– Как?… Откуда… известно? – с трудом выдавила она.
– Не надо было болтать! – пригвоздила ее Мажарова.
Валентина Павловна почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Но Нина продолжала:
– Меня три часа мучил следователь… Я, конечно, все отрицала… Но ведь на деньгах ваши отпечатки пальцев! Ваши, понимаете!… Он показал мне экспертизу… Отпереться вам теперь не удастся…
– Господи! – охнула Валентина Павловна.– Я-то в чем виновата?
– Как в чем? В даче взятки!
– Деньги… Отпечатки… Взятка… Ниночка, дорогая, что же делать? – заломила руки Крюкова.– И… И кого арестовали? Вы не объяснили…
– Человека, через которого устроили Игоря…
– Ага, понимаю,– машинально кивнула Крюкова.
– Он же и квартиру вам делал…
– Что же теперь будет?– Валентина Павловна с ужасом посмотрела на девушку.
– Что, что! – в отчаянии хрустнула пальцами Мажарова.– Ждать ареста! Уже есть ордера. И на меня, и на вас… Мне их следователь показывал… Ах, какая же я дура! – Нина снова залилась слезами.
– А Сергей Николаевич?… Неужели он?…– с надеждой прошептала Крюкова.
– Замолчите! Не позорьте его светлое имя! – закричала на нее Мажарова.– Мало того что вы разбили мое счастье…
Крюкова бухнулась перед ней на колени.
– Простите, Ниночка! Простите! Скажите, что можно?… Что я могу?…
– Поздно!… Поздно!…
Девушка всхлипывала тише и тише.
– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать,– словно саму себя убеждала Крюкова, расхаживая по комнате.– Ну, давайте подумаем вместе, помозгуем!…
– Есть еще один человек,-нерешительно произнесла Мажарова.– Друг Сергея… К тому же хорошо знаком со следователем…
– Так-так-так,– присела рядом Крюкова, внимая каждому слову девушки.
– Мне удалось узнать… У следователя вторая семья… Алименты… Он может пойти… Надо ему…
– Дать?– обрадовалась Валентина Павловна.– Дадим! Сколько?
– Да погодите вы! – оборвала ее Мажарова.– Уже раз дали…
– Молчу, молчу,– прижала руки к груди Крюкова.
– Надо ведь с умом… Не пойдешь же прямо…– Нина замолчала, вздохнула, приложила пальцы к губам – думала.
Валентина Павловна почтительно ожидала.
– Эх! – сказала в сердцах Мажарова.– Не доверяю я вам!… Не умеете вы держать язык за зубами…
– Теперь буду держать! Клянусь сыном!
– Значит, следователю десять, не меньше,– хмуро произнесла Нина.
– Десять тысяч?! – вырвалось у Крюковой.– Откуда у меня?
Мажарова смерила ее презрительным взглядом, как когда-то Фаина Петровна Вольскую-Валуа.
– Хорошо,– зло усмехнулась она,– выпутывайтесь сами… А уж я как-нибудь позабочусь о себе…
– Десять, так десять,– обреченно кивнула Крюкова.– Но где гарантия, что все кончится и нас не тронут?
– Возьмет деньги – будет связан с нами одной веревочкой… Но главное слово за прокурором,– железным голосом продолжала Мажарова.
– Еще и ему? – простонала несбывшаяся квартировладелица в роскошном доме на Сиреневой набережной…
Подсчитывали и рядились до позднего вечера.
Громко, как это почему-то принято в ресторанах, играл оркестр, на столе были выставлены самые дорогие закуски, те, которые не заказывают женам; торчала из серебряного ведерка бутылка шампанского для дамы, а для кавалера стоял марочный коньяк, лежала пачка «Мальборо» и сногсшибательная японская зажигалка. Был уют и интим. Но разговор за столом шел не интимный. Просто дружеский. Ибо Антон не претендовал на руку и сердце Нины. Он зашел к ней в общежитие грустный и пришибленный от последних неудач – никуда его петь не брали.
– Прошвырнемся в кабак? – предложила Мажарова.
Ремизов выразительно вывернул карманы брюк.
– Я приглашаю,– сказала Нина.
В «Прибой», естественно, не пошли. Но в Южноморске имелись рестораны не хуже.
Бывший солист ансамбля «Альбатрос» много пил, но не хмелел. И плакался собеседнице в жилетку.
– Предки пилят – повеситься хочется,– говорил он, смоля одну сигарету за другой.– В тунеядцы записали…
– Тебе же нельзя курить, Антоша! – переживала за него Нина.– Голос ведь!…
– На кой он мне теперь! – отмахнулся Ремизов.– Пойду на сейнер… Когда-то я ходил на путину… Возьмут.
– Хватит кукситься! – бодрилась Мажарова, сама наполняя бокалы.– Вот приедет Сергей Николаевич…
– Только на него вся надежда,– вздохнул Ремизов.
У Нины настроение было несколько лучше. В ресторанах она забывалась. Казалось, что именно здесь начинается настоящая жизнь. Особенно когда с легкостью швыряешь на стол для расчета крупные купюры…
Перед тем как уходить, Нина достала из сумочки пачку десятирублевок с банковской бумажной лентой и, распечатав, отсчитала небрежно несколько штук. Ремизов, не скрывая зависти, произнес:
– Есть же люди…
– Такого добра у меня…– усмехнулась Мажарова, бросая в сумку остальные деньги, словно это была мелочь.
Антон недоверчиво покачал головой.
– Не веришь? – несколько обиделась девушка.
Она достала из сумки сберегательную книжку, раскрыла ее и протянула Ремизову.
Тот присвистнул.
Сумма настолько поразила его, что он долго не мог прийти в себя. Дар речи вернулся к Антону только в такси.
– Знаешь, какая у меня идея,– решил поделиться он с Мажаровой.– Все равно болтаюсь без дела… Хочу на недельку в Москву махнуть… Брательник обещал одолжить мне башлей… Поразвеюсь там… Заодно попробую найти Роберта…
– Референта Сергея Николаевича? – заволновалась Нина.
– Да, Зайцева… Не знаю, удобно ли…
– Удобно, удобно! – горячо заверила Мажарова.– И зачем Роберта? Ты уж, Антоша, найди самого Сергея Николаевича… Впрочем, вряд ли он в Москве, не то объявился бы… Но ты узнай адрес…
– А как? – спросил Ремизов.
– Очень просто,– ответила Нина.– В паспортном столе.
– Это мысль! – согласился Антон.– Но я знаю, что есть люди, адреса которых не дают. И номера телефонов тоже.
– А ты постарайся! Понимаешь, это ведь не только для меня! Сережа и тебе обещал кое-что…
Для того чтобы Ремизов мог посвятить в Москве поискам Виленского столько времени, сколько понадобится, Мажарова отвалила ему двести рублей.
В Южноморске догорал бархатный сезон, самый пленительный для курортников, а в столице стояла холодная осенняя погода, с ветром и мокрым снегом.
Ремизов бегал по Москве с красным насморочным носом, отчаянно зяб в плаще. А побегать пришлось изрядно.
В Мосгорсправке ему дали адреса нескольких Виленских, а также десятка два Зайцевых. И жили они в разных районах столицы.
Отправляясь каждый раз по очередному адресу (частенько к черту на кулички), Ремизов с замиранием сердца ожидал увидеть знакомое лицо. Но список адресов постепенно исчерпывался, а это оказывались другие Сергеи Николаевичи и Роберты Ивановичи.
Остановился Антон у дальних родственников (седьмая вода на киселе), которых явно стеснял, и день ото дня чувствовал, что весьма осчастливил бы их, уехав в свой родной Южноморск.
Когда все адреса кончились, Антон попытался найти дорогих сердцу гостей его города каким-либо другим способом. Зашел в несколько министерств в центре Москвы, сумел даже попасть на Центральное телевидение (пропуск через знакомых устроили все те же родственники). Но, увы, никто не слышал о члене коллегии Виленском, а тем более о его референте Зайцеве…
Разошлись деньги, взятые взаймы у брата и презентованные Мажаровой. На последние Антон купил билет в Южноморск. На купейный вагон не хватило.
Ремизов приехал на вокзал за полтора часа до отхода поезда. Ему осточертела Москва, с ее толчеей, переполненным транспортом, промозглой погодой и бесприютностью. Антону уже не нужны были ни Виленский, ни Зайцев – поскорее бы домой, на солнышко, к морю. Что скажет Нина, ему было наплевать. Пусть едет в столицу сама. А он сыт по горло…
Южноморск, родной ресторан «Прибой», где он пел по вечерам, Ремизову теперь казались раем.
Антон стоял возле буфета, дожевывая булочку, с каким-то облегчением думал: слава богу, он не будет наконец видеть эту толпу людей, бесконечно текущих откуда-то и куда-то. Нескончаемый поток безликих индивидуумов…
И вдруг…
Сначала Антон подумал, что ему померещилось. Но когда он получше вгляделся в человека в длинном кожаном пальто, покупающего газету в киоске «Союзпечать», то чуть не вскрикнул от радости.
Это был Роберт Иванович Зайцев.
Зайцев взял сдачу, на несколько секунд задержался, разглядывая в витрине обложки журналов, и этого времени хватило, чтобы Ремизов сумел продраться к нему сквозь поток людей.
– Роберт! – срывающимся от волнения голосом крикнул Антон, боясь, что тот исчезнет, поглощенный человеческим коловоротом.– Роберт Иванович!…
Зайцев удивленно посмотрел в его сторону. И когда Ремизов подбежал к референту, тот улыбнулся.
– Антон! Ты? Какими судьбами?
– Понимаешь… поезд…– счастливо лепетал Ремизов, тряся руку доверенному лицу Виленского.– Через час… Как я рад… И вот – уезжаю…
– А-а, уезжаешь… Я думал, тебе в город. А то мог бы подвезти. У меня машина…
– Роберт Иванович, я вас искал… И Сергея Николаевича! – сыпал Ремизов, стараясь сообщить самое главное.– Нина просила…
Они отошли в сторонку. Антон рассказал референту Виленского, как любит своего жениха Мажарова, как переживает и томится.
– Патрону приятно будет услышать это,– сказал Зайцев.– А вообще как она?
– Нинон? Процветает…
И он поведал Зайцеву о тех нарядах, какие невеста Виленского приобрела для будущей жизни в Москве, сколько у нее на сберкнижке и что именно Нина командировала его в столицу на поиски Сергея Николаевича.
– Уж скорее бы он приехал,– заключил Ремизов.– А то она устала ждать… Отчаялась…
– А зря,– нахмурился Зайцев.– Патрон сам извелся… • '
– Где он? – вырвалось у Ремизова.
– Э, брат, чего хочешь знать,– похлопал его по плечу Роберт Иванович.– Как ты думаешь, держал бы меня Сергей Николаевич, не умей я хранить государственные секреты?
– Прости, старик,– сказал Ремизов, снова переходя на тот тон, который установился у них там, в Южноморске.– Значит, можно передать?…