Они взяли зеркало с двух сторон; кряхтя, занесли его в гостиную и приставили к стене.
— Чувствую себя преступником, — сказал Найджел.
— Не стоит. — Марк зажёг газ и энергично потёр руки. — Чувствуй себя англичанином, защищающим своё наследие.
Тем вечером Марк заказал еду навынос в «Уинкантон Тандури» на Хай-стрит, и они ели грибной бхаджи и карри «Мадрас» с курицей, по очереди счищая семь веков грязи.
Найл включил на своём СД-плейере «Лучшее Мэтта Монро»:
— Простите… мадригалы я с собой не взял.
— Не извиняйся. Это почти средневековье.
В первую очередь, они облили зеркало тёплой мыльной водой. Затем Кэти, стоя на кухонном стуле, вычищала все декоративные детали на верхушке рамы зубной щёткой и ватными палочками. Человеческая голова по центру зеркала, с которой Кэти соскребала грязь, постепенно оказалась женской, с высокими скулами, раскосыми глазами, и волосами, заплетёнными в сложные косы. Ниже подбородка располагался свиток с единственным словом: «Ламия».
— Ламия! — сказал Найджел. — Так греки называли Лилит, первую спутницу Адама, ту, что была до Евы. Она потребовала таких же прав, как у Адама, и потому Господь изгнал её из Эдема. Она вышла замуж за демона и стала королевой демонов. — Найджел коснулся женских губ, которые едва заметно улыбались. — Ламия считалась самой невероятной соблазнительницей, которую только можно себе представить. Всего одна ночь с Ламией и пфф! — на человеческую женщину ты больше никогда не посмотришь.
— В чем подвох?
— Она высосет из тебя кровь, вот и всё.
— Ты опять говоришь о моей бывшей.
— Поэму под названием «Ламия», написал Джон Китс, так ведь? — сказала Кэти.
— Верно, — ответил Найджел. — Чувак по имени Ликий встретил Ламию и безумно в неё влюбился. Проблема в том, что он не знал, что она проклята Богом. «Была она сильфидою злосчастной, возлюбленною демона прекрасной иль демоном самим?»[63]
— Проклятая, — сказала Кэти. Как Волшебница Шалота. Может это один и тот же человек.
Несомненно, женское лицо на зеркале было красивым, но и коварство в нём тоже чувствовалось.
— В Ламии действительно было нечто загадочное, — сказал Найджел. — Пьющая кровь чародейка, она всё же была способна на глубокую и искреннюю любовь. По словам Ликия, она даровала ему «сотню жажд».
— Прямо как этот «Мадрас» с курицей, — сказал Марк. — В холодильнике есть ещё пиво?
Кэти ещё долго продолжала вычищать зеркало, после того, как Марк и Найджел устали этим заниматься. Они сидели в креслах, пили лагер, ели чипсы и наблюдали, как Кэти постепенно обнажила круг блестящего серебра, достаточно большой, чтобы отражать её лицо.
— Ну вот, — сказала она. — Невероятно, правда, если задуматься, что последним человеком, который смотрел в это зеркало, могла быть Волшебница Шалота?
Спать они легли только после часа ночи. Марк, как босс, — в главной спальне, в то время как Кэти досталась детская с плюшевыми мишками на обоях, в задней части дома, а Найджелу пришлось улечься на диване в гостиной.
В ту ночь Марку спал плохо. Ему снилось, что он идёт в конце длинной похоронной процессии с катафалком запряжённым лошадьми. Откуда-то издалека его позвал женский голос и Марк остановился, в то время как похоронная процессия двигалась дальше. «Марк!» продолжала звать его женщина, «Марк!»
— Марк! — кричала она. Это Кэти звала его с первого этажа, и её голос наполняла паника.
Всё ещё оглушённый сном, Марк скатился с кровати и заковылял по узкой лестнице вниз. Несмотря на то, что серый ноябрьский день всё ещё был тёмным, и шёл дождь, шторы не были задёрнуты. Кэти, в розовой хлопчатобумажной ночной рубашке, стояла посреди комнаты, её волосы вздыбились, как парик.
— Кэти! Какого черта происходит?
— Найджел! Я позвала его, но он не ответил! Марк, с ним что-то случилось! Он весь мокрый!
Марк включил верхний свет. Поначалу он не смог понять на что смотрит. Но тут Кэти издала неестественный мяукающий звук, и Марк осознал, что смотрит на Найджела.
Тот лежал на диване, одетый только в зелёные шерстяные носки и выцветшие синие трусы. Его распахнутые глаза смотрели в потолок, рот был широко раскрыт, словно Найджел на кого-то кричал. Сомнений в том, что он мёртв не было. Разорванное горло превратилось в красное волокнистое месиво хрящей и сухожилий, а подушка под головой была чёрной от пропитавшей её крови.
— Господи, — произнёс Марк. Он прислонился к дверному косяку, чтобы не упасть, и сделал три или четыре глубоких вдоха. — Иисусе.
— Что с ним? — Кэти была в истерике. — Марк, что с ним?
— Даже не знаю. Я понятия не имею. — Он неуклюже обнял Кэти и попытался прижать к себе, но она не переставала дёргаться, трястись и постоянно крутила головой, оглядываясь на Найджела, словно ей нужно было видеть его изуродованное тело, чтобы уверится в том, что он действительно мёртв. Кэти уставилась на Марка шальным взглядом.
— А вдруг это собака — она может быть где-то здесь!
Марк отвёл Кэти на кухню и потряс ручку задней двери, чтобы показать, что та всё ещё заперта.
— Я собственноручно закрыл её вчера вечером. Что бы это ни было, его здесь больше нет. Подожди здесь. Мне придётся вызвать полицию.
Марк осторожно обошёл вокруг дивана и взял телефон, который оставался на забрызганном кровью кофейном столике, рядом с телом Найджела. Марк не мог отвести глаз от его лица. Самое странное, что тот не выглядел испуганным. На самом деле, Найджел выглядел почти восторженным, как будто то, что ему вырвали горло, было самым захватывающим переживанием всей его жизни.
Кэти вышла из кухни и остановилась в дверях. Теперь она выглядела спокойнее, хотя всё ещё дрожала, а лицо было белым, как воск.
— Ты им уже звонил? — спросила она Марка.
— Как раз собираюсь.
— Марк… как ты думаешь, что случилось на самом деле?
Палец Марка застыл над телефоном, но он засомневался.
— Понятия не имею. Но ведь в доме кроме нас никого нет? Надеюсь, полиция не подумает, что…
И он вдруг задумался ещё кое о чём. Вопросы о зеркале, которые полиция будет им задавать. Древняя реликвия, которая стоит миллионы. По сути, они её украли. Так на что же, на первый взгляд, похожа смерть Найджела, как не на ссору между ворами? Марк поднял руки, на которых осталась кровь от телефона.
— Смотри, — очень тихо сказала Кэти.
Поглядев на потёртый бежевый ковёр, Марк нахмурился. От края дивана к центру комнаты тянулась дорожка кровавых пятен. Сначала Марк принял их за случайные брызги, но теперь разглядел, что это были следы. Притом, это были следы не Найджела. Они были намного меньше, да и крови на его носках не было. Рядом с кофейным столиком следы образовывали узор, похожий на огромную розу с осыпавшимися лепесткам, а затем, менее заметные, вели к зеркалу. Где и исчезали.
Нахмурившись, Кэти оглядела комнату. Потом подошла к зеркалу и всмотрелась в блестящий круг, который вычистила вчера вечером.
— Это… нет.
— Что нет?
— Кажется, будто кто-то убил Найджела, а потом пересёк комнату и зашёл в зеркало.
— Это безумие. Люди не могут заходить в зеркала.
— Но эти следы… они же больше никуда не ведут, правда?
Марк и Кэти посмотрели на лицо Ламии. Та смотрела на них, таинственная и безмятежная. Её улыбка, казалось, говорила: уверены, что хотите знать?
— Они построили башню, так ведь? — сказала Кэти. — Построили, чтобы держать Волшебницу Шалота взаперти. Если она была Ламией, то её заперли, потому что она соблазняла мужчин и пила их кровь.
— Кэти, это было семьсот лет назад. Если вообще происходило на самом деле.
— Найджел мёртв, Марк! — Кэти указала на тело на диване. — Это произошло на самом деле! Но ведь прошлой ночью никто не мог войти в этот дом, так ведь? Не взломав дверь, и не разбудив нас. Никто не смог бы войти в эту комнату, если только он не вышел прямо из этого зеркала!
— Так что же мы скажем полиции?
— Скажем правду, вот и все.
— И ты думаешь, они нам поверят? — Ну, офицер, все было так. Мы стащили зеркало тринадцатого века, которое нам не принадлежит, а посреди ночи из него вышла Волшебница Шалота и разорвала Найджелу горло? — Они отправят нас в Бродмур, Кэти! Закроют в дурку на всю жизнь!
— Послушай, Марк, это правда. И следы… это доказывают.
— Это всего лишь предание, Кэти. Всего лишь легенда.
— Но подумай о стихотворении «Волшебница Шалота». Подумай, что в нём написано: «И зрит сквозь зеркало она виденья мира, тени сна», — ты что, не понимаешь? Теннисон специально написал сквозь зеркало. Не в нём — сквозь него! Волшебница Шалот не смотрела в зеркало, она была внутри него и смотрела наружу!
— Час от часу не легче.
— Но всё сходится. Она была Ламией. Кровососом, вампиршей! И могла выходить только ночью, как и все вампиры. Но пряталась весь день не в гробу… она пряталась в зеркале! Дневной свет не может проникнуть сквозь зеркало, как не может проникнуть в закрытый гроб!
— Я мало что знаю о вампирах, Кэти, но я знаю, что их нельзя увидеть в зеркалах.
— Конечно, нет. И вот в чём причина! Ламия и её отражение — это одно и то же. Когда Ламия выходит из зеркала, она уже не внутри него, поэтому отражения у неё нет. И, наверное, её проклятие в том, что она может выходить из зеркала только ночью, как и все вампиры.
— Кэти, ради Бога… ты слишком уж увлеклась.
— Но это единственный ответ, который имеет хоть какой-то смысл! Почему они заперли Волшебницу Шалота на острове посреди ручья? Потому что вампиры не могут пересечь проточную воду. Почему они вырезали на камнях снаружи распятие и череп? Там было сказано: «Сохрани нас, Господи от погибели в сих стенах». Они не имели в виду Чёрную смерть… они имели в виду её! Волшебница Шалота, Ламия — она была погибелью!