людей не способно даже вздохнуть. Но для него оно было местом уютной тесноты и безопасности.
Ветви наверху сплетались в настолько плотный шатёр, что сквозь него не просвечивало небо. Наверху запросто могло вовсю светить солнце, но здесь, в лесу, царила вечная ночь.
Более получаса Мартин, спотыкаясь, брёл вперёд. Время от времени он останавливался и напрягал слух, но лес все так же молчал. Внезапно среди древесных стволов он краем глаза увидел какое-то светлое пятно. Остановившись снова, Мартин обернулся, но что бы там ни было, оно уже исчезло.
— Есть здесь кто-нибудь? — позвал он.
Звук голоса тут же угас в деревьях, которые напирали со всех сторон. Ответа не последовало, но рядом явственно шелестела сухая листва и хрустели веточки. Рядом точно кто-то дышал!
Мартин пошёл дальше. За ним, скача от дерева к дереву, как бумажный фонарик на шесте, так, чтобы не попасться на глаза, следовала бледная тень. Она оставалась невидимой, однако шума от неё становилось больше и больше: её лёгкие со свистом хватали воздух, ноги все чаще шелестели по лесному полу.
Внезапно что-то — возможно, рука, а то и когтистая лапа — схватило Мартина за рукав, порвав рубашку. Он резко развернулся и едва не упал. В светящемся полумраке вплотную к нему стояла девушка лет шестнадцати-семнадцати, совсем тоненькая и без кровинки в лице. Копну нечёсаных волос, похожую на огромное птичье гнездо, украшали колючки, остролист, лишайники и глянцевые багряные ягоды. Глаза были темно-серыми, с огромными чёрными зрачками. Такими, которые хорошо видят в темноте. Лицо выглядело измождённым, и всё же пленяло красотой. Это из-за белой-пребелой кожи Мартин подумал, что за ним следует бумажный фонарик.
Её необычный наряд смотрелся весьма эротично. На ней была короткая сорочка из сотен узких кружевных лент с волнистой кромкой. Грязные и потрёпанные, они собирались пучками, каждую что-нибудь украшало — кроличья лапка, бусина, монетка, птица из кухонной фольги. Правда, сорочка доходила лишь до пупка, и на этом вся одежда заканчивалась. Дальше были просто голые, в потёках грязи бёдра и чумазые босые ступни.
— Что ты здесь ищешь? — прошепелявила она тоненьким голоском.
Мартин до того смутился её полуголым видом, что в растерянности отвернулся:
— Так, ищу кое-кого.
— Никто здесь никого не ищет. Это Подкроватье.
— Ну, а вот я ищу. Девушку по имени Леонора.
— Это которая вылезла из-под деревьев?
— Наверное.
— Мы видели, как она проходила мимо. Искала свои страхи. Только здесь она их не найдёт.
— А мне казалось, у вас тут царство страха.
— О, да. Но, видишь ли, есть разница между просто страхом и тем, что тебя пугает по-настоящему.
— Не понимаю.
— Все просто. Страх темноты — это только страх. Он воображаемый. А если во тьме и правда кто-то притаился? Если куртка на спинке твоего стула вовсе не куртка? Если умерший друг стоит в углу возле шкафа и ждёт, пока ты проснёшься?
— Так, а что искала Леонора?
— Смотря чего она боится, так ведь? Но, судя по всему, она направлялась в Заподкроватье — а как раз там и обитают самые тёмные твари.
— Покажешь мне эту дорогу?
Девушка решительно покачала головой, даже затряслись ленты и загремели бусины.
— Ты, видно, не знаешь, каковы самые тёмные твари?
Она закрыла лицо руками и чуть раздвинула пальцы, чтобы выглядывали только глаза.
— Тёмные твари — это самые тёмные твари. Сунешься к ним в Заподкроватье, и они узнают дорогу, которой ты пришёл. Смогут чуять твой запах. Последуют за тобой сюда!
— И всё же я должен найти Леонору. Я обещал.
Девушка молча посмотрела на него долгим-предолгим взглядом, как будто не сомневалась, что больше никогда его не увидит, и хотела запомнить. Затем повернулась и поманила за собой.
Они шли лесом ещё по меньшей мере минут двадцать. Приходилось продираться сквозь все более густые и колючие заросли. Мартину сильно расцарапало уши и щёки, но все равно, защищая глаза рукой, он следовал за тоненьким светлым силуэтом девушки, заводившей его все глубже и глубже в лесные дебри. По пути она напевала тоненьким голоском:
День под маскою скрыт,
Незнаком его лик, чуден вид.