Рассказы — страница 92 из 109

— Я вынужден вас покинуть, господин Колман, — подытожил инспектор Райли. — Сегодня моя жена готовит на ужин сосиски с пюре, а я просто обожаю сдабривать это дело горчицей, поэтому смело можно сказать, что этим вечером я буду уплетать вашего однофамильца. Ведите себя прилично, господин Колман. Ни к кому не приставайте.

Похлопав Терранса по плечу, он вышел. Колман настолько разволновался, что ударил кулаком по столу, сломав карандаш, который держал в руке. Почему? Почему я? Я никогда не причинял им вреда — никому из них! Кто-то даже называл меня дядей Террансом. А кто-то и возвращался за добавкой.

* * *

Когда он покинул библиотеку, снаружи уже стемнело. Он шёл по главной улице в направлении остановки, чтобы успеть на 57-й автобус, который ехал прямиком до дома. От сильных порывов встречного ветра полы плаща трепыхались из стороны в сторону; вдобавок было так холодно, что пришлось покрепче стянуть на груди отвороты верхней одежды. Он всем нутром чувствовал, что ветер пытается задуть его обратно в библиотеку.

По меньшей мере дюжина людей дожидалась автобуса на остановке, и он занял место в конце этой очереди. Терранс стоял, дрожа всем телом и переступая с ноги на ногу, чтобы хоть немного согреться, закрыв рукой от ветра левое ухо и продолжая держать отвороты плаща вместе. Утренний прогноз погоды сулил прохладный день, однако ни слова не говорилось о шквальном ветре. Вечно эти метеорологи ошибаются со своими предсказаниями.

Пару минут спустя он заметил то, что его сильно озадачило. Женщина, стоявшая в очереди перед ним, была в широкополой коричневой шляпе с бежевым страусиным пером в крепе, но, несмотря на ветер, перо оставалось недвижимым.

Нахмурившись, он обвёл взглядом начало очереди и зацепился за мужчину, читавшего широко раскрытую газету «Вечерний стандарт». Страницы издания также были абсолютно неподвижны, хотя и следовало ожидать обратного. А во главе очереди курила парочка молодых людей. Дым от их сигарет пересекал дорогу, но делал это неспешно и против ветра.

Терранс осмотрелся вокруг. Фантики от конфет и пластиковые бутылки лежали в жёлобе водостока, засоряя вход в ближайший магазин, но этот мусор также не приходил в движение, хотя, как ему казалось, его должно было разметать повсюду. Выходило, что ветер дул исключительно для Терранса.

Когда прибыл автобус, мужчина еле добрел до его дверей; водитель не сводил с Терранса любопытных глаз, пока тот цеплялся за поручни, одновременно пытаясь придерживать рукой шляпу. Лишь когда он ввалился внутрь и за ним закрылись двери, ветер успокоился.

— Эй, парень, — бросил водитель поднимающемуся на верхний этаж автобуса Террансу. — Ты же трезвый? Пьяным сюда нельзя.

— Я что, похож на пьяного?! — возмутился Терранс. — От меня разит спиртным? Хочешь, я дыхну?

— Старина, всё в порядке. Тебя шатало, поэтому и спрашиваю.

Единственным свободным местом на верхнем этаже автобуса оказалось сиденье рядом с худенькой, одетой в зелёное клетчатое платье школьницей. Она неловко отодвинулась от Терранса, когда тот сел. Он улыбнулся ей и заметил:

— Эй, симпатичные у тебя фенечки на руке.

Девочка уставилась на взрослого соседа и нахмурилась, будто он заговорил с ней на иностранном языке.

— У тебя красивые фенечки.

— Правда? Мне от вас не надо ни одной такой фенечки. Вы же думаете, как мне подарить ещё одну такую?

У неё отсутствовали передние зубы, поэтому она заметно шепелявила.

— Вы не режете горчицу.

Терранс выпучил глаза, чувствуя, как его внутренности опускаются куда-то вниз, словно вода, уходящая в слив ванной.

— Что ты сейчас сказала? Мы знакомы? — настаивал Терранс. — Ты видела меня в библиотеке?

— Нет и ещё раз нет, — ответила девочка. — И я не хочу тебя знать.

В следующее мгновение Терранс встал и нажал кнопку остановки по требованию. Он слез с автобуса несмотря на то, что до дома оставалось полторы мили. Терранс шёл по Стритхем-Хай-роуд, мимо пакистанских газетных киосков, мимо ярко освещённых прачечных самообслуживания, мимо китайских супермаркетов. Сперва он ощущал лишь лёгкое дуновение ветра, но чем дальше он шёл, тем сильнее становился ветер. Когда он добрался до ресторана «Савада Бходжана», ветер усилился настолько, что ему приходилось идти наклоняя корпус вперёд, а прохожие удивлялись ему не меньше, чем какому-нибудь уличному фокуснику.

Терранс толкнул дверь ресторана и очутился внутри; ветер тут же стих. Он постоял некоторое время на входе, плотно сжав губы и задержав дыхание, потому что не переносил запаха карри.

Над дверью зазвенел колокольчик, каждый раз оповещавший о появлении очередного клиента, но в этот раз он звучал как-то протяжней. Терранс слышал этот звон из своей съёмной комнаты на верхнем этаже, и каждый раз при этом в бессильном раздражении гонял слюну между сомкнутыми зубами. Наверх из ресторана проникал и запах бобов, который, по ощущениям, пропитал всё — от одежды до матраца. Работая в библиотеке, Терранс чувствовал его даже в ноздрях, но, скорее всего, это была лишь игра его воображения.

Если бы он только мог тратить на жильё больше ста двадцати пяти фунтов в неделю, то съехал бы уже завтра. Терранс сильно тосковал по большой квартире на Полуорт-роуд, располагавшейся на первом этаже, где он когда-то жил, пока преподавал физику в средней школе Святого Мартина. Он отчаянно по ней скучал. Ему не хватало той тишины, тех высоких потолков, того утреннего солнца, которое светило в окна гостиной. Он вспоминал птичек, суетившихся вокруг кормушки.

Дети тоже обожали птичек, и Терранс выдавал им коробку с кормом, чтобы они наполняли кормушки и разбрасывали семена во внутреннем дворике. Неужели что-то ещё на свете может приблизить тебя к раю, кроме созерцания обнажённой девочки, стоящей в солнечных лучах со светлыми спутанными волосами, разбрасывающей корм и зовущей: «Птички! Птички! Птички!»?

Терранс, лавируя между ресторанными столиками, прокладывал путь к двери, ведущей наверх. Стены заведения были оклеены бордовыми обоями, а по обеим сторонам от входа громоздились статуи бога Шивы. Хотя вечер только начинался, за столиками расположились и ужинали две пары. Даже смех этих людей и звук разламываемых ими лепёшек раздражали его; он был абсолютно уверен в том, что обнаружит патологоанатом: его дыхательные пути безвозвратно окрашены в оранжевый цвет из-за паров от таких замечательных блюд индийской кухни, как «бхуна гоуст» и «чикен дупиаза».

Он попробовал задержать дыхание, но Гулам, владелец ресторана, поприветствовал его из-за барной стойки и выпалил:

— Розбахир, господин Горчица-сэр. Самый добрый вечер! Как ваши дела?

Террансу пришлось без энтузиазма махнуть рукой и ответить:

— Хорошо, спасибо!

Когда он уже открыл было дверь, чтобы начать подниматься в свою съёмную комнату, Гулам вышел из-за стойки и завёл разговор:

— У вас был посетитель, господин Горчица-сэр.

— Посетитель? А поконкретнее? Кто это был? Не техник ли из «Скай»? Я просил, чтобы он пришёл не раньше семи тридцати.

Гулам был коренастым мужчиной, с седыми волнистыми волосами и такими же седыми усами, напоминавшими грязную щётку для ногтей. Его глаза блестели так, что Террансу показалось, будто тот знает о нем гораздо больше, чем ему хотелось бы. Гулам был одет в парчовый халат того же бордового цвета, что и стены ресторана; на поверхности халата засохли брызги карри.

— Это было сразу после открытия. Девочка. Она спросила, смогли ли вы вернуться с работы. Когда я ответил, что нет, она сказала не удивляться, если вы вообще не вернётесь.

— Вы не шутите? А она как-то объяснила, что имела в виду?

Гулам отрицательно покачал головой.

— Нет. Но она сказала, что если вы всё же вернётесь, то я обязан передать вам специальное слово.

— Какое?

— Я хорошо помню, что заказывают клиенты, а на остальные вещи у меня не очень хорошая память, господин Горчица-сэр. Но вот… Я это записал.

Он подошёл к кассе, взял блокнот заказов и отодрал верхнюю страницу. Затем передал её Террансу и добавил:

— Это все, что она сказала. Но она одарила меня большой-большой улыбкой, словно была чем-то довольна. Симпатичная девочка. Очень симпатичная. Возможно, ваша племянница? Похоже, что она очень хорошо вас знает.

Терранс взял страницу из блокнота. Он, не отрываясь, смотрел на листок почти четверть минуты, ощущая себя так, словно ему за шиворот опрокинули ведро с мокрицами. Как правило, он старался скорее открыть и закрыть дверь, ведущую наверх к его комнате, чтобы не дать проникнуть запаху, поднимавшемуся снизу, но в этот раз оставил дверь наполовину открытой. Он держал страничку трясущимися руками, сворачивал и несколько раз разворачивал её, пока не смог обрести дар речи. Через всю страницу было небрежно, почти неразборчиво, написано: ushabati53Y.

— Вы уверены, что именно это она и сказала? — наконец он собрался и спросил Гулама.

— Именно, господин Горчица-сэр. Она даже произнесла это по буквам для меня, букву за буквой. Ю-эс-эйч и так далее.

Терранс больше ничего не стал говорить, даже не бросил дежурное «спасибо»; он поднялся по крутой лестнице, застеленной коврами, к себе в комнату, закрыл дверь. Было уже слишком поздно. Сильный запах джалфрези поднялся до лестничной площадки, и Терранс знал, что тот проникнет в его комнату через щель под дверью.

* * *

Он планировал разогреть рыбный пирог, который купил вчера в «Лидл», но аппетит напрочь пропал. Терранс не мог ничего делать, кроме как сидеть на диване-кровати, опустив голову и скрестив руки. Комната была практически пуста. На стенах не висели картины, не было никаких украшений, только мёртвый кактус в горшке на подоконнике и пустая клетка, где раньше жил волнистый попугайчик. Внутри черепной коробки бушевала метель, но в ней кружились не хлопья снега, а разорванные фотографии, тысячи разорванных фотографий, на каждой из которых было изображение либо ноги, либо руки, либо голого плеча, либо умоляющего лица с широко раскрытыми глазами.