Вела она себя несколько начальственно и на все вопросы отвечала самым категорическим тоном.
– Вы вызывали инфекционного врача?
– Я сама врач,– усмехнулась Жигалина.– И достаточно опытный, уверяю вас.
– Но держать заразного больного…– начал было Олег Петрович.
– Поэтому мы изолировали его от остальных,– перебила следователя Жигалина.– Даже кормили в палате, чтобы исключить контакт с другими больными.
– Но это нарушение,– не удержавшись, резко сказал Шляхов.
– В какой-то степени, да,– согласилась замдиректора.– Но попробуйте встать на мое место. Человека кладут в больницу с заболеванием нервной системы. Подчеркиваю, нервной! И вдруг я обнаруживаю у него гепатит. Сразу оговорюсь: форма не острая… Так что же прикажете делать? Переводить его в другую больницу? Дополнительно травмировать? – Она посмотрела на Шляхова долгим взглядом и, не дождавшись ответа, продолжила: – Я приняла, на мой взгляд, самое правильное решение: оставить Иванова в неврологическом отделении… Хорошо, пусть меня за это накажут. Но моя совесть врача спокойна.– Жигалина помолчала и добавила: – Для вас он – преступник, а для нас просто больной. Мы должны прежде всего думать о его здоровье, как его вылечить… Между прочим, на войне даже врагу я была бы обязана оказать врачебную помощь. Понимаете, получая диплом после окончания института, я давала клятву Гиппократа! – уже с пафосом закончила Жигалина.
После допроса Шляхов зашел к Папахину.
– Значит, говоришь, защищалась, как лев? – сказал тот, выслушав Олега Петровича.
– Не пойму только, кого она защищала,– поправил Шляхов.– Что были допущены грубые нарушения – ясно. Но меня смущает еще одно обстоятельство. Выяснилось, что Жигалина лечила в клинике только Иванова. Понимаешь? Только один подопечный.
– Чем она это объясняет? – спросил Папахин.
– Говорит, лечила Иванова с первого раза его поступления в клинику. А теперь якобы ее нагрузили столькими административными делами, что на других больных, нет времени.
– Что же получается,– подытожил Александр Владимирович.– У Иванова персональный врач, персональная четырехместная палата, и даже еду ему приносят отдельно…
– Прямо номер люкс в гостинице,– кивнул Шляхов.
– А почему она допустила, что некоторое время с ним лежал Алтаев?
– По ее словам, она была категорически против, но настоял врач Алтаева.
– И это несмотря на то, что Алтаев мог заразиться?– покачал головой Папахин.
– Вот я и хочу выяснить. Насчет гепатита, насчет Алтаева и другого-прочего… Правда, Алтаева выписали из клиники девятого декабря. За два дня до одиннадцатого числа.– Олег Петрович посмотрел на часы – Я пошел. Жду Алтаева на допрос.
– Когда закончишь, дай знать,– попросил Папахин.– Проведем опознание. Может, кое-кто из соучастников Иванова навещал его в больнице…
Вадиму Алтаеву шел двадцать первый год. Невысокого роста, смуглый, с монгольским разрезом глаз, он был явно напуган вызовом в милицию.
Шляхов постарался успокоить его и спросил:
– Чем болеете?
– Рука иногда отнимается,– как-то по-детски пожаловался парень.– А я работаю маляром…
– Когда поступили в клинику нервных заболеваний?– задал вопрос следователь.
– В прошлом году, первого декабря…
– В какой палате лежали?
– В двести пятнадцатой. Очень хорошая палата, большая, два стола, цветной телевизор… И еще только один человек.
– Как звали вашего соседа?
– Владимир Кириллович,– с нескрываемым уважением произнес Алтаев.– Мастер спорта по борьбе, выступал на международных соревнованиях. И вообще– мужчина в порядке.
– В каком смысле?
– Да стоит на один только костюмчик посмотреть! «Адидас»! Красного цвета, здесь белые полоски,– показал вдоль рукава опрашиваемый.– Рублей триста стоит, не меньше.
Он постепенно успокоился и разговорился. По его словам, Иванов жил в больнице, словно у Христа за пазухой. Готовили ему отдельно – бифштексы, цыплят табака и другую снедь. Друзья приносили шампанское и коньяк.
– Он даже курил в палате,– сказал Алтаев.– «Мальборо»…
Про цветной телевизор, изысканную кухню и курение в палате Шляхову раньше никто не говорил. И все, что сообщил Алтаев, сильно насторожило следователя.
«По мановению чьей же волшебной палочки был создан такой комфорт? Можно сказать, роскошь?» – думал Олег Петрович.
Когда он коснулся вопроса, за что Алтаев был выписан из клиники, тот запальчиво произнес:
– Иванову можно, а мне нельзя, да?!
– Что именно можно? – уточнил Шляхов.
– Так он в любое время уезжал из больницы! На своих «Жигулях»! Машина все время у корпуса стояла…
– И часто он отлучался? – спросил следователь, с волнением поняв, что наконец-то приближается к тому, что безуспешно пытался выяснить столько времени.
– За восемь дней, которые я лежал в больнице, он раза четыре уезжал. На всю ночь. А мы с приятелем всего один раз – и нас тут же турнули… Конечно, Владимир Кириллович с Жигалиной вась-вась. Я его просил, чтобы он поговорил с ней. Он пообещал, но так ничего и не сделал… Я звонил ему в больницу несколько дней подряд, но его там не было… Ни утром, ни днем, ни поздно вечером…
– Постойте, постойте,– сказал Шляхов,-уточните, когда именно вы звонили ему.
– Меня выписали девятого,– стал загибать пальцы Алтаев.– Я названивал десятого, одиннадцатого, двенадцатого. И все впустую. Даже попросил медсестру записать номер моего телефона, чтобы Иванов обязательно позвонил ко мне домой…
– Вы не помните, кто именно записывал ваш телефон?
– Тамара. Я ее по голосу узнал…
Тамара Проценко – это та самая медсестра, которая находилась в отпуске…
– И Владимир Кириллович звонил вам?
– Какое там! Он, наверное, даже забыл, как меня звать… Что я для него? Мелочь… Если он с самим Александром Медведем дружил… Если наш знаменитый борец, олимпийский чемпион… Иванов рассказывал, что знаком с ним…
Уточнив кое-какие детали, Олег Петрович сказал:
– К вам будет еще одна просьба, Вадим… Вы сможете опознать по фотографиям людей, которые навещали в клинике Иванова?
– Это запросто,– с готовностью согласился парень.
Шляхов позвонил Папахину. Было проведено опознание. Алтаев указал на три фотографии. На одной был изображен сам Иванов, на другой – его приятель Черешня, на третьей – некто Соснов…
– Вот эти,– пояснил Алтаев, показывая на Черешню и Соснова,– приходили в больницу чуть ли не каждый день… Все в фирмовых шмотках…
– О чем они говорили? – задал вопрос Папахин.
– Откуда я знаю… Когда они начинали выпивать и закусывать, я выходил из палаты… Неудобно…
Подписав протокол опознания, Алтаев ушел.
– Кажется, одна серьезная зацепка есть,– сказал Шляхов.
– Имеешь в виду звонки Алтаева в больницу? – спросил Александр Владимирович.
– Ну да! Иванов ни разу не подошел к телефону. Ни десятого, ни одиннадцатого, ни двенадцатого декабря… Медсестра все время отвечала, что Иванова в палате нет.
– А может, она просто не хотела утруждать себя? К тому же вроде бы пациентам запрещено пользоваться служебным телефоном,– размышлял Папахин.
– Алтаев говорит, что был с той медсестрой в хороших отношениях… И потом, кого звали к телефону? Иванова! Насколько я знаю, все нянечки и медсестры рады были услужить ему.– Олег Петрович вздохнул.– Жаль, все еще не могу допросить Тамару…
– Процепко? – уточнил Папахин.
– Да. В отпуске она. Но скоро приедет…
Шляхову удалось выяснить, что в декабре 1980 года в палате номер 215 вместе с Ивановым лежал еще один больной – Шухмин Юрий Карпович. Следователь вызвал Шухмина повесткой.
Свидетелю было тридцать лет. Высокий, худощавый, с заметным шрамом у виска. Из его анкетных данных следовало, что Шухмин нигде не работает, так как является инвалидом второй группы. Несколько лет назад он получил черепно-мозговую травму – попал на мотоцикле в аварию. Периодически ложился в больницу.
– Когда лежали последний раз? – спросил Шухмина следователь.
– Ну, зимой… Прошлой…– после долгого размышления ответил Шухмин.
Олег Петрович уже обратил внимание на то, что у допрашиваемого как бы заторможенное мышление. Прежде чем ответить на вопрос, он некоторое время думает.
«Вероятно, это результат травмы»,– решил Олег Петрович.
– Где лежали? – продолжал он допрос.
– В клинике… этой… нервных болезней…
– Какого числа госпитализировались?
Шухмин надолго уставился в пол.
– Точно сейчас не помню,– наконец ответил он и добавил: – Как получил направление…– Судя по талону направления на госпитализацию, выданному Шухмину в районной поликлинике, и записям в истории болезни, это произошло 11 декабря 1980 года.
В день, когда случилось происшествие в Свердловске!
– Жена собрала вещи… поехал в больницу… Положили в тот же день…
– А номер палаты можете назвать? – спросил Олег Петрович.
– У входа сразу, направо…
– Двести пятнадцатая? – подсказал Шляхов.
– Да, двести пятнадцатая,– кивнул Шухмин.
– Когда вас поместили в нее, кто там еще был?
– Мужчина. Борец бывший.– Шухмин наморщил лоб.– Иванов Владимир Кириллович.
– Он куда-нибудь отлучался за время вашего пребывания в больнице? – задал вопрос следователь.
– Нет. Все время был на месте.
– А когда вас выписали?
– Через две недели…
У Шляхова, что называется, опустились руки.
Выходит, у Иванова на самом деле алиби?
Олег Петрович задал еще несколько уточняющих вопросов и предъявил Шухмину для опознания фотографии людей, которые, как показал Алтаев, навещали Иванова в больнице,– Черешни и Соснова. Шухмин сказал, что никого из предъявленных на снимках никогда не видел, в том числе Черешню и Соснова.
Шляхов отпустил свидетеля.
«Что же делать? – размышлял Олег Петрович.– Пойти к начальству и доложить, что я зря трачу время? Что надо искать другого человека, который действительно обобрал Татариновых?»
Шляхов прикидывал так и эдак. Факты вроде говорили: Иванов тут ни при чем.