– Не только можно – нужно! Днями нагрянем в ваш благословенный город… Насколько мне известно,– многозначительно улыбнулся Зайцев.
– Слушай, Роберт, а меня ты не забыл? – решился наконец напомнить о своих делах Антон.
– Господи! – вздохнул референт.– Провинция есть провинция… Это у вас там сплошной треп, а здесь, в столице…
– Ну и как? – загорелись глаза у бывшего солиста ансамбля «Альбатрос».
– Послушай, старина,– серьезно начал Зайцев,– был о тебе разговор где надо… Тебя пригласят в ЦеТе в этом году…
– На Центральное телевидение! – воскликнул Ремизов.
– Да, на конкурс. Но в этом году ты лауреатом не будешь. Усек?
– Усек,– несколько погрустнел Антон.
– Только дипломантом,– чуть усмехнувшись, продолжал Зайцев.– А вот на следующий год… Понял? Тактика.
– Вот теперь ясно, как апельсин,– расплылся в улыбке Ремизов.
– Получишь первую премию. Это даст тебе право претендовать на положение солиста Всесоюзного радио и Центрального телевидения…
– Спасибо… Я… Спасибо…– Антон схватил руку Роберта и долго тряс ее.
– Дальше – дело за тобой,– осторожно освободился от него Зайцев.– Фестивали в Варне, Со-поте, Сан-Ремо… Старайся сам. Наше дело – вывести на орбиту…
Объявили посадку. Зайцев взял адрес общежития Мажаровой и на прощанье облобызал Ремизова.
Среди пассажиров этого поезда Антон был самым счастливым человеком.
Референт Виленского знал, что говорил. Телеграмма, пришедшая буквально через пару дней после возвращения Ремизова в Южноморск, сообщала, что Сергей Николаевич вылетает к невесте. Заветное послание отнесла к Мажаровой сама Раиса Егоровна.
– «…Обнимаю, целую, твой Сергей»,– дочитала Нина и, обняв комендантшу, закружила по комнате.– Видите, видите! Едет… Летит!
– Радуйся, голубка, радуйся, твое дело такое,– расчувствовалась суровая управительница женского общежития.– Встречай своего суженого…
– Раиса Егоровна,– воспользовалась случаем Мажарова,– ничего, если мы устроим прием здесь?
– Зачем же здесь,– солидно ответила комендант.– В красном уголке будет сподручнее… Жених-то твой не простой смертный…
– Нет-нет! – поспешно отказалась Нина.– Спасибо. Мы уж в нашей комнате… Уютней. И без особого шума…
– Ну, смотри сама. Я хотела, как лучше…
Но особенно торжествовала Мажарова, когда с работы вернулась Вера. Дав ей прочесть телеграмму, Нина не без ехидства сказала:
– Ну что, съела? Так кто мошенник?
– Брось, Нинча,– смутилась подруга.– Нашла о чем вспоминать…
– А ты говорила: бросил, потому что общежитская,– не унималась Мажарова.– До чего же вы все примитивные! Потому что серые… А для Сережи главное – человек! Поняла?
Вера полностью признала свое поражение и, чтобы замолить свою вину, взялась помогать в устройстве банкета по случаю приезда Виленского.
А подготовка развернулась грандиозная. Раиса Егоровна не пожалела даже ковровую дорожку, которая покидала каптерку в особо важных случаях, например, если обещало нагрянуть высокое начальство или другая какая авторитетная комиссия.
В день приезда Сергея Николаевича из кухни на этаже, где жила Нина, разносились по общежитию ароматы, сводившие с ума всех обитателей, привыкших к постным запахам столовки. Это колдовала Полина Семеновна.
Ремизов снова бегал по магазинам, заглянул по знакомству в буфет «Прибоя».
Приближался торжественный час. В комнате Нины и Веры был накрыт стол. Такой, за который не стыдно было посадить Виленского.
Мажарова, одетая в новое платье (результат последнего визита Фаины Петровны) и туфли, не могла найти себе места.
Вера и Антон дежурили внизу, в вестибюле, чтобы торжественно встретить и проводить жениха к невесте. Вольская-Валуа несла вахту на кухне у духовки, в которой томилась индейка.
И когда в дверь раздался стук, Мажарова подскочила к ней в один миг.
В комнату ввалилась Крюкова. Она была в стареньком платье, сбившейся косынке и с узелком в руках.
Мажарова так и застыла с открытым ртом.
Валентина Павловна, не поздоровавшись, плюхнулась на стул.
– Нина, вы передали кому надо деньги?– задыхаясь спросила она.
– Конечно! – пришла наконец в себя девушка.– Но почему вы здесь? Вас не должны видеть у меня! Ни в коем случае!
Но Крюкова ее не слушала.
– Звонили… Инспектор…– лепетала она в ужасе.
– Откуда? Какой еще инспектор? – опешила Мажарова.
– Откуда же еще могут, как не из милиции… Про ордер говорили…
– Ордер? – воскликнула Нина.
– Ну да! Вы же сами говорили, что следователь показывал ордер на арест…
– Что вы мелете? Никто нас арестовывать не собирается! И кто вам сообщил такую чушь? – зло сказала Мажарова.
– Игорь… Сын… Меня не было дома… Позвонили. Сказали, чтобы я пришла сегодня же… Умоляю, пойдемте вместе. С повинной… Расскажем, как было…
– Успокойтесь! Слышите! Возьмите себя в руки!– зашипела на нее Мажарова.– Дело закрыли, понимаете, закрыли! И мне твердо заявили: все концы в воду…
Валентина Павловна замотала головой.
– Я читала, что чистосердечное признание учитывается,– продолжала она.– Это наш единственный шанс… Я вот уже и вещички собрала,– показала Крюкова узелок.
И сколько Нина ни пыталась ее разубедить, что идти в милицию ни в коем случае не надо, Валентина Павловна твердила свое…
Впервые я соприкоснулся с этой историей, когда ко мне позвонил в конце рабочего дня дежурный по горуправлению внутренних дел майор Крылов.
– Товарищ Измайлов,– сказал он,– у меня тут один посетитель… Что-то непонятное произошло с его женой… Можно, мы подъедем к вам?
– Конечно,– ответил я.
Минут через двадцать в мой кабинет уже входил Крылов с взволнованным мужчиной лет сорока пяти. Он представился: Юрий Алексеевич Крюков.
По словам кандидата наук, он, вернувшись из длительной командировки, застал дома странную картину. Дверь была не заперта, в квартире – ни жены, ни сына. Более того, исчезли почти все вещи: мебель, посуда, ковры, телевизор, транзисторный приемник, стереоустановка, шуба и дорогие платья жены, библиотека, которую они столько лет собирали для сына. Но самое удивительное – на подоконнике он нашел записку от супруги.
«Юлик, дорогой! – писала жена.– Прости! Я виновата перед тобой и Игорьком. Проклинаю себя! Господи, почему я не послушалась тебя? Я запуталась, связалась со взяточниками. Пришлось продать все. Теперь меня должны взять под стражу. Я решила пойти в милицию с повинной. Люблю тебя и сына. Твоя Валентина».
Сумбурная записка. Прочтя ее, Крюков бросился к соседям. Но никто не знал, где его жена, где сын Игорь и что, собственно, произошло. Юрий Алексеевич побежал в ближайшее отделение милиции. Там его жена не появлялась и о решении арестовать ее не было известно.
Крюков на этом не успокоился и добрался до городского управления внутренних дел. Майор Крылов по его просьбе обзвонил по телефону все райотделы милиции, районные прокуратуры, но ничего не узнал о судьбе Валентины Павловны. (Что никто из следователей городской прокуратуры не арестовывал Крюкову, я знал: за санкцией пришли бы ко мне.)
Я попытался выяснить у убитого горем супруга, о каких взятках идет речь в записке. Крюков клялся, что понятия не имеет. Мне показалось, что он был искренен. Его больше всего пугало, что с женой. А вдруг она что-нибудь с собой сделала? Основания для тревоги, как я выяснил, были нешуточные. И вообще, вся эта история весьма настораживала.
Мы посоветовались с Крыловым, как быть. Майор предложил, чтобы этим делом занялся угрозыск. И вызвал двух сотрудников из горуправления милиции – старшего инспектора капитана Линника и лейтенанта Гурко. Они уехали вместе с Крюковым, пообещав доложить мне о результатах своих действий.
Часа через два позвонил Линник и взволнованно сообщил, что приедет с известиями чрезвычайной важности.
– Крупная птица попала к нам в руки,– сказал капитан.
– Жду,– ответил я.
Через пятнадцать минут он уже входил в мой кабинет.
– Крюкова-таки пришла в милицию,– первым делом доложил старший инспектор угрозыска.– Правда, долго шла. Никак не решалась, бродила по городу… А теперь по порядку…
Как следовало из его рассказа, из прокуратуры они первым делом направились в дом на Молодежном проспекте, где застали сына Крюковых, Игоря. Вот уж за кого нужно было по-настоящему опасаться! Оказывается, сегодня днем мать призналась сыну, что в университет он поступил за взятку. Рассказала она ему и то, что связалась с каким-то человеком, который обещал устроить им квартиру на Сиреневой набережной. Тоже за приличную мзду. И все это, по словам Валентины Павловны, вскрылось. Не помогли ни деньги, ни связи. И теперь ее ожидала тюрьма.
Игорь был потрясен Он не помнил, как убежал из дома и где бродил.
Капитан Линник попытался выяснить у парня, кому именно мать давала взятки? Игорь сказал, что не знает. По его словам, Валентина Павловна последнее время имела какие-то дела с Ниной Мажаровой, племянницей их соседа.
Линник и Крюков решили поговорить с дантистом – благо лишь перейти лестничную площадку.
Михаил Васильевич Мажаров ничего не мог сообщить о Нине и ее отношениях с Крюковой. Но в это время приехала его родственница, Полина Семеновна, с просьбой одолжить на вечер столовые приборы для какого-то торжества, которое намечалось в общежитии у Мажаровой.
Вольская-Валуа решила, что Линник и Гурко (они были в штатском) – какое-то городское начальство, которое хочет торжественно приветствовать Виленского, и потому обрадовалась их желанию быть гостями Нины.
Поехали в общежитие. И Крюков тоже. По дороге Вольская-Валуа охотно рассказала о своей племяннице, о ее счастливой звезде – такого жениха отхватила! Когда Линник стал осторожно выспрашивать, как выглядит Виленский, бывшая наездница не жалела эпитетов, описывая будущего родственника.
– Вы не можете себе представить,– признался капитан,– я прямо ушам своим не поверил… Все сходилось! И внешние приметы, и способ действия… Ведь мы буквально позавчера получили ориентировку! А главное, этот самый Виленский «работал», как обычно, с напарником…