— Ещё минут десять. Как только спагетти будут готовы.
— Господи! Сколько ещё будем есть спагетти? Неужели в тебе течёт итальянская кровь? Твою бабку что, во время войны пустил по кругу батальон итальяшек?
«Я люблю свою бабушку. Очень люблю. Даже не смей говорить о ней такие гадости».
— Спагетти дешёвые. Приносил бы домой больше денег — купили бы отбивную.
Снова напряжение. Бартек намотал на палец прядь её волос и дёрнул — не вырвал, но причинил ощутимую боль.
— Ладно. Принеси, когда будут готовы. Пойду футбол смотреть. И так уже половину пропустил.
Ночью Бартек толкнул её в спину и заорал:
— Кто такой, мать его, Леонард?
Кася открыла здоровый глаз. Из правого текло, веки слиплись. Она выпуталась из простыней и села, включила ночник. На улице шёл дождь — лило как из ведра, что отдельно пугало. Если Одер выйдет из берегов, блочные дома семидесятых в Козанове затопит.
— Ну же! — почти крича, потребовал Бартек. — Ты скакала вверх-вниз, будто тебя кто трахал, и кричала: «Леонард! Леонард! О господи, Леонард!»
— Извини. Наверное, кошмар приснился. Извини, пожалуйста, Бартек. Пойду приму «Золпидем».
— Никакой это был не кошмар! Тебе нравилось! Да ради бога, ты почти кончила! Так что — кто этот долбаный Леонард? Ты что, с кем-то встречаешься, пока я на работе? Встречаешься с каким-то dupek за моей спиной и трахаешься прямо в этой кровати?
Бартек откинул одеяло, задрал на Касе рубашку и сунул руку ей между ног. Потом понюхал собственные пальцы и ткнул их ей в лицо, едва не коснувшись кончика носа.
— Вот! — взревел он. — Я чую чужую сперму! Вот и доказательство! Ты и этот Леонард, кто бы он ни был! Башку бы тебе оторвать!
Кася задрожала, стремясь защититься, скрестила руки на груди.
— Бартек, ты это придумал! И вообще я ходила перед сном в душ! Не знаю я никакого Леонарда и никогда не стала бы тебе изменять, клянусь Богородицей!
— Не знаешь никакого Леонарда? А почему тогда звала его? «Ох, Леонард! Ох, Леонард! Засади мне, Леонард!»
— Вот такого я точно не говорила.
— Да ты так подскакивала, что и слов не надо было! Сомневаюсь, что тебе снились прыжки с трамплина!
— Не знаю я никакого Леонарда!
Бартек спустил ноги с кровати.
— Да ну? Тогда докажи. Покажи, что ты там печатаешь в ноутбуке днями и ночами напролёт. Только и делаешь, что печатаешь да глупо лыбишься при этом.
— Я пишу рассказы для детей, я же говорила. Про кролика Люка.
— На английском?
— Про это я тебе тоже говорила. Книги лучше продаются, если писать их на английском.
— Какая жалость, что я английского не знаю. Ну раз так, то показала бы мне, что пишешь. Я переведу это «Гуглом» и пойму, что ты говоришь правду.
— Ночь на дворе! Я устала! Выпью две таблетки «Золпидема», и спать! Просто перенервничала, Бартек, вот и все. Утром всё тебе покажу.
— Я хочу видеть твой ноутбук, стерва. Сейчас. Не завтра. Сейчас!
Бартек обошёл кровать и дёрнул Касю за рукав рубашки, так что швы под мышкой затрещали.
— Может, тебе и второй фонарь поставить, а? — произнёс он, подняв кулак.
Она села и посмотрела ему в лицо. Попыталась понять его настроение, понять, что сделало его таким жестоким и агрессивным. Наверное, все дело в том, что он день напролёт сидит за компьютером, подсчитывает колонки цифр, делает то, что говорят начальники — как забитый Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели». Ей явственно представились бесконечные столбцы цифр в его темно-серых глазах. А вот себя в этом отражении она совсем не видела, хотя сидела прямо перед ним.
Вот тогда-то она и поняла, что он совсем её не любит — по крайней мере, не в том смысле, который она вкладывала в это слово. Он думает только о себе и собственной неуверенности. И женился на ней только для того, чтобы повыделываться перед семьёй и друзьями — показать, что и он может подцепить хорошенькую женщину, — и компенсировать тем самым отсутствие самоуважения. Он никогда спрашивал, чего она хочет от жизни и что сделает её счастливой.
Итак, пришло время перестать его бояться — пусть говорит и делает что хочет. Ударит — ну и пусть, пережить можно. Она никогда ему не изменяла — в физическом смысле, но по крайней мере нашёлся человек, который ценит и уважает её такой, какая она есть.
— Ладно, — наконец произнесла она. — Если тебе этого хочется. Я покажу. Пусти меня, пойду за ноутбуком.
Она прошла в гостиную и вернулась с компьютером. Села на кровать, Бартек устроился рядом. У него изо рта до сих пор несло выдохшимся пивом — забыл почистить зубы перед тем, как завалиться в постель. И от подмышек его воняло луком.
— Если по-честному, — стараясь говорить спокойно, произнесла она, — я действительно знакома с человеком по имени Леонард.
— Чего?.. Да ты только что клялась, что не знаешь никакого Леонарда. Ты же, блин, поклялась!
— Я с ним переписывалась, но мы никогда не встречались. Он живёт в Англии, и он довольно знаменитый художник. Ну, не прямо знаменитый, но известный. Не думаю, кто когда-нибудь с ним увижусь, мы просто подружились, и все. Я не изменяла тебе, Бартек. Мы с Леонардом переписывались о самых обычных вещах — что делали днём, что ели на завтрак — и ничего больше. Он присылал мне фотографии своих картин, а я отправляла ему свои фото.
— Не эротические фотографии? Не фотографии своей cipa?
— Нет, конечно. Мне нравятся его картины, поэтому я добавилась к нему в друзья в «Фейсбуке». А потом мы как-то начали переписываться. Вот и все.
Она показала Бартеку экран с последними сообщениями от Леонарда. Муж отнял у неё ноутбук и начал прокручивать их вниз, все быстрей и быстрей.
— Ты писала ему сотни сообщений! Сотни! Им конца нет! А он тебе отвечал! И ты ещё говоришь, что не изменяла? Да это прямое доказательство измены! Вот стерва!
— Мне просто нужно было с кем-то общаться! С тем, кто понимает меня и любит то же, что и я! Те же книги и ту же музыку. Ты не разрешаешь мне выходить из дома, никуда не водишь! Тебе от меня нужна только еда и секс.
— А для чего ещё нужна жена? Давай же, скажи! Для чего ещё?
— Было бы неплохо, если бы ты не жрал как свинья и не был таким нулём в постели.
— Ах, я недостаточно хорош в постели, а? Поэтому ты во сне трахалась с этим Леонардом? Даже отсасывала ему, я полагаю? И чаще, чем мне! Какая же ты стерва!
Кася попыталась отнять ноутбук, но Бартек швырнул его через всю комнату, тот с клацаньем ударился о туалетный столик и разбил одну из её любимых статуэток — фарфорового ангела от Каролины Желаг. Ангел упал на пол и разбился на три части.
Кася, дрожа от злости, встала.
— Ну давай же. Ударишь меня, да? Струсил? Или испугался, что я расскажу Леонарду, как ты со мной обращаешься?
Бартек потряс головой и выплюнул:
— Леонард. Ха! О Леонарде можешь забыть. Я разберусь с этим твоим Леонардом, уж будь уверена. Ни один dupek не будет трахать мою жену. Только не мою жену. Даже во сне.
Леонард увидел Касю под деревьями у Лэнгли-Вейл, когда возвращался через Даунс. День был погожий, тёплый, на небе ни облачка, хотя и довольно ветрено. Леонард сходил в паб «Коновязь» рядом с Эпсомским ипподромом, пропустил там пинту пива, съел сэндвич с ветчинным салатом и теперь направлялся домой, собираясь закончить иллюстрацию к «Войнам фей».
Даже издалека было видно, что это, несомненно, Кася — светлые волосы развевались на ветру, ни с кем не спутаешь. Впрочем, ещё кое-что: серебристо-белый жакет, что был на ней в их встречу в Уолтоне-на-Холме, и те же красные брюки. И странное дело, но больше никого в Даунс не было, даже жокеев, которые выводили лошадей для занятий рядом с Таттенхем-Корнер.
Даже в пабе было почти пусто, за исключением персонала и четырёх-пяти клиентов. Обычно в такие солнечные дни здесь яблоку негде упасть.
— Давно ждёшь? — спросил он Касю, когда подошёл ближе.
— Не очень. Да и потом, я не против. День такой хороший.
— Твой глаз вроде получше. — Он взял её за руку, и они вместе пошли по тропинке. Пурпурный синяк уже сошёл, пожелтел, и припухлость прошла.
— Приложила сырую картофелину. — Она улыбнулась. — По бабушкиному рецепту.
— Моя мама всегда лечила меня травами. Арника, чай с календулой и все такое.
— Вот бы и для меня нашлось такое лекарство, — произнесла Кася. Они поднялись на вершину холма, трава здесь доходила до колена и пестрела нивяником и пышными соцветиями жёлтой кашки. Ветер здесь оказался сильнее, трава шла рябью и шуршала, будто в ней резвились весёлые призраки. И на дороге в Даунс не было ни души — даже в отдалении, на пути в Суррей и Беркшир.
— Не падай духом, — сказал Леонард. — Я буду твоим лекарством.
Он обнял её, убрал с лица пушистые волосы и поцеловал её в лоб, а потом в губы.
— Думаю, единственное лекарство — это чашка отравы для Бартека.
— Ты же можешь от него уйти, так?
— Но он прав. Мне некуда идти. У моей сестры Оли нет места — дети все-таки, а мама болеет. Да и денег у меня, считай, нет. Я чувствую себя мышью, которая позарилась на сыр и попала в мышеловку.
— Ты же сама говорила, что любовь остаётся свежей, даже когда сыр заплесневел.
— Я чувствую себя такой беспомощной, что даже плакать не могу. Леонард, честно, у меня даже слёз не осталось.
Леонард слова поцеловал её.
— Я с тобой, Кася. Я всегда буду с тобой, и не важно, как все обернётся.
Она осмотрелась.
— Так тепло. Здесь красиво.
Она молча сняла жакет и бросила его в траву. Потом через голову стянула розовую футболку, завела руки за спину, расстёгивая бюстгальтер.
Наклонилась, чтобы расстегнуть липучки на туфлях. Потом привстала на цыпочки и начала коротко и быстро целовать Леонарада — будто пчела, которая собирает нектар с цветка. Не останавливаясь, расстегнула пояс и спустила с бёдер брюки.
Леонард только головой покачал от приятного удивления, когда она уселась среди травы и жёлтых цветов, чтобы снять брюки, а потом стянуть кружевные белые трусики. Отбросила их в траву, и они повисли среди нивяника.